Так продолжалось какое-то время, прежде чем эти вельможи наконец не соблаговолили сами ко мне прийти: такие люди привыкли призывать женщин, подобных мне, мановением пальца или звоном монет. А когда они все-таки решались навестить меня, то делали это под покровом ночи. Однако они приходили. Прежде чем выпал снег, я уже выбирал из самых известных clarissimi и lustrissimi[89] Бононии. К тому времени госпожа Веледа слыла уже столь разборчивой и неприступной, что это сделало ее неотразимо привлекательной. Поэтому, выбрав очередного счастливчика, я требовал от него — и всегда получал — немыслимую плату за малейшую благосклонность, которой я его удостаивал.
Все, чего я хотел, — это чтобы моя известность достигла ушей Туфы и заставила его, когда он все-таки вернется в свой город, страстно возжелать самому увидеть женщину, столь широко прославляемую. Более того, выбирая из толпы кандидатов, которые искали моей благосклонности, я установил очень жесткие требования. Например, некоторые из тех, кто навещал меня, были не только богатыми, но также и молодыми и достаточно красивыми мужчинами, которых вполне можно было возжелать, даже если бы они и не имели денег, и тем не менее я отправлял их прочь. Из толпы своих состоятельных и влиятельных поклонников я обращал внимание только на тех, кто, насколько я мог судить, входил в ближайшее окружение Туфы. Ну а поскольку таких тоже было довольно много, то я мог и из них выбирать тех, кого действительно находил привлекательным.
Кроме того, я настаивал на выполнении одного условия. Как я уже говорил, многие из этих мужчин предпочитали навещать меня под покровом ночи, закутавшись в плащи. Я не удивлюсь, если они даже проскальзывали в hospitium через черный ход. Но они делали так лишь в самую первую встречу, ибо все наши последующие свидания проходили исключительно у них в доме. Местные сановники, возможно, и хотели бы скрывать свои интрижки, но я решил всячески этому препятствовать. Мне хотелось, чтобы Туфа понял, как только он услышит обо мне, что ему придется принять дорогую шлюху в своем собственном дворце. Дабы добиться этого, я наотрез отказывался принимать у себя в hospitium кого бы то ни было. Я с самого начала выдвигал условие: если мужчина хочет поразвлечься со мной, то это будет происходить только под крышей его собственного дома. Некоторые громко протестовали — помимо всего прочего, многие из моих поклонников были женаты, — но только несколько малодушных заявили, что они не могут выполнить это условие, и с сожалением отправились восвояси. Другие, подобно судье Диорио, придумали, как отправить куда-нибудь подальше свое семейство. Третьи открыто принимали меня в своем доме, бросая вызов законным женам и угрожая им расправой. А один, лекарь Корнето, мало того, что принял меня в своем доме в присутствии жены, так еще и нагло предложил ей к нам присоединиться. Даже Креция, достопочтенный епископ Бононии, принял меня при свете дня в своей пресвитерии в соборе Святых Петра и Павла. Он не обращал никакого внимания на возмущение своего управляющего, священников и диаконов, которые, похоже, в душе завидовали епископу.
Кроме того, что мне довелось увидеть великолепные интерьеры многочисленных особняков и дворцов — и даже уникальную кафедральную реликвию, чашу, в которой Понтий Пилат торжественно омывал свои руки, — я обнаружил еще одно преимущество. Человек всегда гораздо свободнее ведет себя в привычной обстановке, чем в самом роскошном публичном доме или в комнате на постоялом дворе. А поскольку эти люди были приближенными Туфы, я таким образом услышал о его перемещениях гораздо больше, чем смог бы узнать в другом случае. Мало того, я слышал также и догадки о том, что он делал в разных местах Италии.
Поскольку мне больше не было нужды в том, чтобы Книва распространялся о достоинствах Веледы по всему городу (и поскольку бедняга уже начал потихоньку спиваться), я приказал ему остановиться и сделать передышку. Затем, когда винные пары полностью вышли из него и он снова стал надежным, я отослал Книву на север, чтобы он присоединился к Теодориху в Медиолане. Я также отправил своему другу сообщение, изложив там все, что мне удалось узнать относительно странствий Туфы, и присовокупив также свои выводы по поводу цели этих поездок. Я не знал, представляла ли эта информация хоть какую-то ценность для Теодориха, но это помогло мне почувствовать, что я все-таки не зря провожу время в Бононии.
Только к началу апреля Хрут привез мне еще одно перехваченное послание, которое представляло собой нечто новое, а не повторение того, что TH все еще находится в MEDLAN. Я заключил, что сообщение на этот раз было очень важным, поскольку оно оказалось первым и единственным за долгое время, которое не начиналось повторением: «торн», «торн», «торн». Однако это было все, что я смог сказать о нем, поскольку расшифровать послание не сумел. Выглядело донесение следующим образом: «VISIGINTCOT». Этот набор букв можно было бы разбить на отдельные слова множеством способов, однако, как я ни пытался, осмысленной фразы не получалось.
Я громко рассуждал вслух:
— Первые буквы… может быть, они относятся к визиготам? Да нет, какая ерунда. Ближайшие визиготы находятся далеко отсюда, в Аквитании. Хм, дай-ка мне подумать. Vis ignota?[90] Visio ignea?[91] Skeit! Вот что, Хрут, внимательно запиши все последующие сигналы и немедленно доставь их мне!
Но и другие послания, которые Хрут регулярно мне привозил, были такими же непонятными: «VISAUGPOS VISNOVPOS». Могло ли сокращение POS означать «захват»? Если так, то захват чего? Затем Хрут доставил мне такое сообщение: «VISINTMEDLAN». Ну, тут речь, так или иначе, шла о городе Медиолане, где все еще стоял Теодорих. Но это было все, что я сумел понять.
Следующая ночь стала одной из тех трех ночей, которые я провел с судьей Диорио. Ублажив любовника как только мог, я лег на спину; на мне не было ничего, кроме моего всегдашнего пояска целомудрия (и ожерелья Венеры, которое нельзя снять). Я произнес игриво:
— Надеюсь, ты порекомендуешь меня своим друзьям?
С удивительной снисходительностью он произнес:
— Зачем? Все мои друзья утверждают, что ты говоришь им те же самые слова. Ты такая ненасытная женщина?
Я по-девичьи задорно хихикнула:
— Есть один мужчина, с кем я еще не встречалась, но мечтаю оказаться с ним в постели. Твой друг Туфа.
— Тебе вскоре представится такая возможность. Я слышал, что dux возвращается в Бононию из своего путешествия на юг.
Разыгрывая из себя тщеславную недалекую женщину, я воскликнул:
— Euax![92] И все это для того, чтобы встретиться с неприступной Веледой?!
— Не очень-то важничай. Туфа собрал свежие силы в провинциях, которые граничат с варварами. Он ведет войско сюда, чтобы сразиться с твоими сородичами-захватчиками и их новыми союзниками.
Я кокетливо надул губки:
— Вы, мужчины, такие скучные и мыслите буквально. То, что я принадлежу к племени готов, дорогой Диорио, еще не делает меня ближайшей родственницей захватчиков. Между прочим, они совсем не интересуют меня. Я вообще испытываю интерес только к одному мужчине за раз.
— Eheu! — застонал судья, притворившись испуганным. — Так вот оно что: иссушив все мои соки, ты утратила ко мне интерес и переключилась на dux Туфу. Ах ты, вероломная шлюха!
— Как бы не так, иссушила все твои соки, — ответил я игриво. — Так могла бы рассуждать лишь заурядная шлюха. Держу пари, что уж я-то сумею вновь проникнуть в твои глубины… и вызвать фонтан…
После того как я и впрямь все это проделал, и весьма умело, я снова лег на спину, подождал, пока Диорио отдышится и начнет дремать. После этого, притворившись, что тоже вот-вот засну, я мимоходом поинтересовался:
— А о каких это новых союзниках ты говорил? Кто они?
Он пробормотал сквозь сон:
— Визиготы.
— Что за чепуха! В Италии не было никаких визиготов аж со времен набегов Алариха.
— А сейчас появился новый Аларих, — последовал ответ. Затем судья слегка приподнялся на локте и произнес с насмешливой суровостью: — Никогда, моя дорогая, не заявляй человеку моего положения, что он несет чепуху, даже когда он и впрямь это делает. Хотя обо мне этого никак не скажешь: я говорю об Аларихе Втором, короле визиготов, который отправил войска из Аквитании на запад.
— Он здесь? В Италии?
— Ну, сам, я думаю, вряд ли. Но я слышал, что он послал сюда армию. Аларих, похоже, ожидает, что твои сородичи-остроготы добьются успеха в захвате этих земель. И очевидно, он хочет продемонстрировать свою солидарность с ними. Поэтому он и отправил огромное войско из своих земель через Альпы.
В моем мозгу словно бы вспыхнул яркий свет: так вот что означают последние запутанные послания! VISIGINTCOT следует разбить на три слова: VISIG INT COT — «визиготы», глагол intrare[93] и указание на Коттский горный перевал, который находится в Альпах.
— Из того, что я слышал, — продолжал Диорио, — они осадили наш город-крепость Августа-Тавринов[94] на северо-западе, а затем захватили Новарию[95], другой город на востоке. А знаешь последнюю новость: они присоединились к твоим сородичам-остроготам в Медиолане. Именно это сообщение — а вовсе не твоя широкая известность, дорогая Веледа, — и заставит Туфу побыстрей вернуться сюда, на юг. А теперь я хотел бы поспать.
— Поспать? — высокомерно спросил я. — И это когда твое государство в таком беспорядке? Похоже, ты относишься ко всему слишком легкомысленно.
Он издал ленивый сонный смешок:
— Моя дорогая, я отнюдь не патриот и далеко не герой. Я лиценциат, законник при дворе короля. А это означает, что я защищаю интересы торговцев самого высокого ранга, кем бы они ни были. По мне, хоть чужеземные захватчики, хоть мои земляки-негодяи — лишь бы только хорошо платили. В свое время я защищал неправых и виновных, когда ставки были достаточно высоки, и точно так же я выступал за вознаграждение от имени правых и невиновных. Теперь, во время войны, когда на ко