рацины предпочитали любому другому, взвилось над его головой. Если бы разбойник не промахнулся, Эндрю мог бы не досчитаться руки или ноги, а то и головы лишиться. Как быстро мирный, прекрасный рассвет превратился в яростное сражение! В одно мгновение ты любуешься восходом солнца, а уже в следующее разишь мечом зловещие черные силуэты, несущие смерть.
Позже, проглотив свою гордость, оруженосец сэра Гондемара отправился на поиски Хасана, помогавшего старшему брату навьючивать верблюдов.
– Хасан, – смиренно произнес Эндрю, – я благодарю тебя – ты спас мою жизнь.
Юный араб поднял голову от узла.
– Это не важно.
– Нет, важно – это поступок благородного человека, поскольку ты испытываешь ко мне ненависть. Ваш Саладин мог бы тобой гордиться.
Получив такой комплимент, Хасан выпрямился, и его глаза засияли от гордости. Он взглянул на своего брата, и тот кивнул, подтверждая слова Эндрю.
Тогда юноша снова повернулся к англичанину:
– Я тоже видел, как ты сражаешься. Ты очень храбр.
– Я все это время боялся.
– Как и все мы, – произнес брат Хасана. – Тот, кто не боится смерти, – глупец. Ты не глупец, рыцарь.
– Это еще одно заблуждение. Я не рыцарь. По крайней мере пока. Я всего лишь оруженосец. У меня есть только добрый конь и доспехи, но я не прошел посвящение.
– Но ты сражался как рыцарь.
Эндрю оставил братьев и вернулся к своему месту. Никто так и не понял, что это он поднял тревогу. Часовых разбудил его вопль, но, очевидно, те решили, что кричал кто-то из них.
Эндрю не мог не удивляться своевременному появлению джинна, однако ему было о чем подумать и кроме этого, например, об изрядно потощавшем кошеле у пояса. Взяв с собой в Иерусалим Томаса, он потратил больше денег, чем следовало. И всего через несколько дней ему придется предстать перед своим хозяином и господином. Эндрю решил рассказать сэру Гондемару правду и надеялся, что рыцарь сможет его понять.
Через два дня, как раз перед прибытием в Антиохию, к англичанину подошел Хасан:
– У меня есть для тебя подарок, Эндрю.
Услышав это, юноша расстроился:
– Это я должен преподнести тебе ценный дар, ведь ты спас мне жизнь.
– Ты – гость в моем доме, – произнес Хасан, махнув в сторону палатки своего отца. – Значит, поступить так будет правильно и подобающе. К тому же часовые рассказали нам, что это ты предупредил всех остальных о нападении разбойников. Ты должен отужинать с нами, если тебя приглашают к столу.
– Если таков ваш обычай, я почту это за честь. А как вышло, что ты так хорошо говоришь по-английски? Ты был в Англии?
– Нет, – с улыбкой произнес араб, – но меня обучил твоему языку мудрый наставник, который так же разъяснил мне магию алгебры, нашего собственного письма и английского алфавита, как и священных сутр Корана.
Эндрю пробормотал что-то о том, что ему «буквы» тоже знакомы, и не стал развивать эту тему, чувствуя себя очень незначительным и глупым в присутствии образованного юноши.
Хасан сунул в руки Эндрю плоский и твердый, по всей видимости, металлический предмет, завернутый в кусок темно-красной материи. Развернув ткань, юный оруженосец увидел толстый серебряный диск небольшого размера – с чайное блюдце – из нескольких тяжелых колец, вставленных друг в друга. Все они были украшены звездами, лунами и солнцем. Похоже, следовало поворачивать кольца и устанавливать звезды в нужном положении, глядя на небо. Или каким-то образом пользоваться солнцем в центре странного предмета.
– Что это такое, Хасан? Игрушка?
Тот серьезно покачал головой:
– Это не игрушка, Эндрю. Это астролябия!
– И что это такое?
– Люди нашей веры пользуются ею, чтобы узнать, в каком направлении находится Мекка, поскольку все свои молитвы мы возносим в сторону Священного города.
– Ясно. – Эндрю подумал, что ему эта штуковина вряд ли пригодится, ведь он-то сам христианин.
Но Хасан снова рассмеялся:
– Ты что, не понимаешь, Эндрю? Ее можно использовать, чтобы найти верный путь, если тебе случится заблудиться. Более того, это волшебная астролябия. Ты никогда впредь не собьешься с пути. Здесь вовсе не сложно забрести глубоко в пустыню или потеряться среди песчаной бури. Подожди, скоро начнется время великого самума! Это жаркий отравленный ветер, который несет смерть в своем дыхании. Если ему не удается выбить из тебя жизнь, он довольствуется тем, что разделяет людей, забрасывая их далеко в неизведанные, пустынные места. Но с этой волшебной астролябией тебе не придется бояться самума, ты больше никогда не собьешься с пути.
Эндрю с ужасом подумал о ценности этого удивительного предмета.
– Но, Хасан, мы ведь даже не друзья! Эта вещь, должно быть, стоит целое состояние!
– Мы не были друзьями. Но теперь мы друзья, связанные навсегда общей битвой против разбойников, теперь стали почти братьями. Мы должны забыть обо всех наших различиях.
– Что ж, я тоже так считаю, но это все-таки не повод дарить мне вещь, за которую любой король выложил бы половину казны!
– Я уже беседовал об этом с братом. Ты должен принять дар, Эндрю, отказ нанесет страшное оскорбление мне и моей семье. Помимо этого ты должен присоединиться к нам за ужином, прежде чем мы ступим в Антиохию. У нас сегодня похлебка из овечьих глаз.
Эндрю криво ухмыльнулся.
– Ты ведь знаешь, что я их терпеть не могу. Они были на столе, когда я в прошлый раз был приглашен к вам на ужин. Никто не сказал мне, что это такое, пока я не проглотил один глаз, и, когда я услышал название блюда, меня чуть не стошнило.
– Я с удовольствием посмотрю, как ты угощаешься ими, – произнес его неумолимый новоиспеченный друг. – Ты корчишь такие странные рожи, пока пережевываешь их… Отказаться нельзя…
– Я понял. Потому что это будет оскорблением.
– Разумеется.
Оба юноши громко расхохотались.
Эндрю принял ценный дар и убрал его в седельную сумку, гадая, доведется ли ему когда-нибудь им воспользоваться. Разумеется, даже не учитывая его основное предназначение, любой принц был бы рад заполучить такой изящный предмет. Ему, Эндрю из Крессинга, простому оруженосцу сэра Гондемара де Блуа, преподнесли в подарок замечательный инструмент, показывающий человеку путь по чужой, дикой земле! Волшебная астролябия! Эти слова были музыкой для его ушей, чудесной и экзотической. Интересно, ее сделал святой человек или колдун? И имеет ли значение, Божье творение указывает тебе путь к жизни или дьявольское? Нет, конечно, это имеет значение, но Эндрю решил не зацикливаться на подобных вещах. Это подарок от друга, и он будет хранить его всю оставшуюся жизнь.
Въехав в Антиохию, они повсюду слышали разговоры только об одном – о недавнем великом сражении между византийским императором, правителем славного Константинополя Мануилом Комнином и турками-сельджуками под предводительством Кылыч-Арслана, султана Рума. Битва произошла неподалеку от места под названием Мириокефал – слово оказалось таким длинным, что у Эндрю закружилась голова. Победа осталась за турками. Погибли тысячи христианских рыцарей, многие из которых венгры. Более того, Эндрю узнал от Гарета, что сэр Гондемар также принимал участие в сражении и был ранен.
– А ты сам сражался? – спросил Эндрю.
– Я нес щит сэра Гондемара! – с гордостью произнес Гарет. – Я был его оруженосцем.
– Но ты участвовал в сражении?
– Мне было сказано нести щит, и я послушался.
Если второй оруженосец ожидал, что юноша станет завидовать, его ждало разочарование. Тот и сам успел побывать в сражении, разумеется, не таком важном и значительном, как битва, которой Гарет был свидетелем, но, по крайней мере, Эндрю сам принял в ней участие, с мечом в руке. А Гарет всего-навсего вручил хозяину щит, перед тем как благородный рыцарь присоединился к битве.
Антиохией правил Боэмунд III Заика, прозванный так по вполне очевидной причине. Господин Гарета и Эндрю остановился во дворце правителя, и его пользовал самый надежный и знающий врач-иудей. У сэра Гондемара де Блуа повсюду имелись друзья из высших кругов, и его уважали как гордого и честного рыцаря, добавляя при этом, что ему недостает лишь чувства юмора. Он отправил Гарета за Эндрю и велел привести второго оруженосца немедля.
– Иди к нему, – произнес тот.
Гондемар полулежал на кушетке, утопая в шелковых подушках. Наконец представ перед своим господином, пройдя через изогнутую арку, Эндрю увидел, что над рыцарем склонился врач в долгополом облачении из дорогой ткани, осторожно разматывая повязку на правой руке пациента. В комнате было прохладно, большие окна, забранные сеткой, пропускали ветер со всех четырех сторон света. Стены украшены в арабском стиле, кое-где – местными письменами, но большей частью просто вьющимися линиями.
– Ну, оруженосец, ты все подготовил в Иерусалиме к моему приезду?
– Да, сэр. Ваши покои в порядке.
– Хорошо.
Рыцарь осторожно поддержал больную руку второй, когда врач размотал бинты. Комната наполнилась ужасной, едкой вонью. Эндрю заметил, как иудей прищурился, исследуя поврежденную конечность. Плоть кое-где почернела, рука была странной, неправильной формы.
Наконец еврей заговорил:
– Сэр, боюсь, рука не подлежит исцелению.
Сэр Гондемар раздраженно рявкнул:
– И что тогда надлежит сделать?
– Операцию. Ее нужно отнять.
Гондемар поспешил отдернуть руку.
– Ты спятил?! – воскликнул он. – Я держу ей меч!
– Но сейчас она бесполезна, сэр, и опасна.
– Опасна? Как это?
– Она стала ядовита.
Эндрю вспомнил рассказ старины Фоггерти о том, как тот лишился руки.
Голос сэра Гондемара стал пронзительным и высоким:
– Рука излечится с Божьей помощью, я это знаю! Меня пользуют лживые, никуда не годные целители, оруженосец. Видишь? Видишь?! Отнять мою руку! Никогда!
Знаешь, что делают с ворами в этой Богом забытой стране? Отрезают им правую руку! И что? Меня, случись мне отправиться на базарную площадь или в поход с братьями по вере, будут считать вором и грабителем?! Никогда, говорю я вам! Я предпочту смерть. А ты, – произнес рыцарь, повернувшись к лекарю, – убирайся с глаз моих. Вливай свою ложь в другие уши.