– А потому, если не мы, так твой работодатель тебя самолично и прикончит.
– Почему это? – обиделся Пашка.
– Он тебе сколько за нее заплатить собирался?
– На пятьсот договаривались.
– Надеюсь, не рублей?
– Долларов.
– Тоже негусто.
– Кому как, – хмуро шмыгнул носом Павел. – А мне в самый раз. Мне мотоцикл охота. Я уже у парня присмотрел. Тот как раз полштуки просит.
– И сколько он тебе авансом дал?
– Сотню.
Бритый нахмурился.
– И где остальное собирался передать?
– Не знаю, он сказал, что если я чисто все сделаю, то он меня в настоящее дело возьмет. И там я много тысяч огрести смогу.
– И что за дело?
– Откуда я знаю? Алексей Георгиевич не из тех, кто языком направо и налево метет. Из него лишнее слово, даже если и по делу, то фигли вытянешь.
– Да кто он хоть такой? Где ты с ним познакомился?
Пашка снова шмыгнул носом и начал говорить. Оказалось, что подруги были даже слишком добры к нему, когда обсуждали его интеллектуальные способности. Пашка был настолько туп в учебе, что к четырнадцати годам с трудом одолел первые пять классов. Учиться дальше на токаря или газосварщика, как предлагал отец, или на автомеханика, как предлагала мать, он не пошел. Ему было лень. Голова Пашки упорно отказывалась воспринимать какие-либо сведения, изложенные в учебниках.
Нет, грамоту он знал. И читать мог, но не хотел. В начальных классах его несколько раз обследовали врачи, надеясь обнаружить, что он страдает аутизмом или чем-то в этом роде. Но никаких психических отклонений в нем не было.
– На редкость здоровый ребенок, – вынесли свой вердикт врачи. – Просто невероятно ленив к учебе.
Не владел Пашка и долгой памятью. Способ умножения десятичных дробей, стихи Лермонтова и правила написания безударных гласных выветривались из его башки с одинаковой скоростью. Уже через час, а то и быстрей, приходилось все зубрить заново. И с тем же результатом.
А вот простой физический труд давался ему легко. Парень он был физически крепкий. И после мучительных школьных лет пошел работать. И вполне сносно подрабатывал грузчиком на рынке. Работа требовала от него минимальной умственной работы, и потому Пашка был доволен.
Одно было плохо – за такую работу денег платили сущие крохи. Сначала-то по малолетству ему хватало. Но потом он призадумался. Да еще Пашка, как и все его сверстники односельчане, любил залить за воротник. Обычно он начинал в пятницу и не просыхал до понедельника. Таким образом, понедельник был днем действительно тяжелым. Вторник чуть лучше. В среду Пашка оживлялся и начинал ждать пятницу.
– Этот Алексей Георгиевич ко мне в пятницу и подошел, – делился Пашка. – Я как раз работу закончил, деньги мне Зураб заплатил, стоял я и их пересчитывал.
Денег, как обычно, ему показалось, было мало. И парень приуныл.
– Да еще тут Колька ко мне подвалил, мотик купить предложил. А я же знаю, у него «Харлей». Он его на свалке нашел весь битый, своими руками перебрал, тот как новый стал. Он его и в два раза дороже продать мог. А мне за пятьсот отдавал. Да только у меня и пятисот баксов никогда зараз не водилось.
Пашка мог не преувеличивать. Он и сотню гринов впервые подержал в ту же пятницу, когда познакомился с Алексеем Георгиевичем.
– Прямо так к тебе и подошел? – спросила Мариша у парня.
– Ага! Он со мной поговорил сначала. А потом сказал, что хочет предложить мне работу.
– И что?
– И предложил. Я подумал да и согласился.
– Прямо сразу?
– А чего думать? Дело нехитрое. Дома я кабанчика каждую осень сам колю. Как отец помер, так на мне эта обязанность.
– Ой! – основательно посерела впечатлительная Ленка, видимо представив себя на месте этого кабанчика.
– Но Алексей Георгиевич меня строго-настрого предупредил, что я должен держать язык за зубами. И сказал, чтобы в субботу вечером, когда предстоит идти на дело, я был трезв.
– В субботу? Но сегодня же воскресенье!
– Знаю я! – с какой-то обидой воскликнул Пашка. – Как дурак всю субботу трезвый просидел. Ну, поверите, ни в одном глазу. Только в первом часу этот козел позвонил и сказал, что все на сегодня переносится.
– Не понимаю, – помотала головой Мариша. – Почему суббота? Ты в субботу должен был в Питер ехать?
– Почему? Нет! Тут все нужно было сделать. Я сам этот дом давно на примете держу! Тут летом только живут. И про колодец давно знаю. Местечко словно на заказ. Лучше и не придумаешь!
Ленка окончательно побледнела и снова опасно зашаталась. Мариша уже сбилась со счета считать ее полуобмороки. Но Ленка неожиданно сама пришла в себя и заговорила:
– Значит, вот почему он вчера так настаивал, чтобы я приехала к нему!
– Кто настаивал?
– Алексей Георгиевич! Сказал, что мы должны увидеться вечером. И просил меня приехать сюда.
– Но ты не приехала?
– Нет, у меня возникли проблемы в институте. И я задержалась допоздна. Позвонила ему и предупредила, что не могу. Тогда он сказал, что сам приедет ко мне. И потом назначил встречу в казино.
– Ясно, отложил твою казнь почти на сутки.
– И совершил большую ошибку!
– Но он же не знал, что в дело вмешаетесь вы с девчонками, – неожиданно заступился Бритый за неизвестного ему Алексея Георгиевича, из чисто мужской солидарности, надо полагать.
После этого беседа потекла быстро и непринужденно. Признавшись в собственных грехах, Пашка с удовольствием принялся закладывать своего сообщника. Но при всем желании не смог сказать про него ничего внятного. Алексей Георгиевич не оставлял ему даже номера своего мобильника.
– Когда ему было нужно, сам звонил. Но номер все три раза был засекречен.
– Так, – задумчиво затеребила себя за длинный локон Мариша. – А на каком рынке вы с ним познакомились?
– Я тут неподалеку работаю, в Кировске.
– Отлично. А на чем он туда приехал?
– На автобусе, наверное. Или на маршрутке.
– То есть его машины ты не видел?
Пашка отрицательно помотал головой и пригорюнился.
– Я видела! – неожиданно произнесла Лена.
Все дружно повернулись в ее сторону. Даже по-прежнему лежащий на полу Пашка тоже вытянул шею. У Мариши мелькнула мысль, что надо бы поднять парня с холодного пола, а то схватит воспаление легких, так и до суда не доживет. И свидетельских показаний дать не сможет. Но вслух она произнесла совсем другое.
– Повтори, что ты сказала!
– Я видела машину, на которой он ездит, – повторила Лена. – То есть я не знаю, его это машина или чья-то, но он на ней приезжал к нам в библиотеку. Да и видела ее не я, а моя знакомая, но я ей верю.
– Отсюда поподробней, пожалуйста, – велел девушке Бритый. – Что за машина? Что за знакомая?
И Лена, торопясь, стала рассказывать.
– Дело в том, что ко мне на работе все очень хорошо относятся. И вообще коллектив у нас очень дружный. Девушки все между собой дружат. И пожилые тоже никого особенно не шпыняют. Есть, конечно, с характером дамы, но совсем откровенных мегер нет.
По этой ли причине или по какой другой, но атмосфера в библиотеке самая теплая. Никто никому никаких гадостей не делал, подсиживать друг друга тоже было не принято. И поэтому Лена совсем не удивилась, когда после ухода Алексея Георгиевича к ней подошла Идочка – их краса и гордость, блондинка с карими глазами и пухлыми розовыми губками – и сосредоточенно зашептала Лене на ухо. При этом вид у нее был такой многозначительный, словно она делилась с ней тайной бытия и создания Вселенной одновременно.
– Я тут видела, к тебе мужчина приходил, что хотел?
Услышав, что клиент пригласил Лену в кафе, Идочка посерьезнела еще больше.
– Я тебе говорю, это твой шанс! – торжественно заявила она. – Не упусти его! Да, мужчина уже в годах, но что с того? Даже лучше. Моя бабушка всегда говорит, что старый конь борозды не испортит.
– При чем тут это?
– А при том! – непривычно строго произнесла Идочка. – Что тебе с твоей внешностью нужно разыграть свою единственную карту – молодость! И этот мужчина тебе подходит идеально. К тому же я видела его железную лошадку. Вполне приличная иномарка. «Опель», но новая модель! Попа круглая, глаза косые, сам весь блестит, прямо смуглый мулат!
– У кого из твоих знакомых мулатов круглая попа и косоглазие? – растерялась Ленка, окончательно перестав понимать, о чем ей толкует подруга.
– У машины! Да не о том речь! Главное, что деньги у мужика есть.
– Откуда ты взяла?
– Во-первых, машина. Но машина в наше время не показатель. Их в кредит всякие голодранцы нахапали и ездят, понты сшибают. Только это не тот вариант. Тут главное – номер. Это во-вторых и в-последних.
– Какой номер?
– Ну ты, подруга, совсем серая! – поразилась Идочка. – Номер у него на машине особый. Три тройки в нем. Улавливаешь?
Но Ленка по-прежнему не улавливала.
– Купил он его в ГАИ. За отдельную плату. Есть у них там такая услуга. Продают легко запоминающиеся номера, ну, триста тридцать три или семьсот семьдесят семь, тем людям, кто пожелает их себе повесить.
– Зачем?
– Да все для того же! Для дополнительной крутизны, – фыркнула Идочка. – Особый номер – это как галогенки, как аэрография, как кожаный салон в машине. Если их нет, то, значит, деньги у человека есть, а фантазии ноль. Такие папики нынче уже не в моде. Но я к чему говорю-то, продают эти номера в ГАИ за приличные деньги, между прочим. У меня там двоюродный брат работает, так что я это точно знаю.
– И что?
– А то, что, если у твоего кавалера есть лишние деньги, чтобы их на пустяки выбрасывать, лучше пусть он их на тебя тратит!
– Может быть, он женат!
– Ой, я тебя умоляю! – закатила глаза Идочка. – За кого ты меня держишь? Я же его карточку заполняла. Так что паспорт видела. Холостой он! И женат никогда не был!
На этом месте Мариша перебила увлекшуюся Ленку:
– Постой, постой! Если все его паспортные данные у вас в библиотеке хранятся, так чего мы тут голову ломаем? Надо туда съездить и все выяснить.