— Это я, — произнес Лорн.
С невозмутимым лицом Орвейн вернулся в прежнюю позу, направив взгляд к линии черных гребней под молочными созвездиями Большой туманности. Но видел ли он их?
— Я подежурю за вас и за остальных, — сказал он. — До рассвета.
Лорн помедлил, затем сел рядом с Орвейном. Он снял капюшон, сдвинул очки на лоб и посмотрел в ту же сторону, что и ветеран. Лорн молчал.
Так они сидели какое-то время.
Затем Орвейн заговорил:
— Все эти люди умерли по моей вине. Ортан, Гильем, все. Я не справился с заданием. Решил, что я хитрее гельтов, и загнал нас всех в ловушку, которую они нам подстроили. Никогда себе этого не прощу.
Он с горечью покачал головой и повторил:
— Никогда.
Он замолчал.
— Откуда они так хорошо знают местность? — спросил Лорн.
Старый рыцарь не сразу понял его:
— О ком вы?
— Гельты. Это ведь не их горы, верно? Они на вражеской территории. Так почему они так хорошо тут ориентируются?
Орвейн нахмурил брови.
— Я… Я не знаю, — признался он.
— Ловушка, в которую они нас заманили, была хорошо продумана. Они знали, что вы догадаетесь, куда они направились, — к Эрмской развилке. Но главное, они предугадали, что мы решим пройти через этот малоизвестный перевал, чтобы выиграть полдня, и что, надеясь получить преимущество, мы не будем долго размышлять. Они тщательно спланировали всю операцию. А самое главное — это доказывает, что они тоже знали…
— …о существовании перевала, — закончил Орвейн.
— Вот именно. Но откуда? Разве у них есть карты?
— Карты этой территории? Вряд ли существует еще хоть одна карта кроме той, что находится у Теожена.
— Тогда у них есть проводник. Проводник-аргорец.
— Предатель, — сплюнул Орвейн с ненавистью во взгляде.
Лорн встал.
Он ушел, не оборачиваясь, и присоединился к Теожену, который все еще беседовал с Лейстером и Гаральтом. Он сел на свое одеяло, чуть в сторонке, и прислушался.
— Граф, это сумасшествие, — произнес старый сканд, стараясь не повышать голоса.
— Мы не можем бросить этих женщин на произвол судьбы.
— У нас всего восемь всадников, — сказал Лейстер. — Все ранены, трое — тяжело. Иными словами, за ними могут отправиться только пятеро.
— Получается, — добавил Гаральт, — что остаемся только вы, я, Лейстер, Орвейн и… Лорн?
Он повернулся к Лорну и вопросительно посмотрел на него. Тот кивнул.
— То есть пять человек, — подытожил Лейстер. — Против тридцати, по крайней мере.
— Тридцати, которые не ожидают нас, — подчеркнул Теожен. — Тридцати, которые уверены, что им ничто не угрожает. Кроме того, я говорю не о том, чтобы вступить с ними в бой. А о том, чтобы освободить пленниц и скрыться вместе с ними.
Сканд не знал, что еще сказать.
Лейстер вздохнул и попробовал в последний раз прибегнуть к доводам разума:
— Граф, вы знаете, что мы, Гаральт и я, последуем за вами и будем повиноваться вам, что бы ни случилось. И я помню об обещании, которое вы дали Гильему. Но теперь нас отделяет от гельтов день пути. И мы все на последнем издыхании. Нам никогда не догнать их.
Аргумент попал точно в цель.
Теожен не был глупцом. Он знал, что Лейстер прав. Броситься в погоню за тремя десятками воинов-гельтов он не боялся. Но он был человеком реалистичным, прагматичным. И если они действительно не имеют никакого шанса догнать гельтов, то стоит ли пускаться в эту авантюру?
В это мгновение к костру приблизился один из солдат по имени Дунвад.
Он все слышал и сказал:
— Если вы соблаговолите довериться мне, думаю, я смогу предложить вам решение.
ГЛАВА 8
Нигде больше не было виверньеров лучше, чем в Аргоре, и нигде больше не было вивернов лучше, чем те, которыми они управляли. Виверны появлялись на свет в самых отдаленных горах. Эти хищные создания с черной чешуей не слушались никого другого, кроме сынов Аргора. Более того, только виверны Аргора поддавались укрощению, и только они могли стать вивернами-воинами, которых не пугали ни огонь, ни сталь, ни взрывы пороха. Прирученные большие черные виверны были гордыми и грозными ездовыми животными. Те же виверны, что жили в дикой природе, слыли самыми жестокими и яростными созданиями, каких только можно вообразить.
Они выехали еще до рассвета и провели в седле почти весь день. Их было пятеро.
Пять человек, которые — движимые соображениями чести, мужества, долга, сумасшествием или преданностью, — не желали отступать. Однако их шансы на успех были невелики. Они выбились из сил, а впереди их ждал бой, где на каждого из них придется по шесть-семь воинов противника. Вступить в бой и победить — вот какова была их цель. Любой ценой. Но перед тем им предстояло встретиться с еще более грозной опасностью.
Лаэсский разлом представлял собой неровную и глубокую впадину, которая разрывала большое плато, окруженное высокими горными гребнями. Чтобы пересечь ее, требовалось от двух до трех часов хода среди крутых и голых обрывов, с которых то и дело срывались камни. Однако в это время года не камнепады делали затею с переходом через разлом сумасшествием: в здешних расщелинах устраивали свои гнезда виверны. Готовые на все, чтобы защитить своих птенцов, они тотчас бросались в атаку при виде опасности.
— Если мы пойдем через Лаэсский разлом, — сказал Орвейн, — то сможем добраться до долины Горляс за два дня. И возможно, мы очутимся там даже раньше гельтов.
— Но почему вы полагаете, что гельты не пойдут через этот разлом? — спросил Лорн.
— Потому что это самоубийство, — коротко ответил Лейстер.
— Виверны устраивают в разломе гнезда, — объяснил Гаральт. — Сейчас самый разгар сезона первых полетов, а значит, самки стали агрессивными и более опасными, чем загнанные в тупик львицы. Днем они обычно дремлют, но не теряют бдительности ни на секунду. Услышав малейший шорох, малейшее движение, они вскидываются и набрасываются на чужака. В общем, большой отряд не имеет никакого шанса пройти через разлом, не разбудив их и не вызвав их гнев.
— Но несколько человек могут, верно? — спросил Лорн.
Теожен повернулся к Орвейну, и тот кивнул.
— Лаэсский разлом, — сказал Теожен. — Давно я тут не был.
Они остановились на уступе, спускаясь с перевала. Не спешиваясь, спутники смотрели на плато, пересеченное Лаэсским разломом, и окружавшие его крутые гребни, отмеченные высокими утесами и пиками. Виверны парили в вышине, прилетали и улетали, размеренно хлопали крыльями и скрывались в глубине разлома. Иногда кто-то из самок испускал крик. Ее вопль, одновременно хриплый и пронзительный, нарушал молчание, в ответ слышался еще один вопль, или два, или больше, и отзвуки голосов сливались и уносились вдаль, словно предостережения.
— Мы будем там завтра в полдень.
— Превосходно, — произнес Лейстер.
Поскольку уже наступил вечер, всадники устроились на ночлег прямо там же, на уступе. Они не стали разжигать костер, выпили воды из одного и того же бурдюка и подкрепились сырой мелкой дичью, которую поймал Гаральт. Ночь была холодной, дул северный ветер.
Они подъехали к началу Лаэсского разлома на следующий день вскоре после полудня. Разлом пробивал брешь в каменной стене и переходил в гигантскую трещину с вертикальными стенами. Оттуда доносились рычание и жалобное попискивание.
Теожен не стал оскорблять своих рыцарей вопросом о том, по-прежнему ли они готовы следовать за ним. Однако он повернулся к Лорну и вопросительно посмотрел на него.
Лорн кивнул.
Они разорвали одеяла на лоскуты, которыми обвязали лошадиные копыта, затянули каждый ремешок и проверили каждую пряжку на своем снаряжении. Сняли нагрудники, наплечники и набедренники, которые могли бряцать, и остались лишь в кольчугах. Впрочем, это было даже кстати. Полдень в разломе обещал выдаться необычайно знойным.
Теожен направился к разлому первым.
За ним последовали Орвейн, Лорн, Лейстер и замыкающим Гаральт. Трещина была достаточно широкой для того, чтобы люди могли идти вдвоем или втроем, но они решили выстроиться цепочкой и держать дистанцию. Они опасались обвалов и не хотели, чтобы одна лошадь ненароком взволновала или испугала другую. Стоило какой-нибудь из лошадей заржать или громко фыркнуть, виверны тотчас подняли бы тревогу.
Всадники ехали шагом в тишине, нарушаемой только зловещими вскрикиваниями вивернов и небольшими обвалами камней и пыли, которые обрушивались со склонов короткими и легкими потоками. Они не переговаривались. Они прислушивались и оглядывали высоты в ожидании малейшего движения. Но смотреть было трудно, потому что солнце слепило, а пот ручьями катился по лицу. Для Лорна это была ужасная мука. Он щурил глаза, затененные темными очками, и вынужден был не снимать с головы капюшон, отчего едва не задыхался. Солнце только начало опускаться из зенита и обдавало теснину своим светом и жаром, превращая ее в ослепительное пекло, замерший раскаленный ад, где воздух едва не закипал.
Между тем всадники не случайно решили проехать по Лаэсскому разлому именно в этот час. Они подвергли себя такой пытке по простой причине: жара приковывала вивернов к земле, они погружались в дремоту. Их бдительность притуплялась, и, ленивые, они не спешили вскакивать, чтобы выяснить, кто издал шум, если только он не повторялся. Как бы эта жара ни изнуряла людей и лошадей, она была их союзницей. Она защищала их.
По крайней мере, рыцари надеялись на это.
Спустя час пути Теожен, чья лысая голова блестела от пота, остановился и подождал, пока остальные не догонят его. В этом месте путь их сузился и шел далее над обрывом. Надо было подняться по склону и пробраться между грудами камней.
Всадники спешились.
— Я пойду первым, — сказал Орвейн вполголоса.
Граф Аргор кивнул.
Держа лошадь в поводу, Орвейн осторожно пошел по камням, в любую секунду рискуя потерять шаткое равновесие. Он был серьезен и внимателен. Оглядываясь по сторонам, Орвейн не забывал смотреть под ноги. Он сумел пройти и показать дорогу.