Глава 25Первое испытание
– Тебя хочет видеть король, – произнес Томас, задыхаясь после бега по дворцовым коридорам. – Одиозный Сент-Аман уже там, как и эта свинья, сэр Гондемар.
– Гондемар? – эхом отозвался Эндрю. – Как же он мне надоел, этот жалкий человек!
– Я думаю, вас ждут неприятности, сэр, – произнес Томас, с сочувствием глядя на друга. – Я буду молиться за вас.
Это внезапно навело Эндрю на новую мысль.
– А ангелы молятся? Я спрашиваю лишь потому, что они не смертные люди, обладающие душой, но создания небесные. Разве они не принадлежат сами к почитаемым святым?
– Они славят Господа, разумеется, – ответил Томас, словно он посвящен во все секреты такого рода, – а это сродни молитве.
– Вот как? – вздохнул Эндрю. – Что ж, тебе виднее, Томас… Ладно, пожалуй, не следует заставлять короля ждать. Как я выгляжу? Разве я одет не лучше всех вокруг?
– Ты – все, чем человек желает быть, Эндрю – я хотел сказать, милорд.
Эндрю оставил своего товарища в комнате и направился в глубь дворца по многочисленным коридорам. Он шел в зал, где король собирал двор. На самом деле юноша был куда больше обеспокоен появлением Гондемара, чем ему хотелось бы. Этот тип дьявольски изобретателен. Какую еще уловку он замыслил, чтобы попытаться уничтожить Эндрю? Юноша не мог припомнить за собой ни одного серьезного проступка. Напротив, исполнял все, что требовалось от тамплиера, и даже более того. В его честь пели хвалу в каждом уголке всех королевств Востока. Он вел воинов туда, куда никто не отваживался ступить. Более того, им еще и удавалось вернуться. Он был готов напасть даже на ассасинов, сидящих в своей мрачной крепости, если бы король Балдуин не подписал мирное соглашение с этими отвратительными тайными убийцами благородных людей.
Идя по коридорам замка, Эндрю внезапно вспомнил, какое число – двадцать четвертое марта, канун Нового года. Завтра должен начаться следующий год, первый день тысяча сто семьдесят седьмого года. Он не знал, что это за предзнаменование – доброе или злое. Но ведь новый год всегда приносит перемены к лучшему, разве не так?
Войдя в зал, Эндрю увидел, как хмурится Одо де Сент-Аман. На лице короля также читалось беспокойство.
Гондемар стоял в стороне от них, баюкая обрубок правой руки. В помещении хватало других рыцарей и благородных господ, в том числе присутствовали леди Катерина и сэр Джон из Реймса. Один или двое усмехались, остальные хранили серьезность. Некоторые женщины явно были чем-то расстроены. Эндрю весьма популярен среди молодых придворных дам.
– Эндрю, – произнес король, – сэр Гондемар де Блуа выдвинул против тебя очень серьезное обвинение. Сэр Гондемар?.. – Балдуин взглянул на рыцаря, словно говоря: «Делай сам свою грязную работу, да поживее, если тебе дорога честь».
Гондемар бросил на Эндрю презрительный взгляд.
– Мальчишка, – начал он, – скажи, правда ли, что ты не благородного происхождения?
У Эндрю упало сердце.
– Вы и сами знаете, что это правда, вы приняли меня в оруженосцы, зная, что я не принадлежу к благородному роду.
По залу пронесся удивленный ропот. Все собравшиеся в комнате знали, что у рыцаря должны быть благородные родители.
– Принял я тебя в оруженосцы или нет, сейчас значения не имеет. Я поступил так, чтобы сделать одолжение доброму другу. Ты оказался никчемным и лживым мальчишкой. Почему ты не открыл королю и магистру храма, что ты – простолюдин? Твой отец – простой кузнец, который кует лошадей, а мать – грязная крестьянка.
Эндрю в тот же миг схватился за рукоять меча, но чужие руки вцепились ему в запястья и удержали его – по бокам юноши появились двое крепких солдат.
Сильные, цепкие пальцы сержанта расслабились только тогда, когда стало ясно, что вспышка гнева угасла. Они отошли на шаг, но остались поблизости, готовые вновь приструнить Эндрю при необходимости.
– …Поэтому, мальчик, ты годишься только на то, чтобы подковывать лошадей, а не ездить на них, облачившись в дорогие доспехи. Ты ведь прекрасно знал, что однажды этот день наступит? Или ты не думал, что о твоей тайне станет известно всему свету?
– Это не было тайной, – произнес Эндрю. – Я никому никогда не лгал.
– Тебе не задавали подобных вопросов, – признал король Балдуин, – но это не оправдывает того, что ты умолчал о столь существенной детали.
Эндрю чувствовал себя глубоко несчастным. Он с презрением взглянул на сэра Гондемара, а затем умоляюще посмотрел на короля.
Ведь он и Балдуин – друзья. Они бегали вместе по городу, и тогда король переодевался в простолюдина. Они вместе выезжали на охоту, хотя король ничего не говорил об этом суровому и строгому магистру Одо. Подшучивали над придворными, смеялись над общими шутками, заключали пари. Ведь в душе они были как братья!
– Сир, я прошу простить меня, – сдавленно произнес Эндрю. – Я не знал, что это настолько важно. Я считал… я считал, что это лишь желательно, но не… как это называется… не обязательно принадлежать к благородному роду. Я искренне верил, что можно добиться этой чести, демонстрируя в бою храбрость, отвагу и умение. Я думал… впрочем, мои мысли по этому поводу не имеют значения. Как мне следует поступить сейчас, мой король?
– Ты должен отказаться от рыцарского титула, Эндрю из Крессинга, – произнес Одо де Сент-Аман.
– И стать помощником кузнеца, – добавил сэр Гондемар, презрительно скривившись.
– Достаточно, сэр Гондемар! – резко бросил Балдуин. – Этот помощник кузнеца нанес вам поражение в поединке, и я советую не забывать об этом! Подобное обстоятельство не идет на пользу вашей репутации!
Лицо Гондемара налилось кровью. Глаза от ярости выступили из глазниц, губы дрогнули, словно с них рвался колкий ответ. Казалось, он готов возразить самому королю. В конце концов Гондемар сумел взять себя в руки – бесстрашие подвело его в этой неприятной ситуации. Многие рыцари смотрели на него с откровенным презрением. Зачинщик не был любимцем двора, в отличие от Эндрю. У юноши, разумеется, были враги, но далеко не столь многочисленные, как у сэра Гондемара де Блуа.
Король Балдуин вновь повернулся к Эндрю.
Несчастный юноша опустился на одно колено и произнес:
– Мне остается лишь выполнить приказ короля, я вновь прошу вас простить меня, милорд. – Затем он поднял голову и устремил взгляд на собравшихся придворных. – И все вы, господа. Надеюсь, вы найдете силы простить мне это невольное притворство. Однако, – он помолчал, глядя на знакомые лица, – здесь есть люди, которых я привел к славе. Некоторых спас от верной смерти. Но ни один из вас не вышел вперед, чтобы поддержать меня, никто не выступил против обвинений этого рыцаря, человека, который уже бы отправился на тот свет от гнильной горячки, если бы я не вмешался. Какой позор, благородные сэры. Какой позор! А вы, де Блуа, вы должны гореть в аду за свою неблагодарность и злобу.
Многих он привел к славе. Многих он спас от смерти. Многие любили его, пока он был рыцарем.
Балдуин крикнул вслед молодому человеку, направившемуся к выходу из зала:
– Мне очень жаль, Эндрю! Но я ничего не могу сделать. Есть правила. Даже король должен следовать правилам. Оставь нас сейчас. Прошу, зайди и попрощайся, прежде чем уехать. Я советую тебе сесть на корабль и вернуться в Англию, в родную деревню, где ты будешь в безопасности. Я говорю не только о мстительных рыцарях, но и о сарацинах, а у них длинные руки. Без защиты других рыцарей тебе не выжить здесь.
Эндрю вернулся в свою комнату, отчаявшийся и опечаленный, чтобы сообщить Томасу мрачную весть:
– Томас, мой дорогой друг, меня лишили титула!
Добрый юноша был почти так же удручен этим, как и сам Эндрю.
– Сэр… Эндрю… Я так сожалею о твоем несчастье!
По щекам Эндрю покатились горючие слезы гнева. Он сел на краешек постели, ощущая их соленый вкус. Он был в таком отчаянии, что не сразу сообразил, что Томас поцелуями убирает слезы с его лица, обнимая его не крепко, но нежно.
Эндрю резко оттолкнул друга.
– Что ты делаешь, Томас?! – воскликнул он. – В чем дело?
– О, Эндрю, я так долго любил тебя! – воскликнул юноша с волосами цвета утренних облаков и глазами чистого небесного оттенка. – Я не мог сказать тебе, потому что ты был слишком занят – и к тому же так возвысился надо мной… Но теперь мы снова равны, и я не в силах молчать. Сердце бьется в груди, полное любви к тебе. Разве ты не любишь меня, Эндрю? Скажи, что мои чувства взаимны, и наполни мой мир счастьем!
Эндрю был так потрясен, что на несколько мгновений лишился дара речи. Он молча смотрел на своего друга, своего спутника, советчика и помощника. Ему потребовалось несколько минут, чтобы осознать, о чем ему поведал Томас. Это, в придачу к утрате рыцарского титула, уже слишком. Томас не мог выбрать худшего момента, чтобы признаться в подобных чувствах. Дружеская привязанность, которая могла смягчить реакцию Эндрю на слова приятеля, затерялась в черном вихре внутреннего хаоса.
Он мрачно, почти горько произнес:
– Томас, оставь меня. Ни в моей душе, ни в моем теле нет подобных чувств. По крайней мере, к мужчинам.
– Так ты… ты не отвечаешь на мою любовь? – в отчаянии воскликнул тот. – Но мы столько всего сделали вместе – мы были так дороги друг другу…
– Нет. Не таким образом. Да, ты стал для меня добрым другом, почти братом, но и только. Уйди с глаз моих, Томас. Я просто не вынесу всего этого. Мне претит смотреть на тебя.
– И твои чувства никогда не переменятся?
– Нет, никогда, ни за сто лет, ни за тысячу! Это грех! – заорал Эндрю. – Я создан не таким, как ты, неужели не понятно? Что с тобой такое? Или ты и впрямь не понимаешь, о чем я говорю? Во всем моем существе нет и тени того, на что ты намекаешь. Я отважный юноша, у меня тоже есть желания. Если я и обладаю чувствами подобного рода, то питаю их, как и подобает, к представителям прекрасного пола – к девушкам, девицам, леди, горничным. Не к другим мальчикам. Ты говоришь мне о чувствах, а у меня возникает ощущение, что я вырезан из дерева. Вот что подобные разговоры вызывают во мне. А теперь иди прочь, Томас.