— Но девушка больна, — продолжал Людовик, — ей нужен уход.
— Она будет его иметь: я прикажу одному из моих помощников ехать в Сент-Аман с этой дамой.
Король сделал знак одобрения.
— Любезный Таванн, — сказал маршал, — если вы хотите заняться этим делом, потрудитесь выбрать конвой из легкой конницы, которая стоит у входа в Калонь, прибавьте трех лейб-гвардейцев и сержанта, который сядет на запятки кареты, из тех, которые в эту ночь дежурят у дома короля. Сержант знает ночной пароль.
Таванн ускакал галопом.
Король сделал рукой дружеский знак окружавшим его, после чего поехал с дофином, маршалом и сопровождавшими его вельможами на улицу, начинавшуюся у моста.
— Да здравствует король! — тихо повторила толпа.
Люди стояли неподвижно, устремив глаза на маленький отряд, исчезнувший в темноте. Арманда и Урсула радостно бросились друг другу на шею.
— О! — вскричала Арманда. — Как подходит королю имя Возлюбленный.
— Вы едете?
— Не теряя ни минуты!
— Бедная милая Сабина! Это послужит для нее утешением.
— Да, и притом я страшно боялась оставить ее там одну.
— Она так больна!
— Не только поэтому.
— Почему же еще?
— Сегодня утром, когда я покидала Сабину, я встретила там человека такой подозрительной наружности, с таким порочным лицом, что испугалась, потому что этот тип не спускал глаз с дома Сабины.
— Кто же это мог быть, Арманда?
— Не знаю, но только у меня сердце сжалось при виде его.
— К счастью, вы едете в карете короля, опасности нет.
— И притом у меня будет конвой.
— Которым буду командовать я, — сказал громкий голос.
— Ах, господин Тюлип!
Это действительно был сержант, вышедший из-под деревянного навеса, где он до сих пор скрывался.
— Вы были тут? — спросил Рупар. — И вы не пришли взглянуть на короля?
— С королем был маршал, потому я и не вышел, чтобы он меня не заметил…
— А, вы боитесь маршала?
— Нет, но я сегодня дежурный в Калони и незаметно улизнул, чтобы полюбезничать с милыми парижанками. Если бы маршал меня увидел, то узнал бы, а если бы он меня узнал, то наказал бы непременно! Я знаю маршала, и он меня знает. Он наверняка определил бы меня в резерв. Сержант Тюлип в резерве в день сражения! Черт побери! Знаете, мадам, я предпочел бы лучше проглотить свою саблю, чем стерпеть такое!
— Так вы спрятались?
— Да. А теперь я поеду за девушкой вместе с вами, мадам Арманда, и, если вдруг мы встретим на дороге человека, о котором вы говорили, я разрежу его так проворно, как цыпленка, которым мы угощались сегодня.
Окончив эту речь, Тюлип сделал пируэт, стал в третью позицию и исчез.
XIIНочной осмотр
Король со своим конвоем переехал через мост.
— Государь, — сказал маршал, — мои сведения точны. У неприятеля 55 000 человек, в том числе 20 батальонов и 26 эскадронов англичан, 5 батальонов и 16 эскадронов ганноверцев под начальством герцога Кумберлендского. Затем корпус голландцев, под начальством принца Вальдека, состоящий из 4 эскадронов и 26 батальонов и, наконец, 4 эскадрона конницы австрийской и 4 эскадрона гусаров венгерских, под начальством генерала Кенигдека.
— Итак, армия неприятелей, — сказал король, — состоит…
— Из 55 000 человек.
— Следовательно, наша армия многочисленнее? — сказал с радостью дофин.
— И да, и нет. Численность всей нашей армии составляет 70 000, но из них 18 000 находятся под Турне, а 6000 оставлены на границах Франции, — пояснил маршал.
— Следовательно, у нас на 9000 меньше? — спросил король.
— Но они французы! — воскликнул дофин.
— И притом ими командует полководец, покрытый лаврами побед, — сказал король. — Я предпочту иметь армию на 9000 меньше, но во главе этой армии — Морица Саксонского.
Правый рубеж леса Барри был защищен двумя редутами. Фонтенуа также прикрывали многочисленные редуты.
Маршал показывал дорогу королю. Они ехали среди спящих солдат. Офицеры и солдаты спали в мундирах, в полном вооружении, не снимая рук с ружей и шпаг, кавалеристы лежали на траве, их лошади были привязаны к пикам, воткнутым в землю. Артиллеристы храпели на лафетах пушек, ядра лежали у их ног. Саперы, пионеры — словом, все солдаты инженерного корпуса, который Вобан основал шестьдесят лет назад, спали на земле, в вырытых накануне траншеях. Там и сям виднелись палатки генералов. Вдруг в лесной тишине раздался легкий шум.
— Кто идет? — послышался голос.
Дуло мушкета чернело в полумраке. Маршал сделал знак королю и дофину оставаться неподвижными, не отвечать и сделал два шага вперед.
— Кто идет? — повторил тот же голос.
Послышался звук взводимого курка. Маршал, все не отвечая, ехал вперед…
— Кто идет? — спросил голос в третий раз.
Дуло мушкета быстро опустилось и застыло на уровне груди маршала.
— Офицер, — ответил Мориц Саксонский.
— Стойте! Если вы сделаете еще шаг, будь вы сам маршал, я пошлю вам пулю в лоб.
Не опуская ружья, грозное дуло которого было направлено в маршала, часовой громко крикнул:
— Сержант!
Сержант явился с четырьмя солдатами, которые держали ружья наготове.
— Езжайте сюда! — скомандовал сержант. Маршал подъехал и распахнул свой плащ.
— Монсеньор! — вскричал сержант и отдал честь. Французские гренадеры сделали то же самое. Часовой, неподвижно стоявший на своем посту, тоже отдал честь. Король, дофин, принц Конти, д'Аржансон подъехали, и маршал остановился перед часовым. Он пристально на него посмотрел.
— Если бы я не ответил в третий раз, ты бы выстрелил?
— Да, монсеньор, — ответил гренадер без сомнений.
— Как тебя зовут?
— Ролан Даже.
— Ролан Даже! — повторил король. Молодой гренадер вздрогнул и прошептал:
— Король.
Людовик XV подъехал к нему со словами:
— Вы сын моего верного слуги. Ваши горести приводят в отчаяние вашего отца. Ваша сестра находится в сильном отчаянии, и я приказал привезти ее из Сент-Амана. Приходите завтра в Калонь повидаться с отцом и сестрой.
— Государь, — отвечал Ролан, — моим утешением станет смерть за вас!
— Если вас сразит пуля, если вы будете убиты в сражении, то вы умрете так, как должен умереть солдат.
Ролан печально опустил голову.
— Месье Ролан, — продолжал Людовик XV. — Если вы не будете ни убиты, ни ранены, явитесь ко мне вечером после сражения — я приказываю вам.
Ролан низко поклонился.
— А, это вы, любезный д'Отрош? — продолжал король, видя, что к нему поспешно подъезжает гренадерский офицер.
— Государь, — отвечал молодой офицер, один из храбрейших в армии, — я безмерно счастлив видеть сегодня ваше величество.
— Почему же именно сегодня?
— Потому что послезавтра будет сражение, государь, и если я буду убит, то, по крайней мере, я расстанусь с жизнью, простившись с вашим величеством.
— Вы останетесь живы, д'Отрош: надо говорить не «прощайте», а «до свидания».
— Я не боюсь, государь, умереть в сражении, подобном тому, которое будет послезавтра. Но я был бы очень счастлив, если бы вы, государь, оказали мне последнюю милость!
— Какую?
— Разрешили поцеловать руку вашего величества.
Король сделал дружеский знак д'Отрошу, капитану французских гренадеров, и, внимательно осмотрев лес Барри, вернулся к тому месту, где его ждал конвой. Д'Отрош смотрел вслед удаляющемуся конвою.
«Король запрещает мне нарочно позволить себя убить», — подумал Ролан, опираясь на свой мушкет.
Объехав все редуты и центр армии, король достиг деревни Антуань, справа от которой также расположились войска. Антуань была укреплена еще лучше, чем лес Барри и Фонтенуа. Многочисленные пушки защищали редуты. Когда король осмотрел все, он протянул руку маршалу и сказал просто:
— Благодарю.
— Я исполнил свой долг, — ответил маршал, — теперь армии предстоит сделать все остальное.
— Она сделает.
— Я в этом не сомневаюсь, государь.
Всадники отправились обратно. На мосту король встретил Таванна, ожидавшего его.
— Ну что? — спросил король.
— Все приказания отданы и исполнены, государь, — отвечал виконт.
Король продолжал свой путь. Доехав до двери дома, который был у самого моста, он опять поклонился Морицу и сказал:
— Любезный маршал, этой ночью вы снова превозмогли ваши страдания, я на это согласился, но завтра — другое дело, я приказываю вам оставаться в постели целый день.
— Но, государь… — начал Мориц.
— Сражение будет только послезавтра, отдыхайте же — это необходимо. Это мнение Пейрони, и я так хочу!
Когда король говорил: «Я так хочу», надо было повиноваться. Маршал низко поклонился Людовику XV и в ту минуту, когда король входил в свою квартиру, направился через улицу в дом, находившийся напротив.
Войдя в большую комнату, он тяжело опустился в кресло, глубоко вздохнул, и его окружили слуги.
— Разденьте маршала и отнесите в постель, — приказал Пейрони, последовавший за маршалом по повелительному знаку короля.
— Что мне нужно делать? — спросил маршал.
— Я вам уже говорил: все или ничего!
— Если так, ничего!
— Это легко.
И Пейрони направился к двери со своей обыкновенной порывистостью, затем, перейдя улицу, вошел в дом, где жили король и дофин.
Людовик XV, отпустив всех его сопровождавших и оставшись наедине с Ришелье, открыл письменный стол и, взяв оттуда запечатанное письмо, сказал герцогу:
— Отправьте, дорогой герцог, немедленно это письмо по адресу. Пусть его передадут мадам де Помпадур в собственные руки.
— Государь, все будет исполнено в точности.
Он поклонился и вышел из апартаментов короля.
Было около полуночи, когда он оказался на темной и пустынной улице и быстро дошел до дома, который находился рядом с домом короля. В ту минуту, когда он переступил порог, лакей, открывший дверь, сказал:
— Вас кто-то ожидает.
— Кто? — спросил Ришелье.
— Господин, отказавшийся назвать свое имя.