Попадались жестокосердные люди. Они указывали пальцами на изможденного оборванца, держащего в руке горящую свечу. Рядом с ним, сонно качаясь, стояла дряхлая кляча, и, казалось, ее ребра вот-вот проткнут облезлую шкуру. Но большинство встречных жалели измученного нищего и делились с ним последним куском хлеба. Так Раньеро познал доброту простых людей.
«А ведь я раньше просто не замечал этих бедных неприметных людей, – с удивлением думал он. – Мне казалось, они, как комья грязи, прилипшие к моему дорогому плащу, только мешают в пути. А теперь я знаю: под убогой одеждой часто бьется золотое сердце…»
В конце концов Раньеро добрался до Константинополя. Но как еще недостижимо далека родная Флоренция!
«Если Пресвятая Дева пожелает, я все-таки выполню свой обет», – часто говорил он себе.
Раньеро проезжал по гористой местности Киликии, когда со страхом заметил, что его запас свечей вот-вот кончится. А он-то надеялся, что их хватит до конца пути.
«Это последняя свеча, – в смятении подумал Раньеро. – Что я буду делать, когда она догорит и погаснет? Кругом пустынно и безлюдно. Значит, вот как бесславно кончатся все мои надежды…»
Вдруг он услышал тихое стройное пение. Оно, казалось, поднималось к самому небу.
Раньеро увидел толпу паломников. Они поднимались на гору, к маленькой часовне, и каждый держал в руке горящую свечу.
«Какое счастье! – подумал Раньеро. – Конечно, эти набожные люди поделятся со мной. И тогда мне хватит свечей до самой Флоренции».
Раньеро бегом спустился с горы навстречу паломникам.
– Прости нас, бедный странник, – сказал старик в белых, ниспадающих до земли одеждах. – Мы бы с радостью помогли тебе, но, увы, это невозможно. Видишь вон ту часовню из белого камня на вершине горы? Рядом с ней – могила святого угодника, покровителя нашего города. Мы идем поклониться его блаженному праху. Каждый из нас в память о нем должен оставить в часовне зажженную свечу. Таков обычай, и никто не вправе нарушить его!
– Дайте мне хоть маленький огарок! – взмолился Раньеро.
Но седобородый старик только с сожалением покачал головой.
К Раньеро подошла сгорбленная старуха с красными слезящимися глазами.
– Вон там вдалеке идет женщина, не смея приблизиться к нам. У нее целая связка восковых свечей. Она предлагает их каждому встречному. Но никто не берет их у нее, потому что эта женщина больна проказой. Тот, кто возьмет у прокаженной свечу, получит вместе с ней и ее болезнь…
Раньеро взглянул, куда показывала старуха, и увидел высокую стройную женщину, с ног до головы закутанную в темный плащ. Лицо и руки у нее были обмотаны тряпками в кровавых и гнойных пятнах. Из-под плаща виднелась большая связка восковых свечей.
Раньеро содрогнулся. Заболеть проказой, сгнить заживо?! Ничего страшнее он не мог себе представить.
И вдруг пламя догорающей свечи лизнуло ему руку. И тотчас пламя священного обета ответно вспыхнуло в его сердце.
«Если Господь посылает мне такое испытание, – подумал Раньеро, – значит, я заслужил его. Да исполнится Его святая воля!»
Паломники уже поднялись на гору, и затихло вдалеке их пение. Раньеро скорыми шагами подошел к прокаженной и взял связку тонких свечей. Он с благоговением поцеловал их. Фитилек еле-еле тлел у него на ладони, но он успел зажечь тонкую свечу.
– Благодарю тебя, несчастная, – сказал он дрогнувшим голосом. – Что бы со мной ни случилось, я буду всегда молиться за тебя. Да облегчит Господь Бог твои страдания…
– Я уже давно хожу по этим дорогам и предлагаю всем путникам взять у меня эти свечи, – тихим голосом сказала женщина. – Мне приснился пророческий сон: если кто-нибудь из встречных возьмет эти свечи, страшная болезнь оставит меня. Но все с ужасом и гневом отшатывались. И только ты один… Откуда у тебя столько душевной силы и смелости?
– Господь Бог помогает убогим и страждущим, – ответил Раньеро. – Я это узнал во время моих странствий…
Женщина ничего не ответила. Она с облегчением вздохнула, словно сбросила с себя непосильную ношу, и, не оглядываясь, пошла прочь.
«Какая у нее легкая и плавная походка! – подумал Раньеро, глядя ей вслед. – Так ходила моя Франческа, моя любимая Франческа. Словно не касаясь земли…»
К ночи Раньеро въехал в незнакомый город, окруженный горами. Дул холодный, пронизывающий ветер, и месяц, повисший над спящим собором на площади, искрился, словно окованный льдом. Когда он проезжал по городским улицам, то не увидел ни одного освещенного окна. Его встречали только тишина и накрепко запертые двери.
Но едва Раньеро выехал на глухую горную тропинку, он услышал легкие торопливые шаги позади себя. Кто-то почти бегом догонял его. Оглянувшись, он увидел женщину в бедных одеждах, скользящую как тень.
В холодном лунном свете сверкал каждый малый камешек на дороге, но лица женщины Раньеро не мог разглядеть, потому что она накинула на голову грубое залатанное покрывало.
– Добрый странник! – с мольбой сказала женщина. Раньеро показалось, что голос у нее совсем юный и красивый, но говорит она слишком торопливо и тихо. – Огонь в моем очаге погас. А мои дети озябли и просят хлеба. В этот поздний час мне негде раздобыть огня. Позволь зажечь лампаду от твоей свечи. Я растоплю печь и испеку детям лепешки.
– Нет, – сурово ответил Раньеро, – напрасно ты будешь просить меня. Этим огнем я зажгу свечу только перед алтарем Пресвятой Девы! – И он резко оттолкнул руку женщины. – Пропусти меня и не докучай мне больше напрасными просьбами, – с нетерпением добавил Раньеро.
Но женщина ухватила коня за повод и преградила ему путь. Месяц залил ее серебряным светом.
– Дай мне огня, пилигрим! Ведь жизнь моих детей – это тоже Божественное пламя. И я должна его беречь, как ты бережешь свою свечу!
«Что-то необыкновенное есть в этой женщине, – подумал Раньеро. – Худенькая, слабая, но как она тверда и непреклонна…»
Он наклонился с седла, протянул свечу, и женщина зажгла от нее свою лампаду.
Раньеро оглянулся. Женщина быстро шла по пустынной дороге. Огонек ее лампады мерцал и покачивался, словно подвешенный в ночном мраке.
Скоро Раньеро въехал в ущелье. Справа и слева от него поднимались крутые скалы, из расщелин тянулся ночной туман.
Неожиданно по каменным откосам пробежали всполохи огня, послышался цокот копыт по кремнистой дороге. Из-за поворота показались рыцари с факелами.
«Ничего дурного со мной случиться не может, – подумал Раньеро, – ведь до Флоренции осталась всего лишь одна ночь пути».
Пьяные, шумные рыцари ехали, громко переговариваясь и смеясь.
Испуганная блеском факелов, подслеповатая клячонка Раньеро шарахнулась в сторону, мотая головой. Тяжелые холеные кони рыцарей заржали, одна из лошадей вскинулась на дыбы.
– Ах ты жалкая тварь, оборванец! – в ярости крикнул плечистый рыцарь, с трудом удержавшись в седле. Он громко и пьяно икнул. – Ты посмел меня толкнуть, грязный нищий! Ничего, я научу тебя должному почтению. А ну, на колени, бродяга, иначе не сносить тебе головы!
«Когда-то я был таким же, как они, жестоким и безжалостным», – подумал Раньеро.
Он безропотно спешился и встал на колени посреди дороги.
Но и этого показалось мало пьяному гуляке. Он сидел раскорячившись, уперев одну руку в бедро.
Раньеро на миг поднял голову и в свете факела разглядел его лицо. Багровое, с выпученными по-рачьи глазами, оно было омерзительно. Но Раньеро узнал его: это был его самый близкий друг, Джино ди Монари.
«Да, в былые времена мы немало бражничали вместе и вот так же шлялись по дорогам, оскорбляя всякого встречного», – вспомнил Раньеро.
– Теперь извинись перед моей лошадью! – под одобрительный смех рыцарей приказал Джино ди Монари. – Ты ее напугал своими вонючими лохмотьями. Ну-ка, поцелуй стремя моего коня и скажи: «Благородный скакун, прости меня, я не стою твоего хвоста!» Что медлишь? Я жду!
«А ведь меня посвящал в рыцари сам император, – сказал себе Раньеро. – Но я стерплю все унижения, лишь бы они не погасили мою свечу!»
– Благородный скакун, прости меня, я не стою твоего хвоста, – тихо проговорил он и поцеловал блеснувшее в свете факелов золоченое стремя.
Но смиренная кротость нищего только пуще распалила пьяного рыцаря, и, когда тот встал с колен, Джино ди Монари с маху ударил его кулаком по лицу.
И тут случилось то, чего Раньеро опасался больше всего.
Тощий, высохший, как стручок, Раньеро отлетел на несколько шагов. Свеча выпала у него из руки, и он упал прямо на нее. Раньеро тотчас же вскочил, но пламя свечи погасло.
Видно, рыцарям прискучило издеваться над безответным бродягой, они повернули коней и с хохотом поскакали назад. Исчезли всполохи огня на скалах, стихли наглые грубые голоса.
Раньеро остался один на дороге с погасшей свечой в руках.
«Боже! Я заслужил это своей нечестивой жизнью…» – в отчаянии подумал он.
И в тот же миг вспомнил о женщине в темном покрывале и о лампаде, которую она зажгла. Но как найти ее?
Раньеро бросился со всех ног по пустынной дороге назад, к городу. Он выбежал на площадь. Ни огонька во мраке. А тут еще месяц спрятался за тучей, окружив ее колючими искрами.
Все кончено, все напрасно… Раньеро огляделся. Спал собор, уходя острыми шпилями ввысь. Спали полные темноты колокола. Вдруг в конце площади мелькнул слабый огонек. Золотистое пламя осветило тонкую руку.
«Я, наверное, сошел с ума! Мне это только мерещится…» – подумал Раньеро.
Задыхаясь, из последних сил он пересек площадь.
– Эй! – крикнул он в пустоту, боясь, что плывущий по воздуху огонек исчезнет.
Но тут он увидел женщину, закутанную в залатанное старое покрывало. Она остановилась, поджидая его.
Раньеро трясущимися руками зажег свечу от ее лампады.
– Где ты зажег свою свечу? – тихо спросила женщина. Она положила пальцы на губы, словно хотела изменить свой голос.
– У святого Гроба Господня, – еще задыхаясь, ответил Раньеро.
– Тогда знаешь, как назват