– Не смешно, Дэвид, – процедила Айви. – Кто такой мистер Линн?
Полли вздохнула:
– Помнишь, я ездила к нему в Лондон?
Ну конечно! «Три мушкетера» Александра Дюма (в действительности четыре)! В середине афиши мистер Линн написал подсказки – имена возле напечатанных фамилий.
Она прочитала:
Эдвард Дэвис, он же Тан-Таре, Портос. Сэмюэль Ренски, он же Тан-Ганивар, д’Артаньян. Анна Эйбрахам, она же Тан-Аудель, Арамис. Томас Линн, он же Тан-Кул.
Полли просияла. Ловко он обошел мистера Лероя! Афишу, должно быть, просто взяли из пачки, и никому и в голову не пришло, что она предназначена для Полли. А еще было интересно, что мистер Линн тоже считал себя Атосом, хотя этого и не написал.
– А, твой приятель-музыкант, – вспомнила Айви. – Беги-ка в школу, а то опоздаешь.
Из уважения к новому квартету Полли взяла в библиотеке «Трех мушкетеров» и перечитала. А еще она какое-то время внимательно читала «Радио таймс» и утреннюю газету – вдруг там напечатано про потрясающие концерты великолепного нового квартета, которые произвели в стране настоящую сенсацию? Однако «Дюмаквартет», похоже, нигде не упоминался. Поскольку Полли не могла придумать другого способа выяснить, как дела у мистера Линна, выискивать заметки она тоже бросила. Вернула «Трех мушкетеров» в библиотеку, а вместо них взяла «Властелина колец» – Дэвид сказал, что это куда более подходящее для нее чтение.
Перечитав трехтомник в четвертый раз, Полли всю последнюю неделю учебного года (когда все равно никто уже ничего не делал) и первую неделю каникул, не отрываясь, писала о приключениях Тан-Кула и Геро и о том, как они охотились на Обайскую Кипту в Роковых пещерах, в чем им помогали Тан-Таре, Тан-Ганивар и Тан-Аудель. После «Властелина колец» сомнений у Полли не осталось: Обайская Кипта – это на самом деле кольцо, настолько опасное, что его непременно нужно уничтожить. Что и сделала Геро, проявив исключительную доблесть.
Закончив, Полли положила рукопись в конверт и адресовала мистеру Линну. После чего конверт два дня так и пролежал у нее. Когда пришла пора послать письмо, Полли струсила. Она думала о том, как мистер Лерой на вокзале рассекал толпу и смотрел на мистера Линна, хотя уж точно не мог предположить, что они там будут, и холодела с ног до головы. Однако в конце концов она убедила себя, что бояться глупо. Мистер Лерой приехал на вокзал случайно, ему надо было проводить Себа. И Полли храбро отправилась на почту на Хай-стрит и отослала свою рукопись.
После подвига она вышла за порог и первым делом увидела Себа – тот шел по другой стороне улицы, окруженный компанией высоких мальчиков из Уилтон-колледжа. Себ наградил ее своей полуулыбкой и полукивком, как теперь делал всегда, и остальные мальчики, тоже как всегда, повернули голову, чтобы поглядеть, кому это он кивает. Полли замерла на крыльце почты, чувствуя себя словно в луче прожектора. «Не может быть, – думала она. – Он тут случайно!» Но она много бы дала, чтобы можно было отозвать письмо обратно – будто фильм назад прокрутить – и чтобы крупным планом показали, как оно выпрыгивает из почтового ящика ей в руку.
Несколько дней Полли была уверена – вот-вот произойдет несчастье. Каждый раз, спеша в «Розу и корону» с записочкой от Дэвида, она боялась наткнуться на мистера Лероя. Однако неприятностей она дождалась не от него, а от мистера Линна. Из Эдинбурга пришла открытка. На обороте фотографии Эдинбургского замка значилось:
Нет, Обайская Кипта – не кольцо. Это ты своровала у Толкина. Думай своей головой.
Полли несказанно обиделась. Целый день она мечтала, чтобы мистер Лерой расквитался за это с мистером Линном. Еще целый день разрабатывала гнусные планы – хотела расквитаться с мистером Линном сама, а для этого попрыгать на обеих его виолончелях. Она прямо чувствовала, как отрадно трещит драгоценное дерево под ее подметками. На третий день она решила больше не иметь дела с мистером Линном. Никогда. На четвертый пришла еще одна открытка – тоже из Шотландии, со Старым полем для гольфа в Сент-Андрусе:
Извини. Я тогда очень устал. И сломал свою лучшую виолончель. Прости за резкие слова, просто обычно у тебя бывают куда более удачные мысли.
Стоило Полли прочитать про сломанную виолончель, как сердце у нее екнуло, а в голове сразу возник Себ, проходивший мимо почты. Полли ужаснулась. «А ведь это я виновата, – подумала она. – Только как такое могло быть?» Она выждала два дня – пусть мистер Линн успеет вернуться домой в Лондон – и позвонила ему. Набирая номер, она думала, что Себ, наверное, все-таки не может ни случайно, ни нарочно возникнуть из ничего у нее в прихожей.
Послышался голос мистера Линна.
– Вы говорите с автоответчиком, – произнес он, словно робот. – Томас Линн на гастролях с «Дюма-квартетом». Если вы хотите передать ему сообщение, пожалуйста, сделайте это после длинного гудка.
Потом щелчок и пронзительное гудение.
– Э-э. Ой, – проговорила Полли, совершенно растерявшись. – В общем, да. Это Полли. Я тоже хотела извиниться. Мне очень жалко виолончель.
Ничего больше она придумать не могла. И положила трубку с ощущением, что ее обманули и дело свое она не доделала. Постояла. Потом развернулась, распахнула входную дверь и поглядела в обе стороны вдоль улицы. Пусто. Ни следа Себа. Кажется, обошлось.
Мистер Линн не перезвонил. Однако еще раз обидеться Полли не успела: из Эдинбурга пришла очередная посылка с книгами. Никакого письма не было, только бумажка из книжного магазина, где было напечатано «Заказчик» и дальше пробел для фамилии, куда кто-то вписал «м-р Т. Геллин». Полли насмешила и эта фамилия, и то, как они с мистером Линном изощряются, лишь бы обхитрить мистера Лероя. Все книги были из букинистического отдела: «Ким» Киплинга, «Война Миров» Г. Дж. Уэллса, «Человек, который был Четвергом» Г. К. Честертона и «Переландра» К. С. Льюиса.
Это была первая из бессчетного множества посылок со всех концов страны, подписанных всевозможными версиями имени и фамилии мистера Линна. Из Херефорда – «Наполеон Ноттингхиллский» Честертона от Т. О. Масслинга, из Оксфорда – «Тридцать девять ступеней» Джона Бакена от мистера Томлина, из Бирмингема – «Том и полуночный сад» Филиппы Пирс от И. М. Ярека и «Оксфордская книга баллад» из Солсбери от какого-то, очевидно, китайца по имени Ли Тинь. И целая куча других. Все летние каникулы и все первое полугодие посылки с книгами для Полли так и сыпались. Похоже, стоило мистеру Линну приехать в новый город, он первым делом бежал в букинистический магазин и покупал там груду книг, чтобы послать Полли с очередной дурацкой подписью.
Беда в том, что в ответ Полли так ничего и не смогла сделать, разве что позвонила роботу-автоответчику в Лондон и выдавила: «Э-э. Гм. Это Полли. Гм. Спасибо». Ну и конечно, прочитала все книги.
5
На землю всадника она
Стащила в тот же миг…
Осенью опять началась школа, и Полли с Ниной почувствовали себя Необычайно Взрослыми и Многоопытными Старшеклассницами. В этом полугодии Нина открыла для себя «Дорз», и из-за этого Полли каждый раз, стоило Нине заговорить о любимой группе, нервно оглядывалась через плечо, проверяя, нет ли там Себа. Нининым родителям «Дорз» не внушала ни малейшего почтения, как и остальные группы, которые слушала Нина. Они сочли, что у Нины портится вкус, и непостижимым образом уговорили ее заняться театром. Полли безуспешно ломала себе голову, как им это удалось. Может быть, дело было в том, что они дружили с мистером Херрингом, руководителем школьного театра. Однако Полли ни секунды не сомневалась: Нина записалась в школьный театр при том условии, что главная роль будет у нее.
А дали ей роль Пьеро, грустного бедняги Пьеро, влюбленного в Коломбину, которая, само собой, была без ума от Арлекина. Полли казалось, что эта роль не для Нины. Однако, когда начались репетиции, Нина сразу вспомнила свой триумф в роли царя Ирода в начальной школе и решила вопреки всему стать великой актрисой.
– У мистера Херринга чудесные идеи, чудесные! – твердила она всем и каждому, в том числе и Полли, причем с таким энтузиазмом, что Полли в конце концов тоже записалась в театр.
Записалась – и оказалась зачислена в клоунский кордебалет.
Полли прилежно делала стойки на руках и кувырки вместе с остальными клоунами, и вскоре до нее дошло, что идеи мистера Херринга и Нины полярно противоположны. Нина желала произносить напыщенные тирады и размахивать руками. Мистер Херринг желал поставить вариант старинной итальянской пантомимы – он называл это «стилизованной полутанцевальной формой». Стилизовать Нину оказалось непросто. Она считала, что раз уж ее персонаж грустный и влюбленный, так пусть хотя бы поет.
– Нет, – сказал мистер Херринг. – Главная идея – спектакль идет без слов и под музыку. Своего рода балет.
Тут Нина заявила, что по горло сыта полутанцами. И придумала песню – во многом позаимствованную у «Дорз», – которую намеревалась спеть во время представления, когда мистер Херринг уже ничего не сможет сделать. Все считали, что ей слабо.
– Вовсе не слабо! – возмутилась Нина. – Вот! Слушайте!
И во вторник перед географией взгромоздила на парту стул, встала на него и запела. Стул пошатнулся, и Нина рухнула на объемную панораму Южной Америки, которую они делали всем классом. Панораму она сломала. Еще она разбила очки и вывихнула щиколотку.
Мистер Херринг воспользовался случаем отделаться от Нины.
– Шоу должно продолжаться! – бодро воскликнул он и вместо Нины отдал роль Пьеро Полли.
Когда Нина снова пришла в школу в запасных очках и с забинтованной щиколоткой, то восприняла это известие вполне спокойно.
– Надоел мне театр, – провозгласила она. – Я решила профессионально заниматься гитарой.