Когда пошли результаты работы, Ясного и Емельянова вызвал первый секретарь ЦК ВКП(б) Азербайджана Мир Джафар Багиров. Человек этот был весьма своеобразный. Привык, что тут его слово — закон. Купался в лучах лести и раболепства. Когда шел по городу, подданные подбегали, бухались на колени и передавали ему свои прошения и жалобы. Нормальный такой эмир, типичный национальный кадр. Всех держал в кулаке, уничтожив даже намеки на оппозицию. Был весьма близок к Сталину, верен ему как пес, и вообще относился к вождю как к богу.
Правда, его суть жадного азиата в будущем выйдет ему боком. До Москвы будут доходить сигналы о том, что он гоняет свою челядь торговать на рынке яблоками и грушами с его дачи и садов. В 1952 году Ясный станет свидетелем телефонного разговора Сталина.
— Ну что, все яблоки продал, Джафар? — с усмешкой спросит вождь.
— Ой, какие яблоки, товарищ Сталин? Наговаривают на меня недоброжелатели. Зачем мне эти яблоки?
После смерти Сталина Багирова снимут с должности. А в 1956 году расстреляют за реальные и мнимые прегрешения.
Тогда, в 1941 году, к московскому гостю Багиров отнесся вполне доброжелательно и вообще произвел впечатление культурного, обаятельного человека. Вот только со своими приближенными он обращался как с мальчишками. Выслушав доклад, накинулся на своего наркома:
— Вы, сукины дети, чем занимаетесь?! Почему товарищи из Москвы приезжают и выявляют шпионов? Где ваша работа?
Когда чекисты выходили из кабинета, то пятились задом — не принято эмиру спину показывать.
Неоднократно Ясному приходилось выезжать в погранотряды на иранскую границу и работать с задержанными. Заодно проверять, как перекрыта граница, устранять недостатки.
Через три недели из Москвы поступило указание — депортировать всех немцев из Баку. Решение было болезненным — многие являлись ценными специалистами на предприятиях нефтекомплекса. Но правительство решило не рисковать — судьба страны зависела от того, уцелеют ли бакинские нефтепромыслы.
Списки немцев были в наличии. Искать никого не надо. Подняли на ноги весь личный состав наркомата — тогда уже снова объединили внутренние дела и госбезопасность в составе НКВД. Подогнали эшелоны. И погнали в сторону Казахстана. Очередная трагедия большой войны. И иначе ведь было нельзя. Сантименты все кончились 22 июня 1941 года, когда немецкие самолеты бомбили Киев.
Через месяц этой свистопляски Ясный понял — большинство агентурных сетей вскрыто или находятся в стадии разработки. Явной угрозы нефтепромыслам нет. Зная замашки своего руководства, он прогнозировал, что те опять его бросят в прорыв. И не ошибся. На его стол легла телеграмма из столицы. Ему надлежало срочно прибыть в Москву.
Что ж, прибыть так прибыть. Вот только тянула за душу семья. Не оставлять же своих родных в гостинице «Интурист».
Он вызвал Мазина и сказал:
— Меня отзывают в столицу. Выполни просьбу. Лично довези моих до Ашхабада. У меня там родственники.
Подтянутый, очень серьезный и надежный, как сейф, Мазин, кивнул:
— Сделаю, Василий Степанович…
Глава 13Представитель ГКО
— Ох ты ж вашу мать с перегибом через коромысло! — воскликнул в сердцах Ясный, глядя в окно мягкого вагона на немецкий танк, въехавший на территорию вокзала и хищно водивший из стороны в сторону пушкой.
И потянулся за чемоданом. Из вагона уже выскакивали перепуганные пассажиры.
В эти дни жаркого августа сорок первого года немцы вели бои на улицах этого городка. По ушам била канонада.
— Ты далеко? — критически посмотрел на Василия его попутчик, седовласый кавказец, капитан первого ранга. — Чего ты так разволновался? Дел-то. Ты НКВД — тебя первым расстреляют, если чего. Меня вторым. Как судьба решит. Так что сиди. Давай-ка коньячку выпьем.
Моряк вытянул из под сиденья свой чемодан, открыл его и извлек бутылку марочного коньяка.
В жизни Ясного нередко встречались такие моменты развилок, когда решалось, жить ему или умереть. Ему помогали какие-то ангелы сверху. Сейчас такой ангел в лице умудренного жизнью и непробиваемо-спокойного военного моряка разливал коньячок по серебряным рюмкам, которые тоже имелись в его волшебном чемодане.
— Ну что, чекист, давай выпьем, чтобы нам побыстрее фашистскую гадину раздавить.
Коньяк был изумительный. И отлично пошел внутрь, горяча кровь.
Вагон тряхнуло — это к составу подошел новый паровоз. Послышался свисток. И поезд тронулся с места.
В тот же день город взяли немцы. Кто выскочил из поезда, там и остался. И в большинстве своем погибли или попали в плен…
Москва встретила Ясного сурово. С 19 июля город находился на осадном положении. Квартиры на Большом Комсомольском переулке рядом с Лубянкой уже, считай, нет. Хозяйский замок взломан. Имущество растащено. В комнатах обосновались какие-то военные.
На Лубянке Ясного пригласил к себе в кабинет первый замнаркома Меркулов. Он был вымотан, мешки залегли под глазами, и заметно, что тот месяц, что они не виделись, дался ему тяжело. Оптимизма в его речах и поведении не было — положение на фронтах складывалось очень серьезное. Немец неумолимо двигался к столице, и не было никакой уверенности, что ее удастся удержать.
— Вы назначаетесь с согласия ЦК начальником УНКВД Горьковской области, — объявил Меркулов. — Выезжайте немедленно и приступайте к выполнению своих обязанностей.
Затем он пояснил несколько принципиальных моментов. Ясный назначался также представителем в Горьковской области нового высшего органа власти Государственного комитета обороны (ГКО). И отсюда вытекали главные задачи: бросить все силы на подготовку Горького к обороне. Постоянно поддерживать связь с Москвой. Возглавить Управление аэродромного строительства (УАС) при областном УНКВД, подобрать необходимые кадры — часть людей уже есть, мобилизовать рабочих. Немцы, продвигаясь к Москве, бомбили советские аэродромы, которые попадали в зону их досягаемости. Для отражения налетов немецкой авиации в близлежащих регионах, в том числе в Горьковской области, строились новые аэродромы. Необходимо было срочно ввести в строй два таковых. Первый — недалеко от района Горьковского автомобильного завода. Второй — около Арзамаса.
В тот же день за Ясным пришла машина из Горького. А утром он уже знакомился с первым секретарем обкома Михаилом Родионовым.
Тот показался разумным и спокойным человеком. Позже Ясный убедился в правильности первого впечатления. Родионов, до войны бывший учителем, потом секретарем райкома, был умным, интеллигентным, преданным делу коммунистом. Не было случая, чтобы он срывался на кого-то, никогда не бросался в панику, никого не дергал, решал все проблемы мирно, но очень твердо. У них сразу сложились отличные отношения. Даже жили на одной лестничной площадке, дружили домами.
— Будем работать, — кивнул Родионов, завершая процедуру знакомства. — Задач нам поставили немало. Но, думаю, будет их еще больше.
И как в воду глядел.
Ясный только успел обосноваться в своем кабинете в Управлении, познакомился с личным составом, начал ставить задачи, как его вместе с первым секретарем вызвали в Москву.
Добирались они вместе на обкомовском «ЗИС‑101» — длинной скоростной черной машине с просторным салоном, отделанным дорогими породами дерева, с мягкими кожаными сиденьями. Тогда Ясный понял, что такое роскошь.
В кабинете в здании ЦК на Старой площади их ждали члены ГКО: отвечавший за Горький секретарь Московской парторганизации, по совместительству начальник Совинформбюро Александр Щербаков и Лаврентий Берия, которого в нагрузку к должности наркома внутренних дел назначили зампредседателя Совнаркома СССР.
— Положение тяжелейшее, — проинформировал Щербаков. — Ближайшие дни могут стать решающими для СССР. Поэтому ГКО обратил внимание на то, чтобы использовать все силы и средства для помощи обороне столицы. Разработана программа по резкому увеличению производства военной техники для армии, которая потеряла очень много в первые месяцы войны в результате отступления и окружений. ГКО обращает внимание на необходимость вывести на максимум горьковскую промышленность. Личная ответственность за производство самолетов и необходимого оборудования возлагается на Родионова. Также, Михаил Иванович, вы отвечаете за выпуск на Сормовском судостроительном заводе танков… Товарищ Ясный, на вас лежит ответственность за автозавод. Нам нужно гораздо больше его продукции — легких танков, грузовиков, тягачей. Также за вами производство снарядов. Есть какие-то вопросы?
— Появятся, — заверил Родионов.
— Будем решать в рабочем порядке, — сказал Берия.
На обратной дороге Родионов и Ясный обсуждали, какие первоочередные меры предпринять. Следовало резко, в разы, нарастить производство. От этого во многом зависела судьба страны. Армия должна бесперебойно снабжаться техникой и боеприпасами.
— А ведь немцы нам спать спокойно не дадут, — сказал Родионов.
— Будем ждать бомбардировщиков и диверсантов, — кивнул Ясный.
Ждать долго не пришлось. Через день поисковая группа НКВД взяла первых ласточек — разведывательно-диверсионную группу с оружием и рацией.
Низко над лесом прошли три немецких самолета. И с каждого что-то сбросили на парашюте. Уже позже выяснилось, что первые два скинули обманки, а третий — диверсионную группу.
Ухищрения не помогли, и вскоре трое диверсантов были во внутренней тюрьме областного управления.
Когда Ясному завели в кабинет главаря диверсантов, на допрос приехал Родионов.
Диверсант был из попавших в окружение советских солдат, которого в абвере подтянули на сотрудничество и наспех подготовили к заброске. Он был страшно перепуган, трясся и твердил как заведенный:
— Мне было дано задание провести разведку промышленных объектов. Задания на проведение диверсий не было. Не было на диверсии задания… Не было…
Немцы пристально приглядывались к городу Горькому. И следовало ожидать в ближайшее время сокрушительных ударов…