Прежде чем сойти на берег, я поинтересовался:
— Когда ты снова отправишься в верховья? Нельзя ли, когда я покончу здесь со своими делами, вернуться обратно вместе с тобой?
— Если только дела задержат тебя здесь на всю зиму. Висва может замерзнуть со дня на день, и она будет покрыта крепким льдом на протяжении трех месяцев или даже больше. Ни одно судно не сможет выйти отсюда до самой весны.
Несмотря на то что на мне был теплый меховой плащ, я вздрогнул при мысли, что мне придется провести зиму на этом суровом берегу. И проворчал:
— Guth wiljis, к весне я уже буду далеко отсюда. а теперь объясни, сделай милость, кто эти двое, что столь назойливо расспрашивают обо мне?
Никто из работавших на причале не обратил внимания на прибытие нашей лодки, кроме двух вооруженных мужчин — слишком старых и толстых, чтобы быть воинами. Они взошли на борт судна и принялись громко и бесцеремонно задавать вопросы.
— Портовые чиновники, — ответил лодочник. — Пришли таможенники оценить мой груз. Но они также хотят знать, кто ты и что привело тебя в Поморье.
Я ответил правду, вернее, почти правду:
— Скажи им, что я сайон Торн, маршал короля Теодориха, — я не стал уточнять, какого именно Теодориха, — и прибыл поблагодарить королеву Гизо за то, что она послала ругиев принять участие в войне.
Я показал документ, который был у меня с собой, рассчитывая, что, во-первых, столь мелкие сошки не смогут прочесть его, а во-вторых, что пергамент с печатями произведет на них впечатление. И точно: когда таможенники заговорили снова, их тон был совсем иным. Да и лодочник тоже стал очень почтительным, когда перевел:
— Они говорят, что такая важная персона не может остановиться в обычной корчме. Они лично сопроводят тебя в дворцовые покои и доложат обо всем королеве.
Я не слишком обрадовался подобной чести, но не осмелился отказываться от того, чтобы меня приняли как знатного сановника. Таким образом, я позволил таможенникам сопроводить меня по холодным улицам до дворца, где они позвали слугу, велев ему позаботиться обо мне. Слуга немедленно перепоручил Велокса придворному конюху, а меня проводил в маленький домик, приставил ко мне несколько слуг кашубов, черты лица которых были настолько расплывчатыми, что напоминали пудинг, а затем приказал принести ужин.
Гостевой дом уступал великолепием даже моему особняку в Новы, да и слуги были не слишком вышколенные. Мало того, ужин состоял преимущественно из сельди: хотя она и была приготовлена разными способами, однако это не делало еду более разнообразной. Представляю, чем тут потчуют простых путешественников в корчме. В любом случае обстоятельства складывались таким образом, что я мог оценить, что представляет из себя королева Гизо, еще до встречи с ней. Я рассудил, что скромная хозяйка, у которой маловато слуг, должна проявлять к гостям больше учтивости. Как бы не так! Надменная Гизо заставила меня томиться в ожидании аудиенции вплоть до позднего вечера следующего дня.
Когда я понял, что гордиться ей особо нечем, меня наконец позвали во дворец. Тронный зал был жалок в своей претензии на великолепие, а королева говорила на старом языке, выражаясь довольно малограмотно, на прискорбно деревенском наречии, а ее наряды и украшения не отличались роскошью. Но зато каким самомнением отличалась эта женщина! Она приняла меня так, словно жила в Пурпурном дворце и являлась императором Зеноном. Гизо была еще довольно молодой женщиной: я заключил это из того, что Фридо, ее сыну, который тоже присутствовал на приеме, от силы исполнилось лет девять. Однако, возможно, потому, что королева была не слишком красива (из-за огромных зубов рот с трудом закрывался), она поражала раздражающим высокомерием, присущим скорее престарелой вдове, которой надоела шумная беззаботная юность.
— Какое именно у тебя к нам дело, маршал?
Я протянул Гизо пергамент, но она лишь досадливо отмахнулась, словно не желая тратить на чтение свое драгоценное внимание, однако я догадался, что на самом деле королева просто не умеет читать. Тем не менее она продолжила, говоря о себе во множественном числе:
— Мы так понимаем, что ты прибыл от нашего родственника Тиударекса Триаруса. Мы надеемся, он отправил тебя не затем, чтобы просить прислать ему еще воинов?
Я представил, как с Гизо разом слетит вся напыщенность, если я скажу ей, какого именно Теодориха на самом деле представляю, а также без обиняков объясню, что ругии, считай, проиграли войну, связавшись со Страбоном. Но прежде чем я успел заговорить, королева добавила:
— За исключением скловен, поскольку эти негодяи совершенно бесполезны как воины, мы уже отправили к Страбону всех мужчин чуть старше и опытней нашего дорогого сына фридо. — Она кивнула в сторону наследника. Я заметил, что мальчик мигом помрачнел: он, видно, тоже не против был отправиться на войну. — И нам пришлось исчерпать все свои сокровища, чтобы снарядить для Страбона войско. Поэтому, маршал, если ты явился просить о дополнительных воинах, деньгах или продовольствии, то не будем зря терять время. Аудиенция окончена, и ты можешь возвращаться обратно.
Хотя я еще не произнес ни одного слова, Гизо встала, выпрямилась на помосте возле своего трона и высокомерно уставилась на меня, покрепче прижав сына к себе, словно боялась, что я хочу силой увести его на войну. Именно поэтому я и удержался от того, чтобы сказать ей правду. А я-то еще наивно надеялся переубедить королеву и объяснить ей, что ругии напрасно вступили в союз со Страбоном. Да подобная женщина никогда не признается в том, что совершила ошибку, — еще меньше она будет склонна исправить ее, — даже если это пустое упрямство дорого обойдется: будет стоить жизни ее супругу-королю и всем воинам, которых он возглавил. Поэтому я только сказал елейным тоном:
— Ваше величество, я вовсе не собираюсь ничего просить. А прибыл для того, чтобы передать горячую благодарность Теодориха за то, что вы уже сделали для нас. Теодорих уверен, что войско ругиев поможет ему укрепиться в качестве Полноправного правителя всех остроготов и полностью подчинить себе их владения. Когда это произойдет, вы будете щедро вознаграждены за свою помощь — не говоря уж о том, что все родственники Теодориха будут признаны принадлежащими к правящей ветви династии Амалов.
Она слегка смягчилась, словно именно на это и рассчитывала, и даже попыталась улыбнуться, показав при этом все свои огромные зубы. Я продолжил:
— Ну а пока, в ожидании счастливого завершения войны, Теодорих желает, чтобы весь мир узнал историю августейшей династии Амалов с самых отдаленных времен и до сегодняшнего дня. Он хочет быть уверенным, что вашей семьей станут по достоинству восторгаться, ее происхождение станут уважать, а достоинства — повсюду превозносить. С этой целью он и послал меня в путешествие, приказав составить эту историю.
— Весьма достойное поручение, — кивнула Гизо, и улыбка ее стала шире, демонстрируя десны. — Мы это одобряем.
— Будет ли мне позволено испросить августейшего разрешения на то, чтобы ознакомиться с этим побережьем и его историей, ибо, как известно, именно здесь сделали остановку древние готы, когда прибыли с севера по морю на этот континент.
— Да, так говорят. Ну что ж, разумеется, мы даруем тебе наше разрешение, сайон Торн. Чем еще мы можем помочь тебе? Предоставить знающего проводника?
— Королева очень добра. Я тут подумал… если, конечно, смею молить о такой чести… Возможно, юный принц Фридо сможет быть моим проводником, я бы с удовольствием послушал рассказы августейшего наследника.
Выражение лица мальчика из угрюмого стало радостным, но затем он снова помрачнел, когда его мать пренебрежительно фыркнула:
— Vái, ребенок больше знает о ругиях, предках его отца, чем о готах.
— Тогда осмелюсь предположить, что его высочество свободно говорит на языке ругиев. А этот диалект старого языка я, увы, знаю слабо.
— Да, waíla, мой сын способный мальчик. Представь, он говорит даже на грубом языке скловен-кашубов, — тут королева Гизо заржала как лошадь, оскалив зубы, — а говорить на нем свободно не могут даже сами кашубы.
— Ну вот! Его высочество окажет мне неоценимую помощь, если согласится быть моим переводчиком, пока я здесь. — Мальчик явно чувствовал себя неловко, когда о нем говорили в третьем лице, поэтому я обратился к нему напрямую: — Ты окажешь мне такую честь, согласившись помочь, принц Фридо?
Он дождался, когда его мать недовольно кивнет, а затем ответил застенчиво, но с радостью:
— Да, сайон Торн.
Таким образом, весь следующий день юный Фридо, страшно гордясь собой, показывал мне Поморье. Вообще-то это было не бог весть как сложно, потому что город состоял преимущественно из огромного рынка и складов, куда сгружали товары, которые прибывали сюда из других мест. В самом Поморье не производят ничего, кроме янтаря, поэтому Фридо провел меня по многочисленным гранильным мастерским, чтобы показать, как из этого материала делают различные шарики, пряжки и фибулы.
Фридо оказался хорошим провожатым, потому что он был общительным парнишкой, вовсе не таким тщеславным, как его мать. Едва избавившись от ее опеки, он моментально преобразился: стал другим человеком, жизнерадостным и веселым, и оставался таким, по крайней мере пока не вспоминал о матери. Когда я спросил, не она ли запретила сыну отправиться в поход с отцом-королем, Фридо тут же помрачнел и пробормотал:
— Мама говорит, что я еще слишком маленький.
— Да уж, слепа материнская любовь, — сказал я, а затем продолжил: — Я знавал множество матерей, Фридо, но никогда не видел своей собственной, поэтому вряд ли могу судить об этом. Однако я полагаю, что война — это дело отцов и сыновей, а вовсе не матерей.
— Ты тоже думаешь, что я слишком мал, чтобы пойти на войну?
— Слишком мал, чтобы сражаться, возможно, но не наблюдать. Ты со временем вырастешь и станешь мужчиной, а каждый мужчина должен иметь боевой опыт. И нельзя упускать возможности его приобрести. Правда, тебе всего лишь девять лет. Так что тебе еще наверняка представится случай. А вот скажи мне, Фридо, что ты делаешь для того, чтобы испытать себя? Чем ты вообще занимаешься?