— Я полюбил вашу дочь с первого взгляда, — сообщил он удивленному отцу. — Я понял, что жить без нее не могу. Я хочу на ней жениться. Я очень богат, и все мое достояние — к ее услугам. Мы совершим кругосветное путешествие на моем самолете. Она станет владелицей виллы в Александрии. Я куплю ей лучшие бриллианты. Ваша дочь будет счастливейшей женщиной Каира.
— Благодарю за честь! — ответил аль-Шубаши. — Моя дочь должна сама решить, за кого ей выходить замуж. Я не могу вас обнадежить. Поговорите с ней.
— Я могу ее увидеть? — спросил разочарованный жених.
Он был уверен, что сватовство состоится немедленно. Праведный мусульманин сам решил бы этот важный вопрос. Миллионер удивился, он не знал, что аль-Шубаши коммунист и давно уже перестал подчиняться установлениям мусульманских богословов. На следующий день он пришел к Фатин.
— Госпожа моего сердца, — сказал он, склонившись в низком поклоне, — я прошу вашей руки. Я полюбил вас в тот миг, когда впервые увидел. С тех пор я не перестаю думать о вас, прекраснейшая из всех женщин Каира.
Фатин слушала, опустив глаза, едва сдерживая улыбку. А жених сообщал ей все то, что уже сказал отцу. Рассказывал о баснословных доходах от нефтяных промыслов. О виллах и дворцах, которые будут ей принадлежать.
Фатин спокойно выслушала гостя и ответила отказом:
— Я не могу принять вашего предложения, я люблю другого человека, совсем не похожего на вас. У него нет дворцов и нефтяных промыслов, но душа его дороже всех богатств мира.
Жених не уходил. Он снова рассказывал о своих богатствах, говорил о том, как влюблен и готов выполнить любое желание возлюбленной. Фатин попросила оставить ее, не уговаривать.
— Поймите, я люблю другого человека!
Мухаммед аль-Шубаши долго смеялся, когда Фатин рассказывала за вечерним чаем о сватовстве миллионера.
— Небо послало тебе принца из «Тысяча и одной ночи», — шутил отец, — а ты отказываешь ему. Возможно, он владеет волшебной лампой Аладдина. И миллионами он владеет в избытке. Не хотел бы я быть на его месте. Сколько хлопот с этими миллионами!
Шли дни, и Фатин встревожилась. Исчез аль-Хамиси. Почему? Она пожаловалась той же родственнице, сказала, что озабочена, не обиделся ли поэт? Но за что он мог обидеться?
Родственница поспешила сообщить об отвергнутом женихе, и аль-Хамиси решил повидаться с Фатин, чтобы поговорить с ней о ее будущем.
— Ваша родственница рассказала мне о сватовстве молодого миллионера, — сказал удрученный поэт, — о вашем отказе. Надо хорошенько подумать, милая Фатин, прежде чем отвергнуть заманчивое предложение. Вам представился случай устроить свою жизнь с предельной роскошью и удобствами, которые никто больше не может вам дать. Молодой красивой женщине может доставить удовольствие кругосветное путешествие на собственном самолете. Есть много преимуществ у людей, владеющих миллионами. Можно жить во дворце, а при желании можно помочь бедным людям. Я говорю это искренне, от всей души, желая вам счастья. Такой случай может никогда больше не повториться.
«Боже мой, — подумала Фатин, — Аль-Хамиси не любит меня и потому дает такой нелепый совет. А мне казалось, что я нравлюсь ему, что ему хочется меня видеть. Как быть? Не положено женщине говорить о своих чувствах. Стыдно, нескромно. Он может подумать, что я напрашиваюсь в жены… Нет, он не должен так думать. Тонкий, мудрый, романтик, он должен меня понять».
— Почему вы молчите, Фатин? Я обидел вас своим советом?
— Нет, не обидели. Я не решаюсь сказать… Я верю, я знаю, вы желаете мне счастья. Может быть, поэтому я решусь сказать о том, что не положено говорить египтянке. Я признаюсь вам, обожаемый аль-Хамиси. Мне не нужны дворцы и бриллианты. Я хочу хоть изредка слышать удивительное, редкостное чтение стихов, лучше которых никто не написал. Обещайте мне приходить хоть изредка, дорогой устаз. И больше мне ничего не надо.
Фатин говорила тихо, взволнованно, не поднимая головы, пытаясь скрыть слезы и смущение.
— Фатин, если бы вы знали, как мне дороги ваши слова, ваши чувства. Как я хотел бы стать вашим мужем. Но я очень неустроенный человек. Я не могу доставить вам и малой толики жизненных благ. Я гонимый, я подвержен преследованиям, меня ждут тюрьмы и ссылки. Сегодня издают мою книгу, а завтра меня выгоняют из всех редакций, запрещают печатать. Вы думаете, что я могу распорядиться своим театром и обеспечить себе существование? Ничуть не бывало! Вчера чиновники побывали на моем спектакле и предложили избавить Каир от моего театра и моих «плебейских» пьес. В ближайшее время театр должен выехать в провинцию. Отныне нам предстоит жизнь скитальцев. Могу ли я предложить царице моей души такую трудную жизнь? Вы знаете мое творчество, милая Фатин, оно принадлежит моему народу. Вся жизнь моя отдана борьбе за лучшую долю египтянина: рабочего, феллаха, мелкого служащего, бездомного человека. Их тяжкая доля стала моей болью еще в юности. Я верен своему делу, а оно требует больших жертв.
— Мой дорогой аль-Хамиси! Я тоже люблю свой народ. Я хочу ему служить и с радостью стану спутницей моего господина. Я готова кочевать вместе с театром. Я готова есть корку хлеба и бобы, если не будут печатать талантливые книги аль-Хамиси.
Они поженились. И не было в Каире счастливее семьи.
Любимая!
Пью с губ твоих нектар цветка —
Благоуханное дыханье.
Ступаешь ты пугливой ланью,
И голос твой сродни журчанью
Серебряного ручейка.
Приход твой озаряет разом
Весь мир. Послушна и легка,
Прядь, словно крылья мотылька,
Переливается топазом.
Настали светлые дни. Позади скитания. Аль-Хамиси обрел дом, где его ждала любимая Фатин. С какой радостью он возвращался домой после близких и дальних поездок.
Член Всемирного Совета мира со дня его основания, аль-Хамиси вел огромную работу, вовлекая все большее число друзей в это общественное движение. Писатели многих стран своим словом способствовали развитию этого движения. Яростный противник войны и насилия, аль-Хамиси создал талантливые поэмы и стихи, клеймящие войну, призывающие к миру и созиданию.
Потрясенный революционными событиями в Алжире, аль-Хамиси написал поэму «Абуль Касем аль-Газаири», которая стала популярной во всем Арабском мире. На этот раз первой читательницей произведения стала Фатин. Сколько восторженных и взволнованных слов услышал поэт в награду за вдохновенные бейты. Фатин читала поэму с таким чувством, с такой искренностью, что гости, которым посчастливилось услышать ее чтение, были растроганы до слез. Да и сама Фатин не скрывала своего волнения.
— Как прекрасна, как романтична эта поэма, — говорила Фатин. — И как трагична!
Утро первозданное сверкало
Праздничной палитрой карнавала.
Как в прекрасном, сказочном краю,
Все вокруг цвело, благоухало,
Нитями из жемчуга и лала
Небо, улыбаясь, украшало
Мантию пурпурную свою.
Облака, не улетая ввысь,
На холмах, как голуби, белели,
Краски ликовали, пламенели,
Небо и земля под птичьи трели
В трепетном объятии сплелись.
Абуль Касем из предместья Тильмисан
Зачарованно глядел на это диво.
Вдалеке то оживали, то пугливо
Замирали тонких скрипок голоса.
И душа его, подобно тонким струнам,
Откликалась на мелодию весны,
С нею вместе уносясь в порыве юном
В нескончаемый простор голубизны.
И, почувствовав биение крови,
Он запел, и в звуках песни заискрилось
То старинное сказанье о любви,
То предание, в котором говорилось,
Как ночами, под покровом темноты,
Фея гор спускалась в спящую долину
И вплетала в косы белые цветы
Ароматного полночного жасмина…
Абуль Касем из предместья Тильмисан
Пел, и юность в этой песне оживала,
А на травах светлым жемчугом роса
Краски радужного утра отражала…
С новой нежностью он думал о жене,
О глазах любимых, жарких, точно пламень,
О глазах ее глубоких, как у лани,
Что живет в далекой сказочной стране…
Они стоят у рыночных ворот —
Преступники с глазами бесноватых,—
Из-под железных касок на народ
Глядят, направив дула автоматов…
О Абуль Касем,
Жертва палачей,
Они тебя, невинного, сковали,
Они, глумясь, игрушки изломали
И тут же платье в клочья изорвали,
Что ты в подарок нес жене своей.
Забудь теперь о доме навсегда,
Простись с землею, с небом и с рассветом,
С тем ручейком простись, где каждым летом
Журчит по гальке светлая вода.
Простись с садами, птицами, цветами
И позабудь навеки о жене,
О том, как в полусонной тишине
Слова любви ее уста шептали.
Лицом разбитым к дому повернись
И с малышом оставленным простись.
Ты скован,
Но врагам не задушить
Мелодий в тайниках твоей души:
В ней живы голубые вечера,
Легенды гор,
Благоуханье утра,
В ней росы отливают перламутром
И виден купол звездного шатра.
В ней судьбы этой горестной земли
И твой Алжир,
Он с ней неразделим.
Ночь спустилась на спящую землю,
Как проклятье безумных небес,
И глядит из клубящихся бездн
Лик вулкана с пылающим зевом…
Вот веревкой его оплели,
Глухо лязгнули десять затворов,
Ружья в сердце ему навели,
И скомандовал черный, как ворон,
Командир приказание: «Пли!»
Фатин дочитывает поэму вся в слезах.
— Я выстрадал эти бейты, — говорил аль-Хамиси. — Я написал поэму в один вечер. Я не мог ее не написать. Перед моими глазами были мои друзья алжирцы — прекрасные люди. Отважные воины. Многие погибли в борьбе с оккупантами. Но революция завершилась освобождением Алжира. Ценой жизни отважных сыновей завоевана свобода. Я рад, Фатин, что тебе понравилась поэма. В ней частица моей души.