– Ложись на кровать и не двигайся, – сказал он нападавшему. Последний не сомневался, что его сразу же поведут на виселицу, но с их хозяином всё и всегда было не так, как обычно. За попытку его убить тот уложил его в собственную постель. Хозяин между тем приготовил всё необходимое для того, чтобы наложить шину и быстро проделать эту нехитрую операцию.
– Кто послал тебя? – в голосе хозяина звучало сострадание.
Слуга молчал, его губы дрожали.
– Разве я не был добр к тебе, так же как и к остальным слугам? – спросил хозяин тихо и отрешённо.
– Меня послал ваш брат, мессир Гийом.
Старший брат, успевший обо всем подумать, сейчас уже не ждал другого ответа. Он грустно улыбнулся:
– Гийом, должно быть, обещал тебя райскую жизнь, когда станет хозяином?
Слуга разрыдался совершенно как ребёнок, которого любимая мать застала за попыткой стащить сладости.
– Лежи здесь. Убегать не пытайся. Я не причиню тебе зла – слово рыцаря.
Постель Гийома он нашёл ещё тёплой. Братец бежал только что. Он прихватил все наиболее ценные вещи. Личных слуг Гийома так же не было в замке. Вернувшись в свою спальню, хозяин равнодушно обратился к убийце-неудачнику, как будто речь шла о совершеннейших пустяках:
– К сожалению, твой новый хозяин внезапно исчез, но я думаю, что ты без труда сможешь найти его, отправившись на поиски, когда рассветёт.
Слуга по-прежнему рыдал. Он упал на колени и взмолился:
– Я хочу служить только вам, мессир.
– Как знаешь. Ступай к себе.
Остаток ночи он молча пролежал на кровати, сосредоточенно глядя в потолок.
***
Гийом, словно лис, рыскал по их владениям, подстрекая вассалов, мелких рыцарей, перейти на его сторону. Он смог убедить очень многих. И вот теперь его воинство двигалось на отцовский замок, как на вражеский. Юный хозяин смотрел на их приближение со стены.
С детства он был гораздо сильнее Гийома. Его широченным плечам и коренастому сложению завидовали даже опытные воины. И последние годы он всё своё время делил между молитвой и боевыми упражнениями. Он любил меч, любил жаркие схватки, которые пока были лишь учебными, но он чувствовал, что это его стихия. Он знал, что во всей округе нет рыцаря сильнее и искуснее его – в любом поединке он не нашёл бы равных. Гийом не любил меч, всегда отлынивая от боевых занятий и предпочитая пьянствовать с сыновьями вассалов. Сейчас старший брат мог вызвать младшего бунтаря на поединок и положить его лицом в грязь за какую-нибудь минуту. При этом не пострадал бы никто из их вассалов-рыцарей и сержантов, стены их родового замка не обагрились бы кровью. Но где-то в глубине души юноша чувствовал, что этот выход, при всей его безупречности, для него неприемлем.
Подумав, он понял почему не хочет поединка. Гийома он никогда не убьет. И Гийом никогда не оставит мечты о том, чтобы стать хозяином, не перестанет сеять смуту и заниматься подстрекательством. Они могут хоть каждый год проводить по поединку, но на каждое поражение в честном бою Гийом будет отвечать тремя заговорами. Юноше нисколько не нравилась мысль, что его когда-нибудь всё-таки зарежут в собственной спальне, как курицу на кухне. Но против этого можно было принять меры и дело было не в этом. Юноша хотел жить в атмосфере всеобщей любви, которой так не хватало ему с самого детства. Став хозяином, он не сомневался в том, что теперь в его владениях никто и никого не обидит – все будут любить друг друга. Для вассалов он станет старшим братом, для крестьян и слуг – отцом, строгим и требовательным, но заботливым и внимательным к их нуждам. Для сеньора графа он станет сыном, во всём послушным и всегда готовым прийти на помощь. В его феоде теперь будет царить евангельская иерархия – власть высших священных начал. Все они могли стать замечательной, дружной семьёй. Но из-за Гийома этого теперь никогда не будет. И только ли из-за него? Они обречены жить в атмосфере всеобщего страха, подозрительности и предательства. Но власть такой ценой ему была совершенно не нужна и даже мысль о ней стала отвратительна. Всё теряло смысл. Совершенно всё.
Юноша спустился со стены, подошёл к воротам и велел открыть их. Он был без доспехов и без оружия, в одном белом плаще поверх туники. Верные сержанты пытались было протестовать:
– Мессир, не делайте этого, вас убьют!
Никому в замке происходившее не казалось ни странным, ни страшным – обычная и привычная усобица между братьями. И вот это-то представлялось благородному юноше самым ужасным и нестерпимым – они считают, что это нормально, когда брат идёт войной на брата. Они с радостью помогли бы ему убить Гийома. Они, его дети, легко убили бы брата их господина. Юноша испытал такую боль, какую обычно испытывает отец, убедившийся, что его единокровные чада сбились с пути истинного.
Голосом господина Божьей милостью он отдал последнее распоряжение:
– Сейчас вы откроете ворота. Я выйду. Вы немедленно закроете ворота за моей спиной.
Слуги опешили и растерялись, но слов, произнесённых голосом природного повелителя, ослушаться не посмели.
Ворота с лязгом захлопнулись за его спиной. В одиночестве, исполненном несказанного величия, он стоял на мосту через ров в развевающемся белом плаще. За его спиной был родовой замок, перед лицом – приближающаяся вражеская армия. Юноша вдруг ощутил такую уверенность в себе и такую внутреннюю силу, как будто в одиночку и без оружия защитить свой замок ему было не сложнее, чем в детстве – ящик с игрушками.
Враги подступили вплотную ко рву. Впереди – заметно нервный Гийом на хорошем коне.
– Я слушаю тебя, брат мой Гийом, – сказал юноша так, как будто король с трона обращался к одному из своих вассалов.
Гийом нервничал, потому что не понимал смысла происходящего. И всё-таки, запинаясь и заикаясь, он выпалил заранее заготовленную тираду:
– Ты не достоин владеть замком нашего отца. Ты – сумасшедший, это знают все. Бог лишил тебя разума. Хозяином буду я.
Гийом говорил, не слезая с коня. Ему хотелось чувствовать себя выше брата, который вскоре будет окончательно повергнут. На белый плащ было направлено не меньше десяти арбалетов. Гийом подумал: «Хорошо бы кто-нибудь из сержантов случайно выстрелил и прикончил этого благодушного дурака. Сержанта я вздёрнул бы, а моё право на наследство тот час стало бы совершенно законным». Но никто из сержантов не выстрелил. Юный хозяин выжидал время, словно давая возможность его пристрелить, если такой замысел есть, а потом с равнодушной и немного насмешливой улыбкой сказал:
– Если ты хочешь быть хозяином, Гийом, к этому нет никаких препятствий. Считай, что всё принадлежавшее нашему отцу уже твоё.
Юноша повернулся спиной к брату, поднял голову и твердо сказал:
– Властью данной мне Богом по праву первородства объявляю, что ваш хозяин отныне – мессир Гийом. Откройте ворота и впустите в замок его людей.
Повисло гробовое молчание. Ни защитники замка, ни люди Гийома не издали ни одного звука. Юноша повторил:
– Повелеваю немедленно открыть ворота.
Секунд через десять ворота с лязгом и скрипом начали медленно открываться. Гийом, не способный поверить ни ушам, ни глазам неуверенно спросил:
– Неужели ты будешь служить мне?
– Нет, Гийом, этой твоей мечте не суждено исполниться. Если я не хочу быть твоим господином, то слугой – и подавно. И я не брат тебе отныне. Прощай. Ты больше никогда меня не увидишь.
Юноша сошёл с моста и двинулся прямо на людей Гийома, как будто это были всего лишь тени. Все с почтительным поклоном расступились. А он шёл по прямой всё больше удаляясь от замка. Вдруг за его спиной раздался крик:
– Постойте, мой господин, постойте же!
Он обернулся. Его догонял, изнемогая от одышки, самый верный и преданный оруженосец – Жак. Он был в лёгких доспехах, с коротким мечём и арбалетом за спиной – с чем стоял на стене, готовый к бою. Когда его господин остановился и с ироничной улыбкой посмотрел на него, оруженосец торжественно изрёк:
– Куда бы вы не направились, мессир, я пойду с вами и ни за что не оставлю вас одного.
– Но тебе нельзя со мной, Жак. Я иду в монастырь. Я решил стать монахом. А у тебя, насколько я понимаю, такого намеренья нет?
– В монастырь, так в монастырь. Я с вами, мессир.
– Ты, кажется, говоришь, не думая. Зачем монаху оруженосец?
– А мне не надо думать, мессир. Мне это ни к чему. Ещё год назад я поклялся Господу и Его Пречистой Матери, что никогда и ни за что вас не покину. С того самого времени, как вы спасли от голодной смерти моих родителей, братьев и сестёр, моя жизнь полностью принадлежит вам. Даже если бы вы отправились в преисподнюю, я и то последовал бы за вами. А своим поспешным удалением вы чуть не сделали из меня клятвопреступника. Но Господь не покидает меня, и я успел вас догнать. В какой монастырь вы направляетесь?
– Не знаю. Решил идти прямо до тех пор, пока не встретится какая-нибудь обитель.
– А как вы стали бы один ночевать в лесу? Дикие звери, разбойники… Подумать страшно!
– Ты, видимо, всё никак не хочешь понять, Жак, что я решил посвятить свою жизнь Господу. Мне нечего бояться. Если я погибну в лесу, значит моя жертва неугодна Богу. Решение стать монахом пришло ко мне не вдруг, я шёл к нему давно. Я готов. А ты? Не можешь же ты сейчас в один миг принять такое серьёзное решение.
– Пока вы идёте по лесу – вы ещё не монах. Вам нужен сопровождающий. Когда вы придёте в обитель… видно будет. Я могу наняться к монахам работником. Может быть, стану послушником. У меня ещё будет время принять решение.
Юный господин в очередной раз подивился житейской мудрости крестьян. Далеко не каждый рыцарь был способен мыслить столь же ясно, последовательно и быстро. Тепло улыбнувшись он сказал:
– Ну что ж… Говоришь здраво. Делать тебя клятвопреступником я, конечно же, не хочу. С Богом в путь.
Они шли до заката. Выбрали для ночлега поляну. Жак нарубил сушняка и развёл костёр. Потом нарубил мягких еловых лап и устроил ложе для своего господина. Куда-то удалившись, вскоре вернулся с зайцем, которого подстрелил из арбалета. Быстро приготовил его на вертеле, накормил господина, сам перекусил тем, что осталось, потом принёс в своей лёгкой каске воды из ручья. Они напились. Юный господин блаженствовал, ощущая никогда ранее не изведанное им чувство внутренней свободы. Потом подумал про Жака: «Мальчишке всего ещё 17 лет. Он не женат. Его родственников-к