– Про ФУНТЛИХА давай, про Лебедеву мы сами как-нибудь без тебя знаем! – крикнул Коля Лаврушенко.
– Значит, проснулся и слышу, как мама ахает. Хотя никакой воды с потолка не течёт. И сразу вспомнил про школу. Ну, думаю, опоздали! Вскочил, а мама меня потащила: «Посмотри на себя в зеркало, горе ты моё луковое!» Это я лук люблю, потому и горе. Посмотрел я в зеркало, а там такущий страшила с синим лицом и синими-синими ушами. Настоящий ФУНТЛИХА! Оказывается, ночью чернила на него, то есть на меня опрокинулись и протекли прямо насквозь. Чувствую, вся душа в чернилах. И мама тоже чувствует, плачет, что я у неё чернильная душа. Чего только мама со мной не делала: тёрла, песочила, пропесочивала. Стал я из тёмно-синего красновато-синеватый. Но на ушах не смывалось! «Ушами, – мама говорит, – ни к кому не поворачивайся! Всё, бежим, и так пропали». А как это – ушами не поворачиваться? Я же так не умею. Прибежали мы в школу самые последние. Там уже всё началось без нас. Мама даёт мне букет и шепчет: «Смотри, ушами, ушами не…» И стал я тут пробиваться к своим, то есть к вам. Нашёл вас быстро. Смотрю, стоите что-то все тихие и печальные. Жалко мне вас стало. Начал я всех веселить, ушами поворачиваться. Помнит хоть кто-нибудь?
– Я помню, – засмеялась Ната. – Я ещё тогда подумала, что тебя в синьке полоскали, а погладить забыли.
– Чего захотела. За ФУНТЛИХА мама меня не только не поласкала, но и ни капли не погладила.
– А я помню, как Клавдия Львовна тебе, Геошка, первое замечание сделала, – сказала Оля.
– И я помню. Стою и вдруг заметил: впереди красивая старушка. Поворачивается и смотрит на меня так жалобно и одиноко! Ну, думаю, потерялась она среди нас и всё перепутала. Ей в десятый уже пора, а не в первый… Я же думал тогда, что в школе до старости учатся. Век живи – век учись. Протискался и хотел с ней поговорить. И вдруг вижу: очутился на середине. А там пусто, и взрослые чего-то всё говорят. Кто-то меня цап и потащил. Оказалось, директор. «Мальчик, как тебя зовут?» – спрашивает. Я сказал. «Ты, – говорит, – никак от первоклассников выступить хочешь? Герой! От первоклассников слово имеет Георгий Дворжиков. Похлопаем оратору!»
– Громче всех тебе хлопали, – проговорил мечтательно Пантелей.
– А я сказал, помните, что могу от первоклассников, но лучше – от одной старушки, которая заблудилась.
– Все так смеялись, – сказала Тома, – просто даже хохотали.
– А директор больше всех. «Эта старушка, – сказал он, – наша старейшая учительница. Заслуженная учительница республики Клавдия Львовна Загорская. Есть здесь ученики Клавдии Львовны?»
– Помните, как гаркнули «есть!»? – крикнул Коля. – Человек сто кричало.
– Двести, наверное, – уточнила Тома.
– Ага, – сказал Геошка, – целая тысяча. Не меньше. Потому что меня сдуло с середины прямо на Клавдию Львовну.
– Помнишь, что она тебе сказала? – спросила Тома.
– Она мне сделала первое замечание.
– «Ты удивительный, Георгий Дворжиков, человек!» – сделала тебе замечание Клавдия Львовна.
– И я ей тоже сделал. «Вы, – говорю, – тоже удивительная. Смотрите, солнце запуталось у вас в голове. Волосы ваши ужас как светятся. Глазам больно». – «Постой-постой, – говорит мне Клавдия Львовна, – что за синюшный такой ребёнок?!» А я не понял и говорю: «Извините, не свинюшный, а произошёл от обезьян. Спросите маму». – «Мама твоя здесь? Тогда приведи её ко мне сейчас же. В долгий ящик откладывать…» А кого откладывать, запихивать, не расслышал – помчался за мамой. Но всё равно по дороге понял, что запихивать надо только одного меня. Отыскал маму и сразу её обрадовал. «Я у тебя уже, – говорю, – не обезьяний, а немного свинюшный. Запихни меня поскорей в долгий ящик. Учительница так велела». Мама испугалась и побежала меня спасать. Когда они с Клавдией Львовной разговаривали, они так…
– …смеялись, что весь наш первый «б» за ними тоже, – подхватила Ната. – Это был очень смеющийся день. Он был солнечный. Я его до сих пор не забыла.
– И я!
– И я!..
– Я тоже!
– И я конечно!
– А я больше всех!
– Оказывается, все, что ли, не забыли? Так скажите спасибо моему ФУНТЛИХУ.
И все сказали спасибо Геошкиному ФУНТЛИХУ.
ПРО ПОРЯДКИ-НЕПОРЯДКИ
Геошка не сразу, не с первого дня разобрался в школьных порядках. Про порядки и непорядки рассказывала им в классе Клавдия Львовна: учила отличать их друг от друга и порядки выполнять беспрекословно.
Сперва Геошка с трудом отличал порядок от непорядка. Вот, например, увидел, как большой мальчишка едет по перилам на животе. У Геошки даже дух захватило – так захотелось проехаться самому. Но для начала он серьёзно задумался, как учила Клавдия Львовна: порядок это или непорядок. И решил: если бы из маленьких мальчишек кто так ехал, то, значит, был бы непорядок. А раз ехал большой, то, выходит, полный порядок. Если вдобавок поедет он сам, то порядку будет ещё больше: у него же ноги короче вдвое. И дрыгать он будет ими не так, как дрыгал тот: он жуть как всех цеплял длинными своими ногами.
И Геошка поехал. Ух и крутило его, особенно на поворотах! Хорошо бы, конечно, закинуть ногу через перила. Так ещё интересней было бы! Но как нарочно, на перилах сетка висела с той стороны: сетка ужас как мешала ногу закинуть.
Ехал он, ехал – и вдруг его за курточку кто-то хвать, как жука. И повис он в воздухе, как жук, и стал кусаться.
– Ага, попался, который кусался! – сказал ему незнакомый большой мальчишка и поставил его на ступеньку лестницы. – Ты что себе позволяешь?
– Ничего себе не позволяю, – сказал Геошка робко и поднял честные глаза на того, кто снял его с перил. – Если ты про то, что я кусался, так это я с перепугу.
– Никак ты в школьных порядках не разбираешься?
– Не разбираюсь, – сознался Геошка честно. – Восьмой день уже в школе, а всё не разберусь.
– Над этим стоит задуматься, согласны? – спросил большой мальчишка других мальчишек. Других было двое.
– Согласны! – кивнули они, подняли кверху мизинцы и сцепились ими.
– Задумаемся! – сказали они теперь все втроём.
– И дело в шляпе! – Один из них покрутил на пальце сплетённую из разноцветной проволоки шляпу-крошку.
– Я тоже задумаюсь, – пообещал им Геошка, – но у меня и так голова от школы трещит. А как это «в шляпе»?
– Это тайна! Влада Волгина знаешь? – спросил тот мальчишка, который снял его с перил, как жука, и который крутил на пальце эту шляпу.
– Не знаю, – с сожалением сказал Геошка. – А кто он такой?
– Он такой – это я! – сказал этот мальчишка. – Будешь меня знать?
– Буду тебя знать? – обрадовался Геошка, что у него вдруг появился такой удивительный знакомый. – Я очень хочу знать тебя. Но и ты знай меня: Георгий Дворжиков. Учусь в первом «б». Держи! – Геошка от всего сердца протянул Владу руку.
Влад с чувством пожал её, а мальчишки схватились за животы и стали помирать со смеху:
– Георгий Дворжиков, ха-ха! Вот так фрукт!
Геошка не понимал, чего тут смешного, но тоже засмеялся за компанию.
– Мы будем с тобой дружить или как? – спросил он весело.
– Мы будем с тобой играть, – сказал Влад, и его мальчишки за ним следом закивали:
– Верно, верно.
– Играть? – удивился Геошка. – Разве в школе играют? Нам учительница говорила, что в школе учатся.
– Много она понимает! – засмеялись большие мальчишки.
– Моя Клавдия Львовна понимает много! – с гордостью сказал Геошка. – Она у меня и у наших из первого «б» ЗАСЛУЖЕННАЯ учительница республики.
– Так ты, что ли, у Клавдии Львовны? – радостно удивились мальчишки. – Тогда мы тоже заслуженные.
– А вы у кого заслуженные? – поинтересовался Геошка.
– У всей школы! – перемигнулись мальчишки – Влад Волгин, Андрей Антонов, или просто Ант, и Вася Поперечный, которых действительно вся школа знала как весёлых, но ленивых людей. – Знакомься с нами. С твоими ЗАСЛУЖЕННЫМИ собратьями по классу. По четвёртому.
– Моими? По четвёртому? – остолбенел от радости Геошка. – Вот это да, по четвёртому и моими! Целых три знакомых!
Теперь все трое по очереди важно протянули Геошке руку.
Геошка с необыкновенным почтением пожал их внушающие уважение руки. Радость захлестнула его. Он даже подпрыгнул на одной ноге, а тапка возьми и свались под лестницу. Но Геошка на тапку – ноль внимания. Он так и продолжал стоять на одной ноге, другую поджал под себя, как аист. Шутка ли, у него теперь знакомые есть даже в самом четвёртом классе! Такого расчудесного чуда его друг Пантя и намечтать себе не мог в своих мечтах, когда таращился в окошко в тихом своём углу.
– А можно, я с вами тоже ЗАСЛУЖЕННЫЙ буду?
– Будь! – фыркнул Вася. – Будешь ЗАСЛУЖЕННЫЙ ОСТОЛОП!
– Кто? – удивлённо переспросил Геошка, держась за перила и перепрыгивая на одной ноге со ступеньки на ступеньку вверх, потом вниз и опять возвращаясь на ступеньку, где все они вчетвером стояли.
Звонок оборвал их разговор. Новые Геошкины знакомые тут же испарились, а сам Геошка помчался вниз за тапкой. Пока бегал, совсем опоздал. Пришлось с замирающим сердцем стучаться в класс, как учила Клавдия Львовна. До сих пор никому из них ещё не понадобилось это «тук-тук, можно войти?». И зачем только оно ему понадобилось?!
– Войдите, – сказала учительница. – Кто это, интересно, у нас первым опоздал и почему?
– Это я, – сказал Геошка, испуганно заглядывая в класс и осторожно прикрывая за собой дверь, чтобы она не грохнула. – ЗАСЛУЖЕННЫЙ ОСТОЛОБ!
– Кто? – не поняла Клавдия Львовна. – Что?
– Я на перемене подружился с большими мальчишками. И ЛОБ у меня от радости ОСТОЛБЕНЕЛ. Вот потому и опоздал. А ещё тапка у меня вниз свалилась. Я искать её бегал, – всё как есть чистосердечно объяснил Геошка, стараясь пересилить свой смех, который так и рвался наружу.
ПРОСТОРЕДКОСТНОЕ ВРУНСТВО
– Напротив нашего класса в первом «а» учился Верблюжонов. Все мальчишки из его класса звали его Верблюдкин, Верблюдик, Верб. Как-то я одевался в раздевалке, а он взял и нарочно наступил на моё пальто. Я ему говорю: «Слезь!» Не слезает. Я пальто дёрнул – он свалился. Я хотел надеть пальто – он опять на него встал. Я ему по-хорошему говорю: «Верблюдкин, слезь!» А он как плюнет в меня. Я тогда ещё не знал, что не Верблюдкин он, а Верблюжонов. Потом всегда он, как увидит меня, давай плеваться. Нарочно перебежит дорогу, спрячется где-нибудь и… Долго я терпел. Целый день. А потом надоело мне это. Подрались мы. А в перемену на меня толпа из первого «а» накатилась. Еле вырвался. Созвал наших: Геошку, Пантю, Алика и ещё Борю Бобрикова. Пантя драться не хотел. Говорит: «Клавдия Львовна не разрешает нам драться. Мы должны у неё без кулаков расти, с од