– Ну, – проговорила Брунхильда с удивлением, – что ждете? Ко мне идите.
– Ни к чему это, – спокойно отвечал он.
– Что? – Она, удивленная безмерно, села на кровати. И даже кажется обиженной. – Не желаете меня?
– Желаю. Только я желаю девицу Брунхильду, а ты теперь графиня фон Мален.
– Ах, позабыла я, – язвительно сказала красавица, – вы же рыцарь Божий, человек благородный.
– Именно так.
– Конечно! Легко вам быть благородным, не то что мне, бабе распутной.
– А тебе что тяжелого?
– А ничего, легко все. Живу, радуюсь, да только ненавидят меня все тут. Все. И сынок его, граф молодой, самый первый ненавистник, да и остальные родственнички тоже, чтоб они передохли. Сидят за столом, так они все смотрят, как я ем, как пью, ухмыляются. Шушукаются. Лакеи – и те мне презрение свое выказывают, даже служанка моя – и та, подлая, зубоскалила, пришлось по морде ей надавать. Теперь присмирела. Если бы не граф, так уже убили бы меня.
– Терпи, – велел кавалер, а сам взгляда оторвать от длинной ноги красавицы не смел, особенно ему то место нравилось, где чулок кончался. – Не все дается легко, тем более поместья.
– А может, вы боитесь, что граф хватится меня? Так не волнуйтесь. Он, конечно, меня ни на шаг от себя не отпускает, смешно сказать, даже в нужник за мной иной раз ходит, стоит и ждет у дверей, как дите малое мамку, но сейчас он лежит в болезни, опять слег от избытка крови. Доктор ему руку резал, он так до ужина пролежит, точно не встанет. Идите ко мне, тосковала я по вам! – Она протянула руку, поманила его. – Ждала вас, молила Бога, чтобы вы приехали. И вы как раз вовремя.
– Нет, не хочу в доме графа брать то, что принадлежит ему.
– Не от желания своего бабьего прошу, а по делу, – сказала она вдруг серьезно.
– Что ж это за дело? – заинтересовался Волков.
– Дело такое: сказано во Вдовьем цензе, что имение мне полагаться будет, если я принесу младенца мужского пола, – заговорила графиня, и в голосе ее уже не было ни игривости, ни ласки особой, а лишь деловитость и серьезность. Взгляд стал строг. – А муж мой слаб. В делах любовных от него проку не много. Он все больше слюнявит меня и лапает. Елозит по мне, елозит, – она даже скривилась, – а как до дела, так семени от него мало совсем. С таким семенем мне беременной не стать. Плохое семя, да и случается оно у него редко.
Говорила она это все с неприязнью, на лице отвращение. Видно, что нелегко давалось ей замужество.
Волков не выдержал, подошел, сел рядом, взял за руку, поцеловал:
– Что, нелегко тебе быть графской женой?
– Ох, нелегко, – вздохнула она, целуя его в ответ. – Иногда он мне грудь сжимает, шею мне облизывает, а я глаза закрою, чтобы не видеть его, а уши-то, чтобы не слышать сопение, не прикрыть. И нос не заткнуть, чтобы запаха стариковского не нюхать. Так и лежу. Дышу через раз. Иногда думаю: в петлю не лучше ли будет.
– Рехнулась, что ли?! – зло воскликнул Волков. – Терпи, стар он, видишь, хвор уже.
– Терплю, – согласилась графиня. – Только беременеть мне нужно. Чтобы поместье после его смерти мне досталось и…
– И?
– И как беременна стану, так его к себе не буду подпускать, причина найдется. Беременность мне нужна очень. Раньше Господа просила, чтобы не забеременеть, а теперь буду молиться наоборот. Ну… Давайте… От вас чадо хочу. Больше ни от кого. – И пока говорила все это, встала красавица на колени на край постели, юбки подобрала так, что все ноги ее в дорогих чулках и зад ее великолепный видны стали. – Ну… Не сидите, господин мой, берите меня, у меня как раз самые дни для этого лучшие.
Все это было убедительно весьма! Особенно роскошное тело красавицы. Но даже в этом случае Волков не стал бы брать жену человека, в доме которого являлся гостем. Не стал бы до того случая, пока фамилия Мален не подсунула ему непутевую жену. Теперь оставаться с ними честным было бы глупо.
Он положил руку на роскошный зад красавицы. Лучше женского зада Волков не видал.
После, когда он лежал на кровати, она, задрав юбки, стояла и вытирала промеж ног у себя большим шелковым платком и приговаривала тихо:
– Господи, Матерь Божья, Заступница наша, благослови чрево мое. Святая Терезия, покровительница всех матерей, способствуй чреву моему, благости пошли ему, пошли мне чадо здоровое и мужеского пола.
Брунхильда вытерлась, оправила юбки, спрятала грязный платок в рукав платья. Все, готова, красива. Подошла к кровати, поцеловала кавалера быстро и пошла.
– Да, чуть не забыла сказать вам, господин, – перед дверью вспомнила она, – граф меня с собой везде таскает, даже на советы, только лишь бы с ним была. Сижу там рукоделием занимаюсь или Писание читаю. Так вот, вчера решили они с молодым графом и с канцлером, что дождутся гонца от герцога. Гонца они к нему посылали, и гонец тот должен не сегодня-завтра вернуться. И вот пока он не вернется, решено вас не отпускать. Так и договорились. Пусть, мол, тут побудет, пока ответ от герцога не придет, а там станет ясно, что с ним делать.
– Чего ж ты сразу этого не сказала? – Волков вскочил, схватился за сапоги. И добавил беззлобно: – Вот дура!
– Дурой я раньше была, – с вызовом заявила красавица. – Теперь я графиня фон Мален.
Она открыла дверь, выглянула в коридор и потом, глянув на кавалера и помахав ему рукой на прощание, вышла из покоев.
А он спешно натягивал сапоги и ругал про себя эту красивую женщину.
Волков все боялся, пока седлали они коней с Максимилианом, что остановит их стража на выходе из замка. Нет, не глянули даже стражники.
Когда немного отъехали от замка, так Волков приостановился. Подумал немного. До поместья, до дома, неблизко, засветло точно не доехать. Вечерело уже. До города намного ближе. А еще очень ему захотелось поговорить с епископом. Они поехали в Мален. Но до темноты в город не успели. Стража ворота заперла.
Пришлось спать в таверне у восточных ворот.
Утром, позавтракав, кавалер направился к епископу, и тот принял его сразу после утренней службы, которую вел сам.
– Рад, рад, сын мой, видеть вас. Все мои прихожане только и говорят о деянии вашем, – говорил отец Теодор, старый епископ города Малена, протягивая рыцарю руку для поцелуя. – Всю неделю только и разговоров, что о вас. – Волков поклонился и поцеловал руку старика. – Садитесь, – предложил епископ, – вы завтракали?
– Да, – сказал кавалер серьезно, усаживаясь в кресло напротив епископа.
– Вижу, что вы встревожены, – участливо заметил тот.
– А разве мне не нужно быть таким?
– Говорите, что вас тревожит, сын мой.
– Я только что от графа. И он был в бешенстве. Велел мне не покидать его замок, а сам ждал вестей от герцога. Я ослушался и уехал.
– Ничего другого и быть не могло, – кивнул епископ. – Вы же знали, что так случится.
– Догадывался, но не знал, что начнется так сразу.
– Вы правильно сделали, что уехали. И правильно, что приехали ко мне, – говорил старик, не без труда поднимаясь из кресла. – Я написал о вашем славном деянии его высокопреосвященству. Думаю, он тоже, как и я, будет доволен вами. А значит, Святая Матерь Церковь с вами, и даже если вас схватят и отправят в Вильбург к герцогу и тот упрячет вас в тюрьму, мы станем ходатайствовать за вас. Церковь не оставит вас.
Это, конечно, успокаивало кавалера, но не так чтобы очень. Хорошо иметь таких заступников, но один из них в далеком Ланне, а второй, честно говоря, стар. И никто не поручится, что уже завтра Бог не призовет его.
– Но это не значит, что вы в безопасности, – продолжал святой отец, прохаживаясь за креслом Волкова. – Малены не стали бы ни герцогами, ни курфюрстами, если бы они были просты, добры и незлобивы. Они всегда шли к своей цели, используя все возможности: и браки, и войны, и подкуп, и кинжал, и яд.
– И что это значит? – Волков повернулся к старику, который находился у него за спиной.
– Это значит, что вы должны быть настороже, все время настороже. Часто Малены вершат суд не по закону. И добиваются своей цели не в рыцарском противостоянии. Скажу вам больше: сейчас в глазах всех людей графства вы герой. И горожане помнят приход горцев, и земельные сеньоры. Вы знаете, что кантоны дважды за десять лет осаждали Мален?
– Я слышал об этом.
– И один раз они ворвались в город: резали и грабили. И герцог ни первый раз, ни второй не приходил горожанам на помощь. А тут вы. Приходите и даете горцам звонкую пощечину. Для всех вокруг вы герой. Но Малены не любят, когда кто-то мешает их планам. Пусть он даже трижды герой. – Епископ помолчал и добавил спокойно: – Вас могут отравить. Будьте внимательны, принимая пищу в доме графа.
– У меня теперь и в моем доме, с вашего благословения, живет одна госпожа из рода Маленов, – едко заметил Волков.
– Поэтому я и предупреждаю вас, – как ни в чем не бывало продолжал старик. – Будьте внимательны даже в своем доме.
– Я благодарен вам за вашу заботу, – продолжал язвить кавалер. – Жаль, что перед свадьбой вы мне этого не сказали.
И опять епископ не услышал его дурного тона:
– От яда я вас спасти не могу, тут вам самому придется стараться. А вот с другим я вам помогу. Кое-что вам даст мой хороший знакомый, его зовут Стефано Гандольфини, и живет он на улице Пекарей. Езжайте к нему, возьмите у него все, что вам будет по нраву. У него для меня открыт кредит, так что все для вас окажется бесплатно.
– И чем же он торгует, позвольте узнать? – спросил Волков.
– Тем, что вам может пригодиться. Тайной броней.
Дверь в двухэтажный крепкий домишко с небольшими окнами находилась прямо на улице. Никакого двора, коней пришлось оставить на дороге, и Максимилиана с ними.
Хозяин оказался невысок, подвижен и темноволос, радушен и разговорчив. А когда узнал, что Волков пришел от епископа, так и вовсе стал сама любезность. Он говорил с заметным южным акцентом.