— Свободу Коршуновой! Свободу! — кричали, потрясая кулаками. — Освободите ее!
Среди собравшихся почти все были нелюди, но и людей-простолюдинов хватало. На соседнем тротуаре столпилась группа хорошо одетых зевак. У парочки в руках сверкали стекла биноклей, на лицах вкупе с ухмылками уживалось омерзение. Они шептались и показывали на нелюдей пальцами. В окнах соседних домов тоже было не протолкнуться.
За забором жандармерии выстроился вооруженный отряд. На противоположной стороне улицы возвышался шагоход. На крышах мелькали шлемы.
— Зараза, — выпалил Яр, останавливая броневик у дома напротив, где было поменьше народу. — Сказал же им, идиотам, тихо сидеть и не вылезать…
На нас начали оглядываться, и совсем недружелюбно. Видать, решили, что мы из усиления. Лица жандармов темнели с каждой прошедшей минутой. Народу вокруг жандармерии стягивалось все больше.
А вот и начальство! Высокая фигура шефа жандармов Тимофея Борисовича Штерна тоже показалась за толстым забором. Он прижал ко рту рупор и прогрохотал:
— Если вы не разойдетесь, мы будем вынуждены применить силу!
Нелюди взорвались очередной волной негодования, а затем в жандармов полетел мусор и мелкие камни.
Яр зарычал:
— Идиоты, что вы творите⁈
Да, тут я с ним солидарен. Жандармам этот никак не повредит, а вот разозлит знатно. К тому же околоток представлял собой настоящую крепость: колючая проволока на заборе, узкие окошки с решетками и целая куча охраны по периметру не оставляли шанса даже хорошо вооруженному отряду взять это здание штурмом.
— Если нелюди решат атаковать, все полягут, — заметила Метта. — И забор не преодолеют.
В ответ на ее слова сверкнула вспышка. Один из нелюдей перед забором с криком рухнул на колени. Его рука задымилась.
— Вот-вот, забор еще и под напряжением!
Толпу это только раззадорило — через забор кто-то додумался швырнуть кирпич, и прямо в яблочко. Снаряд пролетел ровнехонько между прутьями и разбил стекло.
— Стоять! — рыкнул Штерн и, выхватив меч, вышел вперед. — Кто это бросил? Ты, мерзавец! Арестован!
В толпе загомонили еще яростнее, а вот с другого конца улицы показался еще один отряд в сопровождении шагохода. И эти были вооружены до зубов.
Так, если срочно не освободить Тому, ситуация совсем выйдет из-под контроля. Раз дело касается нелюдей, то церемониться с ними никто не будет. Винтовки в руках жандармов говорили сами за себя.
— Яр, — сказал я фоксу, который уже порывался вылезти, — понимаю, ты переживаешь за сестру, но в участок тебе вход заказан…
— Ага, еще и бросится на них с когтями вместе с этими идиотами, — заметила Метта.
— … так что лучше тебе отправиться домой собирать вещи.
— Но…
— Никаких «но»! Если ты не смог отговорить их припереться к жандармерии, чтобы попасть под пули, то тут ты тем более бессилен. Не спорь и иди собирать манатки! Отныне вы переезжаете в Таврино — там вам и еще куче народу найдется домик. Возьмешь с собой всех, кто согласиться переехать и у кого в башке еще остались мозги. У меня лишних рук не бывает.
Яр секунду подумал, а потом кивнул.
— Аки!
— Да, Марлин-сан?
— Поможешь Яру, чтобы он ничего не забыл, и отвадишь его, если он решит поиграть в героя, — улыбнулся я, а тот фыркнул. — Все я пошел, пожелайте мне удачи.
— Удачи… — проговорила Аки с крайне обеспокоенным видом.
Ни ей, ни Яру, очевидно, совсем не хотелось отпускать меня в толпу разозленных нелюдей.
Улыбнувшись японке, я полез наружу.
Хвать! — и мне в руку вцепился фокс.
— Если с Томой все удастся, — сказал Яр, смотря на меня стеклянными глазами. — Мы у вас в долгу до гроба. Удачи.
Кивнув, я покинул автомобиль, а затем принялся проталкиваться к воротам жандармского околотка №9. На меня оглядывался каждый второй и даже пытались встать у меня на пути, но я все равно усиленно работал локтями.
— Это Марлинский, идиот! Дай ему пройти! — послышался шепот.
Ага, узнали таки! Видать, мои фортели в теплушке не прошли даром.
Через минуту я добрался до ворот. Мою ангелски-честную физиономию и сверкающую серебром шевелюру заметили тотчас. Я еще показал жандармам на той стороне родовой перстень, чтобы точно все сомнения отпали.
— А вы чего тут делаете, Илья Тимофеевич? — сделал шаг вперед Штерн. — Тут вам не светский раут!
— Пришел сообщить новые обстоятельства дела Коршуновой, — сказал я погромче, чтобы и нелюди услышали меня.
И не прогадал — все зашептались.
— Не видите, что творится⁈ — хмыкнул Штерн. — У нас тут такие обстоятельства, закачаешься!
И жандармы за его спиной расхохотались.
— Пропустите, это дело касается и меня!
Тимофей Борисович Штерн нахмурился, но, заглянув в мои младенчески-честные глаза, все же кивнул.
Цепь на воротах ослабили, но только чтобы я смог прошмыгнуть за ограждения. За мной попытался пролезть один из нелюдей, но получив дубинкой по рукам, ушастик взвизгнул и отпрянул.
— Все назад, твари! — рыкнул на них Штерн и шепнул своему заместителю: — Если попробуют сломать ворота, открывайте огонь.
Затем мы с ним направились внутрь.
— Надеюсь, вы пришли сюда не чаи гонять. Вам есть что сообщить по существу? — спросил шеф, пока мы шагали по коридору.
— О, да! — кивнул я. — Я хозяин Коршуновой.
Штерн тут же застыл на месте:
— Вы шутите⁈ Она сказала, что вольная.
— Была вольная. Позавчера, — ухмыльнулся я и потряс перед его глазами купчей. — Но ее брат не так давно продался мне в крепостные, а значит, и она тоже.
— Недолго порхала птичка по белу светушку, — хмыкнул проходящий мимо жандарм, но при виде хмурой морды Штерна мигом испарился.
Затем меня сопроводили в кабинет к следователю, который и вел дело Томы. Этот хер мне сразу на понравился — какой-то скользкий тип с водянистыми глазами.
И вот я снова сижу перед служителями закона в позе невинного агнца. А ведь еще пару дней назад нам с Меттой приходилось сидеть в плюс-минус таком же положении.
— Почему хозяин вы, а обвиняемая служила в доме у Ленских? — спросил следователь по фамилии Синицын, вглядываясь в меня с таким видом, будто хотел проглотить.
Штерн замер за его спиной и, сложив руки на груди, смотрел на меня взглядом охотника.
— Я проиграл Тамару в карты, — пожал я плечами. — Вернее, уступил. На время.
— Вы купили нелюдей Тамару Сергеевну и ее брата Ярослава Сергеевича Коршуновых позавчера, — ткнул Штерн пальцем в купчую, — и в тот же самый день проиграли их ссыльному аристократу Ленскому Льву Александровичу в карты⁈
— Все верно, — кивнул я и завел руки за голову. — Знаете ли, люблю перекинуться картишками за столом, время от времени… Но мне не всегда улыбается удача.
— И что это меняет в деле? — скривился Синицын. — Вы сказали, у вас есть новые обстоятельства?
— Обстоятельства таковы, — сказал я, включая свое красноречие на полную катушку, — что единственный свидетель произошедшего — это кухарка, которая увидела невесть что дождливым и мрачным вечером. Сами понимаете — темнота, гром, молния, а тут еще и мимик в доме! Вот старая женщина и повредилась рассудком, только взглянув на эту образину.
— Мимик⁈
— Именно. И рядом с ней ребенок шести лет, а еще Софья Ленская, но она сама считает, что повредилась рассудком от страха. Ее показания у вас в деле должны присутствовать!
Штерн посмотрел на Синицына, и тот мигом вытащил бумагу. Шеф быстро пробежал показания глазами, хмыкнул и бросил показания на стол.
— А у Софьи просто ангельский почерк! — надула губы Метта, вглядываясь в строчки вместе со мной. — Сразу видно, аристократка!
Я пожал плечами:
— Ну не станете же вы всерьез доверять свидетельским показаниям умершей старушенции, напуганной малышки и девушки, которая сама не понимает, что видела. К тому же Тому она не обвиняет, и полностью согласна с версией с мимиком. Как и ее брат Лев Александрович.
Затем я в подробностях и в красках изложил им свою версию происшествия. Никаких одержимых и злых нелюдей, жаждущих крови аристократов, в моем повествовании не было.
Записав за мной, следователь передал мне бумагу. Ознакомившись с собственной версией, я поставил свою закорючку и вернул им документ. Подшив мои показания к делу, где-то с полминуты оба жандарма полировали меня глазами. На лбу Синицына пульсировала жилка. Штерн тоже молчал.
— Поэтому Тома виновата только в одном, — нарушил я молчание и потянулся. — Оказалась ни в том месте, ни в то время. Да и судя по всему, горничная из нее неважная, раз она с хозяйкой зависала в столовке вместо того, чтобы выполнять свои непосредственные обязанности. Позвольте мне забрать мою глупенькую лисичку и удалиться!
Снаружи снова раздались рассерженные голоса. Штерн же продолжал молча пялиться на меня.
— Ничего подобного мне подследственная не сообщала, — сказал Синцын, обернувшись к своему начальнику. — Она напирала, что она вольная и устроилась в дом к Ленским по приглашению сестры, а не вследствие проигрыша в карты! Я подозревал, что она беглая и даже сделал запрос в…
Шеф жандармов только дернул щекой. Синицын покраснел и, схватив дело, покинул помещение.
Затем тяжелая фигура Штерна уселась на его место. Еще минуту следователь молча вглядывался в меня.
— Как тут душно, — помахала себе перед лицом Метта и ткнула шефа пальцем в нос. — Эй ты, патлатый! Долго еще в молчанку будешь играть? Мы так-то спешим!
— Мне очень хочется поверить в вашу историю, Илья Тимофеевич, — заговорил, наконец, Штерн. — Право, такой как вы вполне способен проиграть женщину в карты, а потом бежать вызволять ее из темницы…
— Именно, — кивнул я. — И мне не слишком хочется, чтобы моя собственность болталась в петле. Она, между прочим, денег стоит. К тому же толпа за забором не слишком обрадуется, если завтра на рассвете ее вздернут.
И в подтверждении моих слов снаружи снова заорали.
— Что ж… — со спокойным видом Тимофей Борисович откинулся в кресле. — Однако слишком уж много произошло в усадьбе Ленских за вчерашний вечер. И речь не только о попытке убить Софью Ленскую. Тут тебе еще и таинственная смерть Филиппа Сергеевича, а потом неожиданный уход Варвары… К тому же, вы, по показаниям всех опрошенных, присутствовали под той же крышей и еще, по вашим же словам, якобы спасли Тому с Софьей от мимика.