Ага, снова зашуршали! Кажется, из одной из камер и впрямь раздается какая-то возня…
— Здесь! — воскликнула Метта, и я остановился напротив двери. Изнутри раздавались стоны и звуки борьбы.
— Ваше благородие, вас сюда нельзя! — запричитал охранник, но я уже вцепился в ручку.
Жучки прыгнули скважину, и через пару секунд замок поддался. Не слушая ничьих протестов, я раскрыл дверь.
Открылась мне весьма мерзкая картина. Тома в кандалах дергалась на полу, а на ней сидело сразу двое мужиков — один верзила душил ее цепью, а второй, грязно ругаясь, зажимал рот и рыскал под платьем. Еще один мудила лежал в отключке с пробитой головой, а рядом у стены сидел жандарм с сигаретой во рту — шипя, он вытирал кровь с разорванной щеки.
Едва я переступил порог, как жандарм оглянулся. Глаза его едва не выпали из орбит.
— Так… — сказал я, осматриваясь. — И это называется допрос? Или вы уже перешли к приговору?
— Ай, сука! — заревел мужик, когда фокс вцепилась ему зубами в ладонь.
Он попытался ударить ее, но я уже влетел в камеру. От удара моего ботинка зек влетел башкой в стену. Второй начал подниматься, но его я приложил в челюсть. Под щелканье выбитых зубов по полу, оба рухнули на пол.
Жандарм вскочил, и я поднял палец — он тут же сел обратно.
— Мы уходим, — схватил я кашляющую Тому за руку и рывком поднял на ноги. Она тут же вцепилась мне в плечо. — Экзекуция окончена.
Штерн же подошел к жандарму с разбитым лицом. Тот посмотрел на него, и хотел что-то сказать, но тут же получил удар по носу. Потом еще, и еще.
В помещение влетели охранники с дубинами, и поднялся дикий грохот. На дальнейшее безобразие я смотреть не стал. Просто вывел Тому из камеры и пошагал с ней по коридорам.
Сзади почти сразу загрохотали шаги. Заведя Тому за угол, я оглянулся:
— Она все еще обвиняемая! — навис над нами Штерн. Еще пара парней подпирали его с боков.
— Вы не ответили на вопрос, это был допрос или приговор? — сверкнул я глазами. — Хочу увидеть постановление об этом.
И я протянул ладонь.
— Официальное, заверенное лично вами, Штерн, что мою собственность в наказание приговорили к подобному акту, который мы имели честь наблюдать. Какая это статья? Групповое изнасилование в наказание за перепуганную кухарку, верно? Может, это новая редакция Имперского законодательства? Тома, не знаешь такую?
Фокс, смахивая слезы, помотала головой. Штерн молчал.
— Как только вы подготовите постановление, — продолжал я, — мы отправим запрос в Канцелярию Его Величества, чтобы мне дали разъяснение по этому поводу.
— Что⁈ Вы собираетесь писать Императору ради какой-то грязной фокс? Смешно! — хмыкнул Штерн.
— Может, вам и смешно, но мое право распоряжаться и владеть крепостными закреплено за статусом аристократа. Посему без моего ведома ни один волосок не может упасть с ее головы. И несмотря на это вы решили ее… наказать.
— Это инициатива Синицина. Я в этом не участвовал. Он уже взят под стражу.
— Но это произошло в вашем управлении. И именно в тот момент, когда под вашими окнами происходят беспорядки, ваш подчиненный в сговоре с группой лиц пытается… Тома, что им надо было?
— Хотели, чтобы я подписала чистосердечное признание в работе на террористическую организацию «Великая воля», — глухо проговорила Тома.
— Вот как⁈ — ахнул я. — Интересные у вашего Синицина методы следствия. Как думаете, Тимофей Борисович, если с ним поговорить, не получится ли узнать, еще что-нибудь про «сотрудников» этой организации?
— Полная чушь! Тебя, сука, обвиняют в попытке убийства кухарки, и только!
— Нет, — прошипела Тома. — Еще в убийстве на Ленского-старшего, и в покушении на весь их род!
— Основание? — спросил я.
— Звериная сущность, — сглотнула фокс.
— Какой-то бред… — заметил я и посмотрел на Штерна. — Вы так не считаете?
— Считаю. Эта женщина повредилась головой. Но что еще ожидать от нелюдя?
— Вот-вот. Думаю, за минувшие сутки мы все превратилась в нелюдей. Ну так что? Будете писать объяснительную по поводу методов ведения следствия? Или же это была случайность, и Тамара больше не обвиняемая?
Шеф надул желваки и замолчал.
Сзади показалась красная разбитая физиономия Синицына. За ним под руки вели еле ползущих зеков. Через мгновение хлопнула дверь, и все четверо исчезли. Очень надеюсь, что их посадят в одну камеру.
Ничего так и не ответив, Штерн обернулся и дернул щекой. Двоих его подручных как ветром сдуло.
— Кандалы, — сказал я, и Тома подняла руки.
Штерн смерил ее презрительным взглядом и процедил:
— Нужно поискать ключи.
— Не нужно, — покачал я головой и, схватившись за цепь, влил побольше энергии в мышцы.
Дзинь! — и кольца разлетелись. Порванная цепь замоталась на весу.
— Это… — охнул шеф. — Это государственная собственность!
— Пришлите счет в Таврино, я оплачу, — кивнул я. — А теперь позвольте нам с Томой привести себя в порядок и покинуть это милое местечко. Ваш кабинет свободен?
— Мой ко…
— Прошу, девушке нужно вытереть кровь и подвести глаза. Будьте так добры, — улыбнулся я и приобнял Тому за плечо.
Она посмотрела на него волком. Штерн скрипнул зубами.
— Следуйте за мной, — пробурчал шеф, и мы втроем направились на второй этаж.
Всю дорогу Тома сжимала мне руку, будто боялась, что я призрак и вот-вот растворюсь в воздухе. Было больно, конечно, ибо коготки она так и не убрала, но не мне жаловаться. Сейчас девушке нужно чувствовать рядом крепкое плечо.
Зайдя в кабинет, Штерн молча оставил нас с Тобой одних. Дверь закрылась, и я устало опустился в кресло.
— Метта, как дела?.. — спросил я, полуприкрыв глаза.
— Шпилька на фонаре. Жандармы уже окружили нелюдей, и вот-вот начнут действовать. Нелюдей тоже подзуживают провокаторы. Илья, нужно опередить их, иначе, чую, без крови не обойдется!
Тома же стояла передо мной, теребя фартук, и смотрела в пол. По ее щекам текли слезы.
— Эй-эй, подруга! — появилась рядом с ней Метта и заходила вокруг. — Ты чего рыдаешь? Мы же тебя спасли, радуйся!
— Спасибо… — пискнула Тома и закрыла лицо руками. — Если бы не вы…
Ее голосок сорвался, а плечи задрожали.
— Нет, так не пойдет! — сказал я, поднявшись, и усадил девушку на свое место. — Ну чего ты? Совсем раскисла. Что скажет Яр, как только увидит тебя?
— Кто?.. — округлила она заплывшие глаза. — Яр тоже здесь⁈ ГДЕ⁈
— Снаружи. Как и все эти балбесы, — и я кивнул на окна, откуда виднелась вся площадь, запруженная народом.
Тома сглотнула и оглянулась.
— Ой… Они пришли за мной⁈ — ахнула она, а я, хохотнув, вытащил платок и вытер ей глаза.
— За тобой. И если мы сейчас ничего не сделаем, они расшибутся ради тебя в лепешку, моя милая, — сказал я и поднес к ее дрожащим губам ладонь своей «жучьей» руки. — Давай, соберись, малышка, и помоги мне унять их буйный нрав.
Шпилька прыгала под ногами протестующих и, избегая попасться под каблук, подбиралась все ближе к центру столпотворения. Повсюду мелькали сапоги, туфли и хвосты. Люди смыкались все теснее и норовили отдавить Шпильке ее длинный хвост.
— Сколько можно трястись под пятою людей? Сколько можно терпеть? Мы чего, боимся⁈ — звучал натренированный голос какого-то хрена.
— Нет! — отвечали нелюди в толпе. Сначала совсем неохотно, но чем сильнее теснил толпу отряд жандармов, тем громче раздавались голоса.
— Даже в Новом свете с нами обращаются как с животными! Теперь они решили распнуть невинную женщину на наших глазах! Неужели мы позволим им это сделать⁈
— Нет, не позволим!
Шпилька подобралась поближе к горлопану, а затем за пару прыжков забралась на самый верх фонаря.
Нелюдей на небольшой площади набилось человек под триста, и очень быстро Шпилька рассмотрела самого громкого, забравшегося на перевернутую урну.
Это был фокс, и совсем серый с черными вкраплениями — не чета Томе с Яром, шерстка которых буквально горела на солнце. Он был чуть поменьше старшего Коршунова, однако морда была не менее грозной.
Яр тоже оказался рядом — расталкивая людей, фокс пробирался сквозь толпу. За ним показалась фигурка Аки, однако скоро оба потеряли друг дружку в бурлящем потоке. Японку начало выносить к строю жандармов.
И вот, оттолкнув еще парочку сородичей, Яр стащил горлопана на землю.
— Ты чего буровишь, Лекс⁈ — рыкнул он в лицо серому фоксу. — Совсем офонарел? Это ты их сюда притащил как овец на заклание⁈
— Отвали, Яр! Если ты такой трус, то мы сами вытащим Тому из застенков!
— Как именно, идиот⁈ Нас сейчас всех положат!
В ответ снова откуда-то послышались выстрелы, и по толпе прошелся шепоток страха. Кроме пары дубинок, у нелюдей из оружия были только когти и зубы, а вот вооруженных жандармов вокруг становилось только больше.
Послышался цокот копыт, и из-за угла, блестя шлемами и обнаженными палашами, выехал отряд конной полиции. Народ еще сильнее заволновался.
— Внимание нелюдям! — заговорили репродукторы. — Просьба разойтись! Неподчинение будет расценено как сопротивление властям! Внимание нелюдям!
Щелк! Щелк! Щелк! — и стоящие ровным строем жандармы передернули затворы винтовок.
— Суки! — зарычал Лекс и отпихнул Яра. — Не бойтесь! Они просто пытаются вас напугать! Стрелять они не посмеют!
— Ну ты и мудак, Лекс! — снова схватил его Коршунов. — Если они пальнут по толпе, то…
Раздались тяжелые шаги — за строем жандармов показался шагоход. Шаг за шагом он медленно приблизился к толпе и скоро завис у нелюдей над головами.
— Проваливай откуда вылез! — взревел Лекс, но гигантский автомат сделал еще один тяжелый шаг. Нелюди попятились.
Чуть наклонившись, шагоход издал такой пронзительный вой, что первые ряды нелюдей шлепнулись на землю. Достигнув наивысшей точки, звук оборвался.
Где-то секунду над крышами домов звучало эхо, потом упала тишина. И вот…
— ВНИМАНИЕ НЕЛЮДЯМ! ЭТО ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ! — загнусавил шагоход. — ДАЛЬНЕЙШЕЕ НЕПОДЧИНЕНИЕ… АКИ, ТЫ ЧЕГО ТУТ ЗАБЫЛА?!!!