Свиридова открыла рот и, проведя в уме вычисления, хлопнула себя по лбу.
— Вы… вы гений!
— Нет, я не гений, — скромно пожал я плечами. — Просто Роман Арнольдович излишне вспыльчивый. Рассчитать эквивалентную стоимость всех артефактов и осознать, что мое предложение явно меньше трех додекаэдров, проще простого. Но он предпочел устроить скандал. Идиот.
Впрочем, надо признаться, что упомянул дорогущий артефакт Времени я скорее провокации ради. И не прогадал. Но и Горбатова можно понять: в самом деле, откуда у какого-то пришлого наглеца такая ценность в кармане?
— Эх, как жаль, что я забыл кошелек! — вздохнул проходящий мимо Ленский с дымящимся револьвером в руке. — А то я бы от вас камня на камне не оставил, Марлинский!
И он расхохотался.
Через пару минут документы на поместье плавно перекочевали в мои руки, а из них во внутренний карман пиджака.
Искореженную железяку выловили из пруда, устроили небольшую фото-сессию, а затем продолжили аукцион. В наличии оставалась еще куча лотов, но нас с Меттой они уже мало интересовали. Свое мы получили и, если и дожидаться конца мероприятия, то только из уважения к хозяйке дома.
Кстати, вот и она — знай себе помахивает веером и смотрит на меня взглядом со смесью восхищения и опаски.
— Того и гляди, влюбится в вас! — хихикнула Метта.
— Спасибо, я люблю дам помоложе, — хмыкнул я, кивнув Лариной.
Дама-то она, конечно, привлекательная, но уж точно не для моих нынешних лет. Попади я в тело кого-то навроде Геллера, то, наверное, приударил бы за ней. Герману Георгиевичу, как ни крути, повезло — вокруг вьется так много очаровательных дам старше сорока, что даже немного зависть берет.
— Так вам и не семнадцать, — заметила Метта, — а куда больше, судя по ментальному состоянию. Скорее всего, вы с Геллером примерно одного возраста.
— Так, не расстраивай меня, дорогуша. Как ни крути, но у меня вторая молодость. Об открытиях моей истинной личности расскажешь вечером. Оки?
— Доки!
Вот сменился очередной лот, а за раритетное барахлишко никто уже толком и не сражался. С каждой минутой народ редел все больше: главное зрелище позади, да и голос распорядителя с каждым «продано» звучал все глуше и глуше. Кажется, скоро кое-кому придется серьезно ответить перед кое-кем…
— Нечего было жульничать и посягать на чужое! — фыркнула Метта, заподозрив, что я сочувствую этому кабану.
— Иногда проигравшего стоит пожалеть. По крайней мере, публично, — пожал я плечами, — если хочешь унизить его еще больше.
— Ладно, Илья Тимофеевич, хорошего понемножку. Почему бы нам не свалить, пока Горбатовы не придумали план «Б». Та машина до сих пор караулит в переулке.
— Тебе разве не интересно, кому достанется это чучело резерваторской крысы?
— Нет.
— Вот и мне. Пошли, посмотрим, чего они задумали, — и я повернулся к Свиридовой. — Прошу прощения, Юлия Константиновна, но остаться до конца предприятия я не смогу. Дел в Таврино полон рот. Завтра чуть свет я у вас в ШИИРе, хорошо?
Она кивнула, и тут с другого бока ко мне подошла Ларина.
— Это было…
— Рискованно и немного безумно, но мы справились.
— Знайте, Илья Тимофеевич, что публичного унижения Горбатов не простит, — щелкнула феером хозяйка дома, всматриваясь мне в глаза. — Он теперь считает вас за личного врага.
Свиридова кивнула.
— После того, что произошло на дороге сюда, МНЕ впору считать его личным врагом, — покачал я головой. — Да и того, кто пытался всеми правдами и неправдами прибрать к рукам мою собственность, запугивая моих подданных и жульничая, другом я точно считать не буду. Прошу прощения, дамы, но мне пора.
И поклонившись, я направился прочь. У выхода мы пересеклись с Ленским — виконт тащил к дверям огромный ящик с раритетным винишком.
— Отметился у Борисовича, — улыбнулся он, — и купил себе радости на вечерок, а значит, можем валить. Тебя подвести?
Бок о бок мы направились к дверям.
— Метта, как наш хвост? — спросил я, когда мы с Ленским пересекали холл. Шпилька была на стреме.
— С тех пор, как свалил Горбатов, тот автомобиль так и не сдвинулся с места. Нас ждут, черти.
Пока усадьба стояла на ушах, Рух не сидела сложа руки. Найдя себе более-менее целую автомат-оболочку, она дождалась своей очереди на починку, а затем заставила машинку слушаться: сначала подчинила «мозги» машины, а потом плавненько распространилась по конечностям.
Через пару минут она смогла сделать первый шаг, а спустя уже полчаса, скрипя шарнирами, бодро прибиралась в лаборатории-библиотеке.
Энергию на все эти трюки пришлось взять из собственного кристалла. К счастью, он восстанавливался на глазах, и это придало хранительнице сил. Огромный артефакт-глобус, которым занимались паучки Вен, тоже не отставал и разгорался все ярче.
В его лучах хранительница ползала по полу и, напевая песенку про обезьян и кашалотов, работала тряпкой. По стенам мелькали алые отблески, а тени, взявшись за руки, водили хоровод. Скоро в кабинете настежь открылись все окна, однако светлее не стало — ветви разросшихся деревьев закрывали небо, и хранительнице ничего не оставалось, как возиться в полумраке.
В очередной раз выжимая грубую тряпку, Рух ухмыльнулась. Вот ты какая, древняя чуд-хранительница октаэдра по имени Рух? Влезла в железное тело и работаешь руками? А ведь автоматы тоже когда-то были юдами…
Однако какой у нее выбор? Физический контакт требовал сильного расхода сил, которых у Рух пока не имелось. К тому же, слабенький кристалл нужно поберечь до полного восстановления. А грязь оттирается и железными руками.
Но ей ли жаловаться на жизнь? Лучше так, чем вечно томится в теле ненавистной птицы-юда. Да и когда последний раз Рух могла пойти куда-то и поделать что-то «руками»? Наверное, лет сто прошло, не меньше…
Интересно, какой сейчас год?.. Гигантомахия же закончилась, верно?
Стоило только отвлечься на подумать, как автомат словно сам собой сделал шаг назад, и — плюх! — ведро перевернулось.
— Промокашка! Промокашка! А мы скажем Мио! — захихикали по углам, и разозлившаяся хранительница запустила в угол тряпкой:
— Если не хотите помогать, валите!
Тени с хохотом прыгнули в разные стороны, а Рух тяжело вздохнула.
А ведь не мудрено превратиться в нечто подобное этим осколкам единого сознания, которое не может — или не хочет — собраться воедино…
А тут еще и образы прошлого не желали покидать голову. Смутно, но Рух помнила времена своей вольной юности, когда она обладала физическим телом, а кристалл был его сердцевиной. Однако детали жизни до пленения юдами потускнели и перемешалось с размытыми картинками бытия в чужой металлической шкуре.
Об этом периоде своей «жизни» она хотела вспоминать меньше всего и, снова подхватив тряпку, взялась собирать воду.
— Если долго, долго, долго… — напевала она, ползая туда-сюда, — если долго по дорожке…
Вдруг скрипнула дверь, и на пороге показалась четырехрукая Мио.
— Я не специально! — подскочила хранительница, когда автомат-дворецкая шагнула в кабинет.
В ее безликом лице хранительница все больше замечала черты женщины с длинными ярко-красными волосами. Похоже, восстановление кристалла шло в гору.
— Оу, у тебя отлично получается сладить с автоматом, — огляделась Мио. — Не расстраивайся насчет ведра, нам повезет если к возвращению хозяина тут не начнется пожар. Некоторые девочки слишком усердствуют.
— Мио! Мио! — шептали из углов. — Она плохая, она в нас тряпкой бросила!
— Цыц, проклятые! — шикнула на них дворецкая. — Ты не обращай на них внимание, Рух. Если эти дурочки будут надоедать, просто посвяти в них фонариком, и они мигом исчезнут.
— Нет, спасибо, я уже справилась. Не знаете, где Ги? Она обещала мне помочь с верхними полками.
— Я ее забрала. Они с еще парой девочек пытаются наладить проводку…
Вдруг вспыхнул свет. Где-то секунду лампочки мигали, а потом — хлоп! хлоп! хлоп! — под грохот лопающегося стекла и брызнувших с потолка искр кабинет снова окунулся в алеющий полумрак.
Вздохнув, дворецкая подошла к красному кристаллу, опутанному паучками Вен.
— Еще слишком нестабильно… подождем, — пробурчала она и, обернувшись, подняла палец. — Знаешь что? Бросай все и присоединяйся к нам в саду. На такую ораву сил кристалла пока маловато, а Механик еще до вечера провозится.
— Хорошо, а что нужно делать?
Дворецкая принялась загибать пальцы:
— Расчищать территорию от высокой травы, валить гнилые деревья, латать дыры в заборе, стричь кусты… к тому же Сен пытается выбивать ковры, но такими темпами она его просто разорвет. Слышишь?
Обе прислушались и взаправду: снаружи раздавались хлопки выбивалки о ковер, однако они все больше напоминали автоматную очередь.
— Поспешим, — сказала Мио.
Угукнув, Рух похлопала руками по металлическим коленям, и они с дворецкой направились в коридор.
— Госпожа Мио, — спросила ее Рух по дороге, немного подволакивая ногу, — а почему вы так стараетесь к приезду Ильи Тимофеевича? Даже голосование провели! Вы же так ждали возвращения Онегина?
Дворецкая хмыкнула:
— Тебе сказать правду или элегантно соврать?
— Правду, конечно!
— Частично дело в тебе.
— Во мне⁈
— Угу. Илья Тимофеевич же спас тебя из плена птицы-юда? Так вот, мы тоже в свое время пребывали в заточении у реликта, а Онегин помог нам вновь стать собой. Ну… насколько это возможно.
— Понятно.
— Правда, сомнения у многих еще остаются. Однако я рассудила так: раз Илья и вправду решил восстановить наш дом из руин, то… возможно, он действительно упал с неба.
Поваландавшись по округе в поисках Бездомного, Козьма с Петровичем смогли отыскать только кучку дерьма под кустом, но вот дальше след беглеца терялся.
Они облажались? Или же никакого Бездомного тут и в помине не было, и тот негодяй им соврал? Ох, и попадись он Петровичу, мигом шкуру спустит с франта! А еще дорогу ему до деревни подсказали!