— А мы НКГБ, — объявляет капитан госбезопасности Ясный. — Как раз по иностранным гражданам. Мы из Москвы.
Взяли по белы руки Бахтияра, смуглого, смазливого авантюриста и прохвоста, уроженца Азербайджана, человека непонятной народности, прямо при выходе из бакинского морского порта. По картотеке он проходил как агент абвера. При личном обыске у него изъяли большую сумму денег в фунтах стерлингов и немецких марках, несколько золотых царских червонцев.
— Твои немецкие хозяева нам войну объявили, — продолжил Ясный, глядя на шпиона, съежившегося на привинченной табуретке в комнате для допросов. — Ты их пособник. А пособников мы расстреливаем. Ты для того столько в жизни метался, чтобы тебя расстреляли?
Иранец сдувался. На его лицо легла печать обреченности. Для порядка помолчав и подумав, он выдавил с трудом:
— Все скажу. Не расстреляете?
— Не расстреляем.
— Я должен передать деньги и золото чайханщику-связному. Рассказать ему про тайник со взрывчаткой. И передать указания.
— Какие?
— Вы же сами сказали — война. Немцы хотят лишить вас горючего. Поэтому надо взорвать нефтяные объекты. Провести массовые диверсии против мирного населения. Посеять страх.
— Для кого в конечном итоге предназначены деньги?
— Не знаю. Я лишь связник.
Допрос закончился, задержанного увели. И Ясный удовлетворенно произнес, глядя на своих помощников:
— Ну, кажется, удочку забросили.
— Будем надеяться, что рыба клюнет крупная, — сказал Савелий Мазин, старший оперуполномоченный немецкого отделения.
На памяти Ясного это был первый случай, когда бригаду из тридцати человек центрального аппарата кинули в регион. Но старые правила закончились. Шла война…
В 1941 году несколько месяцев просуществовал Наркомат государственной безопасности. Наркомом в Азербайджане был старший майор госбезопасности Степан Емельянов. Москвичей он принял довольно холодно, воспринимая их прибытие как выражение некоего недоверия сверху. Не смог или не захотел даже выделить транспорт для группы.
С первого дня в Баку Ясный принялся перелопачивать картотеки, личные дела агентов, дела оперативной разработки. Вскоре убедился в том, что определенный задел у местных чекистов имеется. Но что делать с информацией — они вообще не представляли. Значит, город перед немецкой агентурой беззащитен.
Германия имела большое влияние на Иран, который стал плацдармом для ее разведки. В этой сопредельной с Азербайджаном стране создавались пункты подготовки диверсантов, накапливалась агентура, оттуда происходила ее заброска. Главное гнездо абвер свил в иранском городе Энзеди.
Исторически значительная часть азербайджанцев проживает в Иране. Порой близких родственников разделяет государственная граница. И даже с началом войны связи с южным соседом были оживленными. В СССР морским путем и сухопутьем, через погранпереходы, прибывали иранские подданные, навещали родственников, торговали. В этом потоке были немецкие агенты. Сами немцы, конечно, не лезли, используя иранцев.
С первых дней Ясный избрал метод работы незамысловатый и действенный — на более изысканные комбинации не было времени. Сначала зацепились за морской порт. Пока идущий из Ирана в Баку корабль еще в море, по рации оттуда сообщали список пассажиров. Всех подозрительных, тех, кто фигурировал в картотеках как немецкие агенты, оперативники брали в оборот. За кем-то устанавливали наружное наблюдение. Других сразу задерживали. Бахтияр — из попавшихся рыбешек эта была самая скользкая и жирная. Ясный всем нутром чувствовал — толк будет.
Решили рискнуть. Иранца Бахтияра, согласившегося сотрудничать с советской госбезопасностью, запустили по адресу назначения — к местному агенту абвера, которому надлежало доставить деньги, инструкции и сообщить место расположения тайника с центнером тротила.
И вот Бахтияр переступил порог чайханы в крепости, недалеко от знаменитой Девичьей башни. Наблюдатели видели, как чайханщик отвел гостя в скрытую от глаз комнату. Через десять минут иранец вышел оттуда и подал условный знак — все в порядке. Можно начинать работать.
Ясный выбрал группу из наиболее опытных в деле наружного наблюдения сотрудников — из своих и местных, хорошо знающих город. И поставил задачу:
— Только не упустите вражеского агента. Он наверняка выйдет на контакт с чайханщиком в ближайшие дни.
В старом городе текла, несмотря на войну, своя патриархальная жизнь. Без доброй беседы в чайхане, крепкого чая в стеклянном стаканчике, сахара вприкуску бакинец — это не бакинец. И «топтунам» предстояло вычислить среди посетителей тех, кто представляет оперативный интерес. Ошибиться было нельзя.
На второй день в чайхану зашел хорошо одетый, с европейскими чертами лица посетитель, немножко неуютно чувствовавший себя в этой части города. Старший группы скрытого наблюдения, прислонившийся к обшарпанной белокаменной стене покосившегося двухэтажного дома с нависшим деревянным балкончиком, сделал условный знак — этому объекту максимальное внимание.
Был зафиксирован короткий разговор нового гостя с чайханщиком. И подозрение переросло в уверенность — это тот, кого ищут.
Нового фигуранта аккуратно проводили до автобуса, а потом и дальше. Нагрудный карман пиджака чуть-чуть раздулся, по дороге «европеец» тревожно провел по нему ладонью, будто проверяя, не обронил ли содержимое. Скорее всего, в кармане лежали полученные от чайханщика деньги.
Через несколько часов Ясный выслушивал рапорт от старшего группы наружки.
— Товарищ капитан, это оказался Мартин Кох, — доложил лейтенант. — Служащий в конторе нефтепромысла.
— Ну вот и первый немецкий агент на нефтепромысле, — кивнул Ясный. — С почином.
Дальше было делом техники. Установить за объектом плотное наблюдение. Собрать на него информацию при помощи агентуры НКГБ и НКВД на нефтепромысле. Прощупать близкие связи, контакты, узнать, с кем общается, встречается вне работы.
Не видя особого противодействия со стороны контрразведки, долгие годы немецкая агентура была здесь расслабленная. И пренебрегала правилами конспирации. Чуть ли не домами дружили. И вот через несколько дней оперативники получили более-менее внятную картину. На нефтепромысле была вскрыта первая резидентура. В основном она состояла из немцев, которых исторически в Баку проживало немало, но затесалось также несколько русских и азербайджанцев.
В первом часу ночи Ясный в кабинете в здании наркомата просматривал фотографии и данные на выявленных шпионов. И тут его глаза на лоб полезли.
— Вот же змея, — он посмотрел на фотоизображение сухой средних лет немки, переваривая прочитанное.
«В ходе работы установлена, что Марта Розенберг является сестрой гитлеровского идеолога и с недавнего времени министра оккупированных восточных территорий Альфреда Розенберга. Она прибыла в Баку из Латвии, откуда происходит и сам Розенберг. В настоящее время работает в химической лаборатории нефтекомбината, имея доступ ко всем объектам». Ну и как такую щуку местные просмотрели?!
Ясный встряхнул головой и решительно направился к Емельянову. Тот тоже, весь осунувшийся, сидел в кабинете, понимая, что нужен весомый результат, а его нет.
— Под утро проводим аресты, — проинформировал москвич. — Собирай всех.
Нарком заметно повеселел. Вместе с тем в глазах вспыхнуло ревностное чувство.
Перед рассветом легковая автомашина «М‑1», на заднем сиденье которой расположился Ясный, неслась по набережной. Василию нравился этот город. Здесь витал так любимый им дух Востока. Узкие улочки и каменные дома напоминали Туркмению. Вместе с тем прямые проспекты и добротные здания времен нефтяного бума начала века — с колоннами, портиками и прочими архитектурными излишествами — привносили в город европейские черты. С левой стороны по ходу машины плескалось о камни набережной стальное Каспийское море.
С набережной колонна машин свернула направо и растворилась в бакинских улочках, устремляясь по предписанным адресам. Начиналась реализация оперативной информации. Обыски. Аресты. Задержания.
И вот оперативники уже врываются в дома и квартиры, поднимают ничего не понимающих жильцов. Первая находка — спрятанная в тайнике в подполе старого частного дома на окраине города взрывчатка с детонаторами.
Попадание было стопроцентное. Некоторые задержанные делано возмущались произволом. Другие, ошарашенные напором нежданных гостей, признавались во всем и добровольно выдавали шпионское имущество, умоляя о снисхождении. В одной квартире группу захвата встретили пулями, и немецкий агент ответным огнем был уничтожен.
Через несколько часов Ясный, вернувшийся с задержания и водворивший сестру Розенберга в камеру, собрал рапорт. Можно было подвести итоги.
Улов вышел неплохой. Несколько пистолетов и пара немецких автоматов «МР-40». Несколько десятков килограммов взрывчатки. И главное — обнаружили приличных размеров бутыль цианистого калия. Полгорода можно отравить. Яд планировалось использовать для массового уничтожения людей через питьевую воду.
Это была первая удача. А потом в заброшенную сеть начали попадаться и другие рыбки.
Немецкие связники и агенты шли в Баку потоком. С инструкциями и деньгами. Некоторые легализовались с поддельными документами, тут же растворялись в потоке жизни большого города. Другие вполне законно проживали у родственников. Стоит какая-нибудь лавка — а там настоящая явочная квартира. И эти гости были нацелены на создание агентурных сетей, вербовки и диверсии.
С каждым арестом немецкого агента или пособника Ясный почти физически ощущал — угроза нефтяным предприятиям становится меньше.
Одних немецких прихвостней отдавали под суд. Других оперативники перевербовывали и через них дезинформировали абвер, докладывали немцам о мнимых гигантских успехах.
В этой суете Ясному все же удавалось изредка пообщаться с семьей. Боясь оставлять своих домочадцев одних в Москве, он вызвал их в Баку. И теперь они жили в гостинице «Интурист» в центре города. Однажды вечером он добрался до гостиницы. На улице темно, светомаскировка, аэростаты в небесах реют. А в номере никого. Он перепугался. Спустился вниз. Оказалось, что в гостинице работает ресторан, а там все трое его мелких детей радостно пляшут на сцене.