Это было похоже на правду. Но Уильям чувствовал, что мальчик не все высказал.
— Выкладывай все. И покончим с этим.
— Наверное, она хочет, чтобы вы устроили мою женитьбу, — сказал мальчик, отчаянно краснея. — Не сейчас, конечно, она имела в виду помолвку.
Стивен мучился.
— Она дала мне письмо для вас. Я думаю, она дает указания — о, просит вас — использовать ваше влияние, чтобы подыскать мне богатую наследницу.
Уильям не мог не посочувствовать мальчику. Теперь, когда и он, и Джон были за пределами ее досягаемости, амбиции их матери обрушились на самого младшего. Она могла быть безжалостной.
— Мне по душе твоя искренность, — сказал Уильям. — Ты только внешне похож на мать.
Он глотнул вина, потом спросил:
— Так скажи мне, Стивен Карлтон, богатство — все, что тебе нужно от жены?
— Не все, — буркнул мальчик, украдкой взглянув на Кэтрин.
Он снова покраснел и уткнулся глазами в стол.
Уильям провел руками по лицу. Он не видел этого младшего брата с тех пор, когда тот был младенцем, да и тогда видел мельком. Сказать по правде, он совсем забыл о нем. Теперь, когда мальчишка оказался здесь, что ему с ним делать? Отослать обратно? Отдать на милость их матери?
Ему надо будет хорошенько это обдумать.
— Ты можешь остаться, пока я не решу, что с тобой делать, — сказал он и поднялся. — Теперь я хочу поговорить с женой.
— Есть вещи, которые мне нужно вам сообщить, вы должны меня выслушать, — сказал Эдмунд, тоже поднимаясь.
— Все, кажется, цело и невредимо, Эдмунд. Я найду тебя позже, — сказал Уильям, не отрывая взгляда от Кэтрин. — Идем, жена моя, — сказал он, предлагая ей руку.
Стоило им выйти за дверь, как он потянул ее за угол. Он целовал ее долго и крепко, не заботясь, видит ли их проходивший слуга.
Когда его рука двинулась к ее груди, она сказала:
— Не здесь, Уильям!
Он схватил ее за руку и потащил по лестнице в их комнаты. Едва успев закрыть дверь, он прижал ее к ней.
— Мне показалось, прошло три месяца, а не три дня, — произнес он между поцелуями.
Ему хотелось трогать ее всюду одновременно. Она, тоже изголодавшаяся, отвечала поцелуями на его поцелуи и лаской на ласку. Издаваемые ею слабые стоны удовольствия усиливали его нетерпение. Невмоготу было расстегивать бесконечный ряд пуговиц. Он сосал грудь через лиф ее платья, пока через слои ткани не почувствовал твердый сосок.
Его мужественность стала твердой, было больно. Он чувствовал, что умрет, если не возьмет ее немедленно.
Он завозился с ее юбками, наконец ощутил голые бедра выше чулок. Со стоном наслаждения он провел руками по ее голой коже. Она обхватила ладонями его лицо и приникла губами к его губам, горячим, влажным и жаждущим. Когда она засосала его язык, он прочувствовал это до пальцев ног. Ему казалось, он вот-вот взорвется.
Он обхватил ее голые ягодицы, поднял ее с пола и навалился на нее. Страсть пульсировала во всем его теле.
Боясь напугать ее силой своей страсти, он склонился над ее плечом и уперся лбом в дверь. Он закрыл глаза и попытался справиться с дыханием. Его усилия чуть было не провалились, когда она обвила его ногами.
— Кэтрин, если ты хочешь, чтобы я остановился, опусти ноги, — сказал он срывающимся голосом. Он продолжал налегать на нее всем телом. — Если ты будешь держать их так, я не уверен, что услышу, когда ты попросишь остановиться.
Она задышала также тяжело и быстро, как он.
— Я хочу чувствовать тебе во мне. Сейчас.
Святые угодники! Продолжая целовать ее, Он одной рукой ослабил завязки своих панталон. Затем одним толчком глубоко вошел в нее. Вот единственное место, где он хочет быть. Господи! Он надеялся, что она простит его, но не мог действовать медленно. Когда он мощными рывками стал входить в нее, она начала задыхаться, и это привело его к самому краю. Она вскрикнула у его уха, и он кончил вместе с ней.
После ноги у него так ослабли, что он боялся свалиться на пол вместе с ней. Он уперся рукой в дверь, чтобы восстановить равновесие. Она все еще продолжала обвивать его ногами, и он ухитрился прошествовать с ней в спальню и упасть вместе с ней на кровать.
О Боже! Голова у него кружилась, дыхание никак не восстанавливалось. Никогда в жизни он не хотел женщину так сильно.
Они лежали рядом, едва касаясь друг друга и глядя в потолок. Она молчала, и он со стыдом вспомнил о ночи, когда вынудил ее бежать в аббатство. Хотя на этот раз он не был пьян, но вел себя не менее агрессивно, не менее грубо. Нет, на этот раз было еще хуже.
Черт. Он мигом придавил ее к стенке, даже не сказав слова приветствия.
О чем он думал? По правде говоря, он ни о чем не думал.
— Я не хотел быть грубым, — сказал он. — Я просто очень желал тебя.
Она взяла его руку и сжала ее.
— А я тебя.
Не услышав осуждения в ее голосе, он вздохнул с облегчением.
— Так ты не сбежишь в монастырь, стоит мне закрыть глаза?
Он шутил только наполовину. Она засмеялась:
— Теперь слишком поздно!
— Да уж, — согласился он, улыбнувшись. — Никто из тех, кто видел нас в эти последние недели, не усомнится, что нас связывают брачные узы.
Он смотрел на ее лицо, и сердце у него переворачивалось. В глазах Кэтрин снова появился блеск, о котором говорила аббатиса. Он не позволит ему исчезнуть.
— Как ты думаешь, я могла уже забеременеть?
В ее голосе звучала такая надежда, что он почувствовал незнакомую прежде радость. Она будет матерью его детей. У него не было слов, чтобы выразить, что это значит для него. В порыве благодарности он обнял ее и поцеловал долгим нежным поцелуем.
Один поцелуй привел к другому. На этот раз он действовал так медленно, что они оба пришли в экстаз. Когда они кончили, он без сил растянулся на кровати. Покой и довольство овладели им.
Приятное состояние улетучилось, когда он увидел, что Кэтрин села и залилась слезами.
— Что с тобой? — спросил он и сел на кровати. — Что случилось?
Он ожидал чего-то такого раньше, после того как овладел ею у двери. Но почему она так расстроилась сейчас? Во второй раз он не спешил и был нежен. Казалось, она оценила это.
— Я не хотела плакать, — сказала она, вытирая слезы руками.
Плечи ее снова затряслись, и она попыталась отвернуться от него, но он обхватил ее за плечи и не отпускал.
— Кейт, — прошептал он куда-то в ее волосы. — Расскажи мне.
Она прерывисто вздохнула.
— Это потому, что я чувствую такую близость к тебе, когда мы вместе.
Он целовал ее пальцы, заглядывал ей в глаза и ждал, когда она объяснит ему, в чем дело.
— Но я знаю, что все это одна видимость. — Она рукой утерла нос. — Это все ненастоящее.
Он никогда раньше не чувствовал такой близости с женщиной, но не знал, как об этом сказать. И следует ли ему это делать. Он только сказал:
— Почему ты считаешь, что ненастоящее?
— Потому что ты мне совсем не доверяешь.
Воцарилось долгое молчание. Так как он не воспользовался предоставленной ему возможностью признаться, она заговорила снова:
— Ты ничего не рассказываешь мне. Ничего. Ничего о своем семействе, о прожитой жизни. Вообрази мое удивление, когда я обнаружила у наших ворот мальчика, заявившего, что он твой брат, когда ты говорил, что твой единственный брат мертв.
Заговорив, она уже не могла остановиться.
— И вот от двенадцатилетнего мальчика я узнаю, что твой отец Нортумберленд! Что Готспер был твоим братом! — Речь ее становилась все горячее, гнев ее рос. — Я твоя жена, но это было известно всем, кроме меня. Ты не доверял мне, потому что я не дала совершиться предательству, задуманному моим мужем. Но я все же не шла против собственной крови, как ты. — Говоря это, она жестикулировала, прижимая руку к груди, когда говорила о себе. — Ты сражался на стороне короля, когда твой отец и брат стояли во главе мятежников на севере. — Она погрозила ему пальцем: — И не говори, что твои отец и брат не ждали от тебя, что ты присоединишься к ним, или что они не почувствовали себя преданными, когда ты не сделал этого.
Уильям не останавливал ее, пока она не замолчала. Причины, по которым он не доверял ей, больше не представлялись ему серьезными. Он сделал ей больно, и больше не хотел, чтобы она страдала.
— С чего мне начать?
Кэтрин сидела и слушала рассказ Уильяма.
— Моя мать сделала высокую ставку и проиграла, — начал он. — Нортумберленд после смерти своей первой жены, Маргарет Невилл Перси, присматривал себе вторую. У него было три сына от Маргарет, так что он мог не спешить. Моя мать была племянницей Маргарет и часто навещала ее. Она красивая, — добавил он равнодушно. — Она была замужем за немолодым человеком, которого звали Фицалан. Должно быть, она предполагала стать богатой вдовой, но Фицалан встал на пути короля Ричарда. Когда большая часть земель Фицалана была конфискована, она стала подумывать о втором муже. Взоры она устремила высоко. Она заигрывала с Нортумберлендом, отталкивая его до тех пор, пока Фицалан не оказался на смертном одре, — продолжал он. — Когда через несколько недель после похорон она обнаружила, что носит ребенка, то ожидала, что Нортумберленд женится на ней. Она не могла предвидеть, что в это же самое время умрет Роберт Амфравилл, граф Ангус, оставив титул и огромное богатство его вдове Мод. Мод пробыла вдовой две недели перед тем, как Нортумберленд на ней женился. Моей матери пришлось делать вид, что Фицалан чудесным образом зачал дитя на смертном ложе. Вот как получилось, что я ношу его имя. Нортумберленд устроил ее брак с одним из своих рыцарей. Все знали, что я появился на свет в результате совместного времяпровождения Нортумберленда и моей матери, и прежде всех — ее новый муж.
Из всего этого Кэтрин поняла, что уже в самом раннем возрасте Уильям знал о негодовании своего отчима.
— Она отослала меня к Нортумберленду, когда мне было шесть лет.
Он говорил ровным голосом, никак не проявляя своих чувств, но Кэтрин почувствовала, насколько горька его обида на мать.