…Берег Сены.
Холодный гранит.
Ледяная тоска отчужденья.
Каждый день я
В плену наважденья.
Голос родины в сердце звучит:
— Изгнанник! —
Здесь, от родины вдали,
Печаль разлуки с нею раздели…
— Как я рад тебя видеть, аль-Хамиси, — говорил Абдель-Аль, старый друг поэта. — Я из Каира. У меня добрая весть. Ты говорил мне, что твои книги изъяты и теперь недоступны египтянам. Я могу сказать: они доступны. Из частных библиотек книги передаются из рук в руки, переписываются, и молодежь читает твои стихи с восторгом. Я хочу прочесть тебе страничку превосходной статьи критика Гали Шукри. Мне доставит большое удовольствие первым сообщить тебе об этой статье, я согласен с точной и верной характеристикой известного литературоведа.
«…Аль-Хамиси личность романтическая и в идейном, и в художественном отношении, но его изначальная связь с народом, высыпавшим на улицы, не дала ему оказаться светочем, который вспыхивает только затем, чтобы тут же погаснуть. Связь эта переросла сама собой в спонтанное стремление отдать себя борьбе за будущее родины и народа. Да, он заимствовал у Салямы Мусы концепцию «литературы для народа». Да, он заимствовал у Халиля Мутрана принцип «органического единства поэмы». Но самое важное, он научился у них широко смотреть на вещи и не останавливаться на полпути. А потому естественно, что он шагнул дальше и социализма Салямы Мусы, и обновленчества Халиля Мутрана. Шагнул дальше и в качественном отношении, и по существу.
Так этап за этапом формировалась личность аль-Хамиси как художника. С полным правом его можно назвать выдающимся общественным деятелем. Но он же и новеллист, и поэт, и драматург, и кинематографист. Кроме того, он журналист, узник, друг, враг, юморист, удрученный заботами человек, изгнанник. Он все это вместе, и все это сочетается в нем самым неожиданным и непредвиденным образом. Его литературная и общественная деятельность, его стихи, пьесы, статьи, фильмы, музыка — все это расскажет о нем, но никогда не заменит его. Его человеческая личность — это и первая его поэма, и первая повесть, и первая театральная постановка, и первое выступление в печати, и первая мелодия, и первая кинематографическая лента. Аль-Хамиси демонстрирует нечто противоположное тому, что считается установленным фактом: первый опус художника, как правило, не шедевр. Он из личности своей человеческой создал первое и самое грандиозное произведение, превосходящее все остальные его творения…»
— Тут есть много верных и точных характеристик. Я хочу процитировать еще несколько строк.
«…Его бросали в тюрьму, ссылали при всех режимах — он не сломился. Жизни в лагере, в изгнании, в ссылке, жизни вдали от родины от отдавал предпочтение перед теми постами, должностями и материальными благами, которые он мог бы получить от сильных мира сего, из коих иные были его личными друзьями…»
— Последний абзац я принимаю, он вполне соответствует истине, — сказал аль-Хамиси. — Гамаль Абдель Насер предлагал мне пост министра культуры. Садат был моим другом в молодости, до того как он стал преступником и шпионом. От друзей я узнал, что меня должны уничтожить. Я жив, надеюсь еще написать стихи и поэмы, которые осаждают меня в бессонные ночи и терзают мою душу, подобно сатане. Мое слово поэта выстрадано в жестокой борьбе. Оно искреннее, и потому должно быть принято моим народом, которому я служу. Однако и ты, мой друг, пренебрег материальными благами и королевскими садами. Вместо того чтобы беспечно жить в своем поместье, ты скитаешься по белу свету, потерял здоровье и молодость в тюрьмах. Зато какой прекрасной идее ты служишь!
Аль-Хамиси поднялся, заварил крепкий чай, и беседа продолжалась почти до рассвета. Они вспомнили свое знакомство в дни молодости, когда знатный бек Абдель-Аль стремился встретить прославленного поэта, у которого слово не расходилось с делом и звало на передний край баррикад. В ту пору Абдель-Аль стал членом коммунистической партии Египта и окунулся в бурлящую демонстрациями, митингами и забастовками жизнь столицы. Теперь перед аль-Хамиси сидел седой человек с благородным лицом и солидным стажем тюремного заключения. Горячий патриот своей отчизны, Абдель-Аль провел в тюрьме десять лет. При всех режимах он был гоним. Он такой же изгнанник и скиталец, как и его друг аль-Хамиси. Но он верен своей мечте. Он служит своему народу. Жизнь его отдана освободительной борьбе.
Прощаясь, аль-Хамиси прочел несколько строк своего стихотворения «Печаль сердца»:
— Гостиницы
Во всех концах земли,
Чужие города,
Аэропорты,
В чужих морях
Чужие корабли
Перемещались в памяти и стерты
И боль мою ослабить не смогли,
Калейдоскоп побегов и погонь…
И все ж, пока я жив,
Он не погибнет,
Того святого зарева огонь,
Которое зажег во мне Египет…
— О родина,
Светла моя любовь! —
продолжал памятные ему строки Абдель-Аль.
— Встреча друзей на чужбине — подарок судьбы, — сказал аль-Хамиси и крепко расцеловал друга.
Скиталец
риполи, Дамаск, Никосия и Мадрид, Рим. Конгрессы и встречи, связанные с большой общественной работой. Мелькают города, страны и народы. Каждая новая поездка открывает неведомый мир древних цивилизаций и сокровищ национальной культуры. Но рядом с прекрасными памятниками древности — бесчисленные проблемы сегодняшнего дня. Много горестей и страданий, связанных с войнами, с безработицей, с бесправием людей, с жестокостью капиталистического мира.
Каждая поездка находит отражение в поэзии аль-Хамиси. К нему вернулась потребность выразить свои мысли и чувства в новых касыдах. В них скорбь о горестях человеческих, скорбь о покинутой родине, скорбь о разлуке с любимой.
Друзья мои!
Как может жить тоска
В том сердце, что она же обагрила
Горячей кровью,
Жаждой иссушила
И мир его цветущий превратила
В пустыню раскаленного песка?
Как может жить она в душе моей,
Огонь которой все испепеляет,
В душе,
Что в черный уголь превращает
Любого прикоснувшегося к ней?
Иль, может быть,
Тоска огню сродни?
Но почему тогда проходят дни,
А пламя не становится золою?
И как она, лишив меня покоя,
Мечту в душе обугленной хранит?
Рукой моей, окрашенною кровью,
Она возводит здание мечты —
Дворец непостижимой красоты —
И то казнит,
То воскресит любовью,
То мраком простирается в груди,
То дарит мне сиянье впереди.
Проклятая тоска!
Душа моя
И разум мой измучены тобою.
Не ведая ни счастья, ни покоя,
Я шел всю жизнь
Над самой крутизною,
Ступая по колючкам бытия.
Ты увлекла мечту мою в полет,
Но раскидала дни мои,
И вот —
Нет в мире стран,
Где б не обрел я дом,
Чтоб навсегда расстаться с ним потом.
Я находил приют свой в вышине,
В салонах реактивных самолетов,
По всей земле
Бетон дорожек взлетных,
Гул залов ожидания бессчетных —
Таков удел мой
По твоей вине.
Ведь даже двери,
Глядя в спину мне
Знакомыми стеклянными глазами,
Не знают, где конец моих терзаний,
В какой я успокоюсь стороне.
Необозримый океан тоски!
Зачем ты разбиваешь на куски
Ладьи моей спасительные весла?
Когда б вернуть пронесшиеся весны…
О, если бы я снова молод был,
Я б одолел превратности судьбы.
Но все прошло,
И я бреду один
Туда, где ждет меня седая старость,
И жизнь, что за спиной моей осталась,
Длиннее той, что будет впереди.
Но все-таки,
Лишенный сил былых,
Я старческою грудью принимаю
Отравленные стрелы
И скрываю,
Как больно мне от попаданий их.
Ведь если сквозь сражения и годы
Ты по веленью сердца своего
Шел под священным знаменем свободы,
Позор тебе,
Коль выронишь его!
Европа, Азия, Африка, Латинская Америка. Повсюду влияние американского капитала, американской культуры, но не той, которая является гордостью человечества, а лживого и лицемерного культа насилия, бесправия и стяжательства.
Убийцы Линкольна сегодня
Без тени стыда
Права человека возносят крикливо и лживо.
Так жди же незваных пришельцев,
Катанги руда,
Вы, копи алмазные, золотоносные жилы,
Уран конголезский,
Смешавшийся с плотью земной,—
Прихода их ждите…
Придут и прихватят с собой
Интриги и буры,
Гранаты, отраву и козни:
Застрелят в упор
Или тайно под корень подкосят.
Прихода их ждите…
Когда о правах человека
Фальшиво вещают пираты двадцатого века…
Убийцы Линкольна
Права человека возносят!
Но дымом пожарищ Ливан непокорный объят —
Ветвь доблестной славы,
Чей голос нам эхо доносит,
Чьи гордые горы
Как символ бессмертья стоят!
О, где ты, Джумблат?
Ты упал, как подкошенный стебель,
В объятья земли, и отчизна тебя приняла.
Твой голос не слышен,
Погиб ты, застреленный теми,
Кому автоматы Америка в руки дала.
А «Голос Америки»
Так же без устали лает:
«Права человека»
Убийцы возносят и славят…
…В Латинской Америке
Тысячи дивных красот!
Страна черноокая,
С тонким чарующим станом,
Несметным богатствам давно потеряла ты счет:
Владеешь горами, лесами,
Самим океаном.
Ты с каждым мгновением множишь земные дары,
Младенец — рассвет — на руках, как вино золотисто,
И ночь, словно старец,
Чьи песни, как вечность, мудры,
Поет их тебе
Под мерцанье созвездий росистых…