– Умоляю тебя, о, ты, облаченный в солнце, которое есть символ духа, даруй мне, по крови последней жрице, и этой женщине, моей родственнице, что поклоняется тебе, безопасное путешествие!
Говоря эти слова, она повернула голову, и свет лампы упал на ее лицо. Оно было прекрасно, как цветок, восхитительное той красотой, что была нова Руперту, ибо он никогда не видел ей подобной. Огромные темные глаза, влажные и блестящие. Широкий, благородный лоб, типично восточные губы, чуть полноватые и алые. Красивый нос, чуть широкий в ноздрях. По-детски округлые щеки, твердый, но с ямочкой подбородок. Всю эту красоту, словно рама картину, обрамляла масса курчавых волос. По отдельности в ее чертах не было ничего особенного, но вместе взятые, подсвеченные и оживленные ее нежной, задумчивой улыбкой и загадочным взглядом гордых и вместе с тем умоляющих глаз, – ах! – им на всем свете не было равных!
Объятый желанием стать свидетелем этого удивительного зрелища, Руперт устремился вперед. Так получилось, что рука, поддерживавшая вес его тела, скользнула вниз, и перстень царапнул по камню. В гробовой тишине подземелья этот звук разлетелся громким эхом.
Бахита, чей слух был острее, чем у лисы, услышав его, резко развернулась, подбежала к лампе и, схватив ее с алтаря, бросилась к дверному проходу. Руперт попытался отступить через коридор, чтобы укрыться в одном из боковых залов, чьи двери открывались во внутренний вестибюль. Увы, слишком поздно. Бахита уже набросилась на него. Поняв грозившую ему сзади опасность, Руперт повернулся, и они встретились лицом к лицу.
– Бахита, это я, – сказал он, ибо в ее руке уже блеснул нож.
Она опустила руку и окинула его взглядом.
– Руперт-бей! – воскликнула она. – Ты вернулся. Что ж, я уже об этом слышала и знала, что ты придешь. Но что ты делаешь здесь, переодетый арабским шейхом? Почему подглядываешь за нашими ритуалами? О, скажу честно, не будь ты Руперт-беем, ты бы уже был мертв!
Между тем молодая женщина, которая бросилась вслед за Бахитой, не зная причин шума, в буквальном смысле налетела на Руперта, затем отскочила и растерянно застыла на месте. При этом она машинально опустила руку, и содержимое чаши, которую она по-прежнему держала в руках, выплеснулось на каменный пол.
Это было довольно забавное зрелище: высокий англичанин в арабских одеждах, застывший, словно статуя, дабы любое проявление страха не закончилось для него ударом ножа, и красивая восточная женщина в священном, но полупрозрачном одеянии, увенчанная солнечным диском и царским египетским уреем, невольно изливающая к своим ногам ритуальную воду. Обстановка тоже была довольно странной. Их окружали гигантские колонны и резные стены, а из-за алтаря на них взирали полуразрушенные, но все еще ужасные боги.
– Убери свой нож, – сказал Руперт Бахите. – Давай зайдем в боковую комнату, и я все тебе расскажу.
Та наклонилась и, подняв с пола, где он лежал рядом с алтарем, темный плащ из верблюжьей шерсти, накинула его на плечи своей юной спутницы и низко натянула ей на лицо капюшон. Затем, взяв ее за руку, обернулась к Руперту.
– Иди первым! – приказала она и прошла между колонн к первой комнате, вход в которую открывался справа от них.
Это было довольно неуютное место. В прошлом оно, вероятно, служило чем-то вроде храмовой кладовой. Теперь же в нем обитали полчища летучих мышей, беспрестанно сновавших туда-сюда и оглашавших его своды своими пронзительными криками. Поставив лампу не то на каменную скамью, не то на стол, что стояли здесь по обеим сторонам, Бахита сказала:
– Мы твои служанки, Руперт-бей, – и с мрачной улыбкой добавила: – Разве мы не совершили на тебя возлияния? – и она посмотрела на его ноги, мокрые от содержимого стеклянной чаши.
– Вы пришли совершить возлияние, но только не мне, – с усмешкой ответил он. – А теперь скажи мне, мой друг, что делала здесь эта юная леди? – и он кивком указал на ее спутницу. – Ибо меня ни разу в жизни еще не мучило столь сильное любопытство.
– Сначала скажи нам, что здесь делал ты, Руперт-бей? Нет, не о своих делах, о них нам все известно, а почему ты проследовал за нами в святилище?
– По той же причине, по какой вы проследовали за мной в храм – по чистой случайности. Я сидел у ног одной из колонн, когда вы прошли мимо меня, хотя я вас и не узнал. Потом заметил свет и пошел взглянуть. Такова моя история. Теперь хочу услышать вашу.
– Меа, – сказала Бахита, – расскажи ему, что сочтешь нужным. Он все видел. Но он верный человек и, если с него взять слово, он умеет хранить тайны. Тем более что ему прекрасно известно, что если он этого не сделает, я непременно его убью.
Руперт рассмеялся, ибо угрозы Бахиты его не пугали. Между тем особа по имени Меа своими огромными глазами пристально разглядывала его лицо, а затем заговорила низким, бархатистым голосом. Причем, заговорила по-английски, а не по-арабски.
– Ты обещаешь быть мне верным, джентльмен? – спросила она, употребив довольно странный оборот речи, причем с сильным акцентом.
– Если ты имеешь в виду, что я должен хранить твои секреты, то да, конечно же, – с улыбкой ответил он.
– Мои секреты, они такие крошечные, совсем как младенцы, – сказала она и поднесла ладонь к полу. – Видишь ли, бей, я живу далеко в пустыне, и мой народ и я, мы по-прежнему древние египтяне, хотя и не можем читать их письмена, а лишь помним кое-что – совсем немножко – про богов, и что те означают. Так вот, одетая, как и мои матери, когда они молятся, я пришла сегодня сюда с Бахитой, моей теткой и твоим другом, делать подношение богу с солнцем на голове, ибо я в опасности и хотела просить его помочь мне живой и невредимой вернуться домой.
– А где он, твой дом, юная леди?
– Мой дом? Я пришла из миссионерской школы в Луксоре. Я устала жить в темноте невежества и поэтому два года назад я идти туда узнать все про белых людей и английский язык и, – добавила она с видимым триумфом, – как ты слышишь, я его выучила.
– Да, – ответил Руперт, – ты очень хорошо его выучила. А чему еще ты научилась?
– Многому. Читать, писать, арифметике, географии, истории США, Британской империи и Древнего Египта, потому что я тоже египтянка, хотя они этого не знают и думают, что я обыкновенная девушка. Никто не знает, кроме тебя, бей, потому что ты поймал меня за молитвой. Я также изучаю религию, и думаю, что она так же хороша, что и моя, только другая.
– Значит, ты христианка? – снова спросил Руперт.
Девушка покачала головой, и солнечный диск и венчавшая ее небольшая змея блеснули в свете лампы.
– Нет, не совсем христианка, только наполовину, не крещенная. Мне страшно, что если покрещусь, то старые боги, – она указала на четверку богов в святилище, – разгневаются и навлекут на меня беды.
– Мне кажется, ты слишком суеверна, – сказал Руперт скорее самому себе.
Она недоуменно посмотрела на него, затем ее лицо прояснилось, как будто смысл последнего слова дошел до нее.
– Нет, – сказала она, – не суеверна, как эти свирепые магометане, лишь боюсь. Вот почему я пришла сюда в неприличной ночной сорочке, – и она выставила напоказ свою маленькую ножку, обутую в сандалию, и вновь покачала головой, как будто сожалея о том, что многое, увы, не в ее власти.
Руперт громко рассмеялся, отчего летучие мыши, которые было устроились под потолком, вновь принялись летать туда-сюда. Меа, которая была натурой веселой, присоединилась к его смеху. А вот старую Бахиту это рассердило, и она сурово упрекнула их обоих.
– Немедленно прекратите смех, – сказала она по-арабски, – здесь, в доме богов не смеются, хотя для одного из вас они не боги, да и вторая похоже уже ступила на тот же самый путь. – С этими словами она укоризненно посмотрела на Меа. – Послушай, бей, у меня к тебе просьба, хотя прошу я не ради себя, ибо уже стара и безобразна, а ради этой юной особы. До меня дошли слухи, что завтра вечером ты уезжаешь. Дело в том, что наш путь – это твой путь, ибо я знаю шейхов, к которым ты едешь. Позволь нам и двум нашим слугам поехать вместе с тобой. У нас имеются свои хорошие верблюды, – добавила она и пристально посмотрела на него.
– Скажи, почему ты хочешь поехать со мной и куда? – спросил с сомнением Руперт.
– Почему? По этой причине. Ты помнишь шейха Ибрагима, хозяина Пресных Колодцев? По глазам вижу, что помнишь. Так вот, он заклятый враг нашего дома. Он просил эту девушку, что стоит рядом со мной, себе в жены, но получил отказ. Да, этот пес однажды имел наглость возжелать ее, ибо, к несчастью, увидев ее, был пленен ее красотой. Теперь он откуда-то прознал, что мы собираемся в путешествие, и вознамерился похитить ее, как уже пытался сделать это в Луксоре. Но если мы будем с тобой, он не осмелится на такой шаг, ибо в твое отсутствие он пал ниц перед губернатором, и теперь не посмеет даже пальцем тронуть тебя, его посланника, даже если ты и выдаешь себя за магометанина и одет, как араб.
– Знаешь, я бы не стал ручаться, – ответил Руперт. – Друг Ибрагим не любит меня.
– Нет, но он тебя боится, что даже лучше. Так что с тобой мы будем в безопасности.
– И как долго вы намерены путешествовать со мной?
– Только два дня, пока ты не достигнешь гор Джебал Марру. Дальше твой путь будет лежать вдоль гор, мы же пересечем их и войдем в пустыню, которая называется Тебу, и будем идти по ней, пока не достигнем других гор и тайного оазиса в них, который мы называем Тама, где еще не ступала нога белого человека. Помнишь, бей, некоторое время назад ты спросил у меня про заброшенный храм. Он стоит там, где наш дом, и я обещаю тебе – главное, позволь нам ехать вместе с тобой, – что как только у тебя найдется свободное время, я непременно тебе его покажу. Да, его и чудеса царских гробниц в пустыне, в которых похоронены цари, некогда правившие там и чей далекий отпрыск, леди Тама, сейчас стоит рядом с тобой. Ответишь отказом, и я клянусь, что твои глаза этого никогда не увидят.
– Звучит соблазнительно, – ответил Руперт, – одна беда, я не беру взяток.