***
На следующий день Эмери и Одон приветствовали друг друга широкими улыбками, за несколько шагов распахнув братские объятья. Одон сразу перешёл к делу:
– Есть только один способ уничтожить Ходжу – подставить ему в качестве наживки караван, которым он подавится. Но как это сделать? Пустыня большая. Не может же наш караван до бесконечности колесить по пустыне, пока Ходжа соблаговолит его заметить и захочет проглотить. Думаю, что наживку надо нагло подсунуть ему под нос – к самому логову, а логово у него в каньоне, в пещере.
– Ходжа – полный дурак? Он не поймёт, что это наживка?
– Он умнее нас обоих вместе взятых и всё прекрасно поймёт. Но надо знать этого человека, он всё равно нападёт. При всей его осторожности, он не будет равнодушно смотреть на то, как кафиры тащатся мимо его пещеры.
– А если безо всяких наживок – просто послать туда мощный отряд и атаковать пещеру?
– Вот тут-то и главная сложность. Из пещеры есть множество выходов на другую сторону. Если мы открыто атакуем в лоб, они оставят группу смертников сдерживать нас, а основные силы во главе с Ходжой уйдут через щели. Нам главное уничтожить самого Ходжу, без него отряд развалится. Если мы даже уничтожим весь отряд, а уйдёт один только Ходжа – считай, что мы ничего не добились. Вскоре у него будет новый отряд.
– И он спокойно бросит своих людей на съедение кафирам?
– Воины джихада, которых ты великодушно считаешь «рыцарями ислама», имеют на сей счёт мысли, совершенно непохожие на наши. Ходжу никто в исламском мире не осудит, если он уйдёт, бросив всех своих. И сам он считает собственную жизнь куда драгоценнее, чем жизни сотни шахидов. Это нисколько не противоречит его личному бесстрашию.
– Перекрыть щели?
– Все выходы из пещеры мы просто не можем знать, он уйдёт по самому неприметному.
– Задача ясна: надо вытянуть из пещеры весь отряд, включая Ходжу, и сделать так, чтобы обратно в своё логово ни один из них вернуться не смог.
– Вот то-то и оно. Как отрезать им отход? Как взять их в клещи? Есть одна мысль, но она совсем шальная. Рядом с входом в пещеру есть небольшая площадка, поросшая густым кустарником, а за этой площадкой – сразу трещина.
– Через трещину провести людей на эту площадку и спрятать их в кустах? Как только вся банда покинет логово, они перекроют путь обратно?
– Да, я об этом. Трещину и всё, что в ней происходит, дозорные Ходжи ни откуда не могут видеть. Но дозорные не только смотрят, а ещё и слушают. Сможет ли наш отряд спуститься по почти отвесному склону, а на другой стороне подняться абсолютно бесшумно?
– В этих кустах твои лазутчики, конечно, бывали?
– Да, там место человек для 10-и, если ты об этом.
– Об этом. Значит, надо собрать отряд из 10-и человек – самых ловких скалолазов. Одним из них буду я. В отряде, который прибыл со мной из Тортозы, есть ещё трое таких парней. А у тебя, Одон?
– Четверо, не больше.
– Значит, 8 человек. Без кольчуг и без щитов. Каждому – короткий меч и полдюжины кинжалов.
– При таком вооружении – вы все смертники. А если хоть у одного из вас побежит камушек под ногой, пока барахтаетесь в трещине – сверху расстреляют из луков, как баранов.
– Будет то, что будет. Но завтра до захода солнца голова Ходжи спелым яблоком упадёт к твоим ногам. Остался один вопрос. Мы сможем удержать вход, если они будут видеть, что у них больше шансов уйти по дну каньона, перебив охрану каравана. Для этого охрана должна казаться им гораздо слабее, чем есть на самом деле.
– Думал уже об этом. Часть людей надо спрятать. Можно на телегах, под соломой, как будто мы там сундуки с золотом маскируем. Но так спрячем человек 6, не больше.
– Это надо сделать, а ещё вот что- всех рыцарей, кроме одного, переодеть в чёрные сержантские плащи. Они увидят, что перед ними вояки в треть рыцаря и пойдут на прорыв. А там должны быть рыцарями почти все.
Одон от радости даже вскочил:
– Ну и голова у тебя, Эмери! А я сначала думал – пустое дело путаться с этим командором из Тортозы.
***
Рано утром накануне боевой операции Эмери вышел из ворот Тампля на Храмовой Горе. Рядом с воротами стояла девушка и, застенчиво улыбаясь, смотрела на него. Девушка была прекрасна: стройная, вся в белом с головы до пят. Её огромные фиалковые глаза, казалось, лучились счастьем. Несколько секунд Эмери зачарованно смотрел в эти волшебные глаза, каких не видел никогда в жизни. Он не успел заговорить, девушка первая к нему обратилась:
– Благородный рыцарь, позвольте поднести вам этот плащ, как скромную дань любви и уважения к великому и прекрасному Ордену Храма.
Только сейчас Эмери заметил в руках у девушки аккуратно свёрнутый тамплиерский плащ. Он механически взял протянутый ему свиток и, не отрывая взгляд от прекрасных глаз, дрогнувшим голосом спросил:
– Кто вы, прекрасная сеньора?
– Дочь погибшего тамплиера. Я шью для братьев-храмовников плащи и туники. Это – в память о моём любимом отце, но не только. Моя любовь к почившему отцу неотделима от любви к Ордену Храма. Что ещё я могу делать для Ордена? Только шить. А сейчас мне захотелось сделать что-нибудь необычное. Обратите внимание, благородный рыцарь, на крест на этом плаще – он не пришит из красного полотна, а вышит китайским шёлком.
Эмери стало неловко от того, что он до сих пор не взглянул на подарок. Плащ был свёрнут красным крестом наружу. Этот крест действительно был необычным – вышитый разными оттенками красного шёлка, он переливался и словно пламенел.
– Как вы думаете, у меня получилось? – робко спросила девушка.
– Это чудо, – восхищенно вымолвил Эмери. – Ни у одного тамплиера нет такого плаща. Но почему – мне?
– Я решила вручить этот дар первому рыцарю, который сегодня поутру выйдет из ворот Тампля. Это оказались вы. Обещайте, благородный рыцарь, что наденете этот плащ в первый же бой.
– Ах, сеньора, от плаща после боя останутся одни лохмотья. А ведь он – драгоценный, вы вложили в него столько любви. Лучше я буду надевать его в особо торжественных случаях.
– Хорошо. Вам виднее.
– Вот только, сеньора… Я должен буду испросить благословение на ношение такого плаща. Может быть, и не благословят. Тогда я сдам его смотрителю одежд. Такой плащ подобает скорее великому магистру, чем скромному командору пустыни.
– Мой отец тоже был командором… Пусть всё будет так, как благословит Господь.
Девушка заметно погрустнела. Эмери тоже. От растерянности он задал совершенно неуместный вопрос:
– Где же вы живёте, прекрасная сеньора?
– У дядюшки. Он очень добрый. Сначала я хотела уйти в монастырь, а потом решила подождать и побыть пока поближе к Ордену, стараясь хоть чем-то быть для него полезной. Пообещала Пресвятой Богородице соблюдать монашеские обеты. Мой дядя – человек не бедный, но я ем только то, что едят в монастырях. Вы не подумайте, рыцарь, я живу по-монашески.
– Не сомневаюсь, прекрасная сеньора. От всей души благодарю вас за чудесный подарок. Да пребудет с вами милость Господа нашего Иисуса Христа и Владычицы нашей Пресвятой Богородицы. Помолитесь за нас, грешных… сегодня в полдень.
– Хорошо, – просто сказала девушка, и они раскланялись.
***
Они назначили свою операцию на полдень – самое «мёртвое» время в Палестине, когда всё живое замирает. Это до известной степени гарантировало, что Ходжа будет в своём логове. Полуденным зноем так же можно было объяснить, почему караван идёт по дну каньона.
Своих скалолазов, перед тем, как они начали спуск в трещину, Эмери напутствовал:
– Молитесь, братья, непрерывно. Ни на секунду не останавливайте молитвы.
Все согласно кивнули. Этих людей не надо было учить ставить ногу и закреплять на себе оружие. Они всё сделают идеально, но именно благодаря большому горному опыту, каждый из них понимал – в горах гарантий нет. Невозможно всё до такой степени предусмотреть, чтобы ни один камушек под ногой не тронулся с места. Они вверяли свою судьбу в Божьи руки, а тут уж нет лучшей страховки, чем молитва.
Трещина была весьма широкой, двигаться здесь можно было свободно. Эмери не уставал благодарить Господа за то, что на их пути встречалось большое множество естественных ступенек – надёжных и крепких. Могло не оказаться ни одной. Сегодня Господь явно был с ними.
Вот уже начали подъём. Это всегда легче. И тут Эмери увидел на почти отвесном и голом склоне ярко-красный анемон – цветок весенней пустыни. На суровом потрескавшемся камне это маленькое нежное создание выглядело настоящим чудом. Эмери вспомнил девушку, которая сегодня утром подарила ему плащ. Он так и не спросил её имя. Как же он будет теперь за неё молиться? Командор решил, что будет молиться за «ту девушку», ведь она известна Господу. «Сколь же велик наш Господь, создавший такую красоту», – восторженно подумал Эмери. Он и сам не знал, чью красоту имел ввиду – девушки или цветка. Его рука уже потянулась к анемону, но он удержался от бессмысленного действия.
Когда Эмери жил в Европе, он был ещё ребёнком, и девчонок не замечал просто потому, что с ними невозможно было играть в мальчишеские игры. Впервые он обратил внимание на девушек уже в Антиохии. Этот город стал для него волшебной сказкой, и симпатичные соседские девчонки так же казались ему волшебными, сказочными существами. А ведь до сказки нельзя дотрагиваться руками. Иначе она исчезнет, и всё вокруг опять станет серым и обыденным. Сказкой можно было только восхищаться, а поскольку Бог – Творец всего прекрасного, значит надо благодарить Его за волшебные минуты лицезрения прекрасных созданий. Это отношение к девушкам закрепилось в его душе. Он благодарил Бога за то, что на несколько мгновений получил возможность утонуть в прекрасных фиалковых глазах. Он знал, что эти мгновения никогда не повторятся, но всегда будут с ним. И про анемон в ущелье он всегда будет вспоминать.
В горах нельзя думать о том, куда ставить ногу, за что взяться рукой. Желательно вообще отключить сознание, полностью доверившись интуиции. Начнёшь думать – тебе конец. Лучше – о чём-нибудь постороннем, а руками и ногами пусть управляет Господь, не надо Ему мешать.