Зачем она так невероятно прекрасна? Она колебалась. Это должно было остановить его, но он, напротив, рванулся к ней и притянул ближе к себе. Их губы встретились. Разочек, подумал он, просто чтобы попробовать ее. Но на вкус она оказалась сладка, как сахар, тающий во рту. Попробовав один раз, он очутился в положении человека, погибающего от голода. И захотел снова поцеловать ее.
— Нет! — воскликнула она, начав отбиваться. Он засунул руку под ее тонкую футболку, и она затрепетала, разрываясь между желанием и страхом.
— Дорогая, ты пришла ко мне! — Он гладил ее округлые груди, и их соски твердели. Его реакция была такой же стремительной и полновесной.
Он забыл обо всем, кроме нее. Все его существо пульсировало от желания. Его пальцы спустились ниже — к ее животу и бедрам. Мягкость ее голой кожи под его мозолистыми пальцами усыпляла его разум.
Постепенно она успокоилась. И изогнулась перед ним, чтобы ему было удобней. Ее нога обвила его ногу. Она была гладкой и теплой, он — жарким и полным энергии. Кожа к коже, тело к телу, мужчина к женщине. Она обтекла его. Она была заколдованной, дикой, сладкой. Его руки сжимали ее, и он безмолвно уводил ее в тень.
Затем его рот накрыл ее рот, и в нем заполыхал огонь. Кристофер запустил руки в ее волосы, оглаживая ее шею. За минувшие недели Даллас измучила его. Сначала оскорбляя его и отказываясь отдать ему Стефи, а затем доводя до исступления от неутоленного желания.
Его губы становились все жарче, и он раздвигал ими ее губы. Его язык скользнул к ней в рот.
— Ты прекрасна, — мычал он. — Ты сладкая. Я не ожидал такого.
— Так же, как и я.
— Мне не стоило приезжать.
— Если бы только ты не приезжал… — Мягкий мучительный вздох сорвался с ее губ.
— Жизнь стала бы совершенно иной, если бы исполнились все человеческие желания, — сурово сказал он, теребя ее золотые волосы. — Исчезли бы все проблемы. Я должен был приехать.
Его наслаждение было так интенсивно, что она не могла помешать своему телу раствориться в его теле. Ее руки конвульсивно обхватили его шею, а рот обжигал огнем.
Он знал страсть, но такую — никогда. Ее голод и лихорадочное безумие были не меньше, чем у него. Она спустила с привязи все его силы, всю его мужественность. В его жизни были другие женщины — она заставила его забыть их всех. Когда она высвободилась, они оба испытали боль. Ее голос дрожал:
— Остановись. Пожалуйста… Ты должен… Он опустил руки, сжал их в кулаки. Глубоко вздохнул.
— Все, что вы говорите, не правда, — шептала она. — Зачем я уступаю, хотя презираю вас?
Его мрачный смех наполнил зловещую темноту ночи. Он пригладил свои волосы, спутанные ее руками.
— Вы действительно думаете, что сможете одурачить меня? — вскричала она. — Будто бы я не знаю, что вам нужно!
Он воззрился на нее в страхе. Неужели она догадалась, кто он?
— Я лишь играла с вами сегодня, — промолвила она, — чтобы посмотреть, как далеко вы зайдете в своей грязной игре.
— Вам следовало знать, что я дойду до конца.
— Негодяй!
— Мир уже установил данный факт, — согласился он. Но его руки снова сжались в кулаки.
— Играть на любви детей — чтобы затащить меня в постель?!
Она умолкла. Он взирал на нее в изумлении, раскрыв рот.
— И это — все? Вы хотите сказать, что действительно не знаете…
Ее лицо побелело от гнева. Он почувствовал слабость и облегчение одновременно: она еще не узнала его!
— Ты не права, дорогая, — мягко закончил он.
— Тогда что означает ваш поцелуй?
— Приди ко мне — любой ночью, и я дам тебе урок биологии. Очень простой: ты хочешь меня и я хочу тебя.
— Ты мошенник.
— Забавнее спать с мошенником, чем со святым.
— Этого никогда не будет.
— Будет — и скорее, чем ты думаешь.
— Нет!
Его губы скривились в горькую, всезнающую улыбку.
— Отстаньте от меня и моих детей! Его глаза метнули стрелы в ее глаза, но все же он промолчал. И лишь когда она отвернулась и спотыкаясь поспешила к дому, он поклялся ей низким, едва слышным голосом:
— Не получится, леди.
Даллас вбежала в ванную и заперлась там. Наполнила ванну горячей водой — чтобы дети не услышали ее рыданий и чтобы пар затуманил зеркало — тогда она не сможет увидеть свое лицо. Даллас рыдала от ненависти к себе.
Годами она мучилась, стараясь искупить свой грех, ходила в церковь каждое — нет, почти каждое — воскресенье, заточила себя в университетском городке, встречалась только с надежными мужчинами, но по-прежнему оставалась распутной женщиной с опасными саморазрушающими порывами. Почему она не в силах измениться?
С той минуты, когда Даллас по ошибке оказалась на яхте Чанса, она погибла, и знала это.
О, как потрясающе красив он был! Он сразу почувствовал ее голод по его сильному загоревшему телу, голод, усиленный чудовищно долгими годами самобичевания и безбрачия. Полуголый, обернутый лишь полотенцем, с обнаженной грудью и мускулистыми плечами, он был грозным и мужественным гигантом. Его каштановые волосы слишком длинны и неаккуратны. Его карие глаза под темными бровями, его прямой, почти орлиный нос, высокие скулы и жесткие линии челюстей — все в нем изумительно симметрично.
Чане прекрасен даже в этих нелепых интеллигентских очках, вовсе не подходящих ему. И он знает это. Вероятно, за всю свою жизнь он не прочел ни одной книги — не возникало надобности. Он такой земной и прямой! Даллас была лучшей студенткой на курсе.
Он все вернул — страдания и боль сердца. Чане вторгся в жизнь их всех. Зачем он приехал? Почему не уезжает? Охотник, подстерегающий ее. Ей нужно побеспокоиться о детях и ресторане, а вместо этого ее поглотили мысли о Чансе.
Спустя несколько часов она вползла в постель и тотчас уснула. Ей опять приснился тот же кошмар. Как всегда, она стояла в нереальном, белом больничном коридоре. Плакал ребенок, которого уносили прочь, а она бежала за ним. Но его плач все слабел и слабел. Потом наступило молчание, подобное смерти. Она проснулась. Ее сердце колотилось от ужаса.
Кондиционер обдал ее ледяным воздухом. Она долго смотрела на свои голые руки, мерцающие в лунном свете. Горькая память вновь возвратила страшный сон. Она устало взъерошила свои волосы. Потом встала, надела халат и осторожно перешагнула через спящих детей.
Почему она не может ничего забыть? Ведь они обещали ей, что она забудет. Даллас включила внизу свет, но привычный беспорядок в кухне напоминал тюрьму. Она снова выключила свет и шагнула в ночь.
Луна низко висела над водой, когда Даллас шла от ресторана к пляжу. Вода мерцала, как черное зеркало. Теплый ночной воздух был спертым и влажным. Ее ноги утопали в мягком сыром песке.
Она отбросила со лба волосы и взглянула за горизонт. Затем села на бревно, которое волной выбросило на берег, и скорчилась, прижав колени к груди.
И тут из темноты раздался ровный мужской голос, который придал ей силы.
— Итак, вас тоже подняли с постели привидения, — очень мягко проговорил Кристофер.
Она посмотрела на него и почувствовала, что он ее понимает.
— Я пришла сюда вовсе не затем, чтобы искать вас, если вы имеете в виду это.
— Нет, я не имел этого в виду.
— Не подходите ближе, — прошептала она. — Не прикасайтесь ко мне.
— Хорошо. — Он поднял руки, показывая, что безопасен для нее. — Не возражаете, если злой большой волк присядет? — Он детально продумал манеру изъясняться.
Даллас согласилась: выражение его лица было добрым. Она показала ему на дальний конец бревна:
— Нет, если вы сядете там.
— Вы очень добры. — Он опустился на бревно. Повисла напряженная пауза. — Плохие сны? Она содрогнулась:
— Ужасные.
— У меня тоже. — Он помедлил. — Хотите поговорить о них?
— Нет. — Ей опять показалось, что он ее понял.
Его низкий голос звучал сердечно:
— Кое-какие события в жизни трудно преодолеть.
— Невозможно, — уточнила она.
— Все, что мы можем, — постараться в следующий раз вести себя лучше.
— В следующий раз… — Она взглянула на него блестящими глазами. — Этого я совсем не хочу.
— Значит, вы не просто убегаете от прошлого, Даллас. Вы убегаете от жизни.
— Разве вам это неудобно — ведь вы преследуете свои цели?
— Черт! — У него вырвалось лишь это слово. Он в ярости вскочил. По непонятной причине она схватила его за руку.
— Пожалуйста, не уходите. Я была не права. Его темные глаза встретили ее взгляд.
— Пожалуйста, — попросила она. Он снова сел.
— Я.., я знаю, что стала бы просто еще одной женщиной для вас, — сказала она. — Со мной раньше случалось такое.
Его низкий голос звучал напряженно:
— Может быть, вы ошибаетесь в отношении меня.
А вдруг?.. В нее закрались сомнения. Она придвинулась к нему ближе, скользя по бревну. Ее пальцы легонько коснулись его руки. Постепенно его руки обхватили ее плечи, он нежно притянул ее к себе. Она уронила голову ему на плечо.
Они сидели так долго. Потом она сказала:
— Чане, я боюсь вас из-за своего прошлого. Он заглянул ей в глаза:
— Вы плачете? — Пауза. — Из-за меня? Она кивнула.
— Не надо. — Он пригладил рукой ее растрепавшиеся волосы. — Я не стою того. Если вы боитесь меня, я подожду.
— Вы не понимаете. Я не прошу этого: не хочу, чтобы вы зря тратили время, ожидая меня. Я давно сделала свой жизненный выбор.
— Теперь все изменилось. — Пауза. — Для нас обоих.
— Я не повторю своих ошибок!
— Давайте молиться о том, чтобы никто из нас их не повторил, — парировал он.
Она услышала неподдельную боль в его голосе — всепоглощающую, такую же, как и ее собственная.
— Чане, — прошептала она, пытаясь не дать воли чувствам. — Я не могу себе позволить привязаться к вам.
В его темных глазах появился злой блеск.
— А вдруг вы не сможете остановиться. — Его голос стал соблазнительно хриплым.
— Я не собираюсь залезть к вам в постель только из-за того, что вы красивы.