Разумеется, даже такие дюжие женщины, как эти, не могли долго удерживать обезумевшего и рвущегося лося. Но они привязали концы своих веревок к лукам седел и натянули веревки. Их лошади, приученные к такой работе, подались назад и ловко переместили тяжесть своего веса, а лось продолжал в это время отчаянно биться. Хотя лошади и были небольшого роста, они не давали петлям соскользнуть с рогов, что лишало лося возможности сдвинуться с места. Три или четыре женщины, которые не стали набрасывать свои веревки, подъехали к загнанному зверю поближе, затем спешились и принялись колотить лося по шее мечом, увертываясь от его ударов и прыжков. К тому времени, когда мы с Матерью Любовью присоединились к ним, зверь был уже мертв; его огромное тело распростерлось на траве, но голова словно опиралась на огромные широкие рога.
Старуха не только не поздравила своих дочерей с удачной охотой, но даже не поблагодарила их, она лишь вовсю отдавала приказы:
— Ты и ты, отрубите голову, чтобы поднести ее в дар Табити и Аргимпасе. Ты и ты, выньте внутренности. А вы обе, начинайте снимать шкуру.
Не дожидаясь, пока мне прикажут, я слез с лошади и начал помогать. Действуя мечами, женщины не смогли убить лося чисто. Их торопливые удары превратили горло зверя в столь чудовищную окровавленную дыру, словно его изорвали и искусали волки. Но по крайней мере, хоть в других местах прекрасная шкура осталась неповрежденной. При помощи огромных ножей мы с сестрами аккуратно сняли ее, закончив свою работу еще до того, как остальные отделили массивную голову от шеи.
Из внутренностей мы оставили только печень, она одна весила столько, что составляла приличный груз, который несли отдельно. Огромную тушу пришлось делить на куски, которые могли везти лишь наши лошади. Поэтому мы забрали с собой только лучшее мясо: пусть остальное доедают лесные хищники. Затем, вскоре после полудня, мы наконец отправились домой. Потребовалось целых две лошади, чтобы погрузить на них трофей для богинь; две женщины везли его, закрепив лосиную голову за рога между лошадей, а когда они уставали, их сменяли другие.
Когда мы добрались до реки и были уже неподалеку от места нашей конечной цели, то встретили Гхашанг, которая приехала с востока. Она направила свою лошадь к Велоксу, следовавшему во главе нашей колонны, и заговорила с Матерью Любовью. Затем они вдвоем подъехали ко мне.
— Гхашанг была у уйгуров, — объявила старуха, — сказала им, что нам нужен Служитель. Они выбрали подходящего мужчину. Иногда на это требуется какое-то время, потому что эти глупые дикари ругаются из-за оказываемой им чести. Однако на этот раз избранный мужчина прибудет сюда через день или два.
Совсем не обрадовавшись этому, я пробормотал: «Mamnun», что означает по-скифски «thags izvis».
— Я повелеваю тебе, dokhtar Веледа, — продолжила старуха, — постараться изо всех сил зачать во время посвящения. Тебе следует отплатить нам за гостеприимство, подтвердив свою плодовитость.
Затем она снова направилась в начало колонны. У меня на языке так и вертелся язвительный вопрос: как это можно забеременеть по приказу? Гхашанг, которая осталась рядом со мной, сказала в своей обычной нескладной манере:
— Любопытно. Modar Lubo ошибается. Те мужчины действительно обычно ссорятся, но не потому. А совсем даже наоборот. Они не хотят оказаться избранными. Я никогда не понимала почему.
Я мог предположить, что уйгуры, хоть они и дикари, однако не совсем уж глупцы, но воздержался.
— Еще удивительней, — продолжила Гхашанг, — что на этот раз они не очень-то противились. Хотя я не врала. А честно сказала им, что ты, вновь прибывшая, чужачка: совсем даже не толстая, а костлявая и бледная.
Возможно, мне надо было похвалить дикарей за хороший вкус. Но я продолжал молчать, потому что услышал впереди какие-то громкие крики. Мы приближались к месту обитания walis-karja, и те женщины, которые оставались на поляне, начали окликать нас. Но они не просто поздравляли нас с удачной охотой. За время нашего отсутствия явно что-то произошло, и я насторожился, расслышав среди выкриков свое имя.
— Madar Khobi, давай быстрей!.. Khahar Веледа, иди посмотри!
Они были так возбуждены, потому что в их лагере появилась Геновефа.
— Это тот самый человек? — хмуро спросила Мать Любовь, и я кивнул.
— Он приехал прямо под дерево, где стояли наши часовые, — сказала одна из женщин, с гордостью демонстрируя нам свою добычу. — Мне надо было лишь накинуть на него петлю tanab. И он ловко переоделся, ничего не скажешь. У него даже было вот это поверх женской одежды.
— Это принадлежит мне, — пробормотали, потому что амазонка показала витой бронзовый нагрудник. Позволив мне забрать его, она возбужденно продолжила свой доклад:
— И pedar sukhté! Как ловко он прикидывался! Но я поверила его словам не больше, чем его одежде.
Я бросил взгляд на Геновефу: она лежала на спине посередине поляны, без сознания, вся обмотанная веревкой, сквозь разорванную тунику видна грудь. Я невольно вспомнил горло убитого сегодня лося: перед нами было такое же отвратительное пурпурное месиво из разорванной плоти — только оно не кровоточило, а дымилось. Геновефа больше никогда не будет Геновефой.
— А уж как он жалобно взмолился, — ликовала женщина, — когда я подвергла его испытанию. Но я не позволила себя убедить. Фальшивая kharbuté обгорела совсем не так быстро, как я ожидала. Но я старалась и, как вы можете видеть, сожгла все полностью. Да, Madar Khobi, у нас теперь есть еще один прекрасный конь, тот, на котором он…
Но старуха сердито ее перебила:
— Ты сделала все это сама?
Женщина изменилась в лице, а сестры, которые стояли вокруг, тут же возмущенно закричали:
— Она сделала это, Modar Lubo!
— Рошан сделала это сама, себялюбивая свинья!
— Она не звала нас до тех пор, пока мужчина не потерял сознание и не ослаб!
— Рошан пожелала только, чтобы мы помогли ей принести его сюда!
— Она развлекалась в одиночку!
Мать Любовь уставилась на злодейку и прорычала:
— Такие развлечения позволительны только с моего разрешения, в моем присутствии, и в них должны участвовать все!
Женщина выглядела испуганной.
— Но вы уехали на охоту… и он был… Я ведь должна была… проверить…
— Ты жадная и неверная. Ты обманула не только своих сестер, но и свою любящую мать.
Рошан захныкала:
— Но… но… еще ведь можно развлечься. Мужчина пока еще жив. — Она хлопнула дрожащей рукой по распростертому телу. — Видишь? Он дышит. Он очнется через какое-то время и снова станет молить о пощаде.
Мать Любовь нахмурилась, с ненавистью уставившись на пленного, затем прорычала мне:
— Он совсем не похож на мужчину.
Но я возразил:
— Ты с легкостью можешь убедиться.
Поскольку Мать Любовь была слишком толстой и гордой, чтобы наклоняться, она сделала знак Ширин, которая стояла подле нас. Ширин встала на колени и ощупала юбку для верховой езды, в которой была Геновефа, однако веревки мешали ей. Поэтому она достала короткий нож для свежевания, все еще испачканный в крови лося. Она разрезала и раздвинула ткань, а затем слегка отшатнулась при виде мужского органа — сейчас он не стоял от возбуждения, но, несомненно, это был мужской член. Я был рад тому, что Тор связан; ноги его были так плотно прикручены друг к другу, что не было заметно отсутствие яичек.
Мать Любовь проворчала:
— Принесите его мне.
Ширин улыбнулась, облизнула губы, затем принялась работать ножом. Даже связанное и безвольное, тело пленного забилось в предсмертных судорогах. Тор больше никогда не будет Тором. По крайней мере, хоть такая расплата за убийство нежной Сванильды — и за ненужное убийство старика-углежога, и за трусливое нападение на Магхиба. Ширин вручила отрезанный орган Modar Lubo, которая только мельком с отвращением взглянула на него и кинула в ближайший костер.
Я сказал:
— Mamnun, Madar Khobi. Я освободилась от Тора.
Она нахмурилась:
— От Тора?
— Да, так его звали. Мой муж так гордился своим именем, что даже заставил львивского лекаря вырезать его на спине. Взгляните сами.
Старуха снова сделала знак. Гхашанг помогла Ширин перевернуть тело, и они срезали остатки туники. Глаза у всех присутствующих женщин расширились, когда они увидели страшный шрам в виде молота Тора.
Мать Любовь заурчала от восторга:
— Bakh! Bakh! Я давно хотела получить новую шкуру для своего трона. Эта как раз послужит ему достойным украшением.
Я сказал:
— Почему бы нам не извлечь пользу? Убить этого человека мы всегда успеем. Теперь, когда он уже не мужчина, сделай его рабом. Когда ты загоняешь его работой до смерти, тогда и заберешь его кожу.
Старуха насмешливо фыркнула:
— У нас немного найдется работы для торговца.
— Прости, что говорю тебе это, но ты можешь использовать его в качестве кухарки.
— Что?
— Я же говорила, мой муж выучился многим женским занятиям. Уверяю тебя, Modar Lubo, ты никогда еще не ела такой вкусной еды, как та, которую Тор станет готовить тебе остаток своей жизни. Готовить всем нам, я имею в виду.
Она посмотрела на пленного с отвращением:
— Торговец, муж, который любит менять обличье, а вдобавок еще и кухарка! — Мать Любовь пнула неподвижное тело и велела Гхашанг: — Прижги ему рану, тогда он выздоровеет. Затем убери этого enarios с глаз моих долой. Поставь рядом стражу и позови меня, когда он очнется.
Она снова повернулась ко мне и сварливо произнесла:
— Если ты так недовольна здешней едой, Веледа, то можешь сегодня сама приготовить ужин.
— С радостью, — сказал я совершенно искренне, потому что и сам собирался предложить это. — Ты хочешь, чтобы я приготовила мясо лося, Modar Lubo? Вообще-то ему надо бы еще повисеть с неделю или около того… Liufs Guth!
Это был возглас изумления и ужаса, потому что старуха отвернулась, вытащила свой поясной нож и внезапно всадила его в выпяченный голый живот Рошан. Глаза бедной женщины широко раскрылись в последний раз, затем она шумно повалилась на спину.