– Ну, здравствуй, – сказал Усама, когда они пришли к нему в комнату. Кажется, даже встреча с братом не обрадовала бы его настолько, насколько он был счастлив видеть этого человека, который олицетворял что-то очень важное в его жизни. – Самое время узнать, как тебя зовут.
– Здравствуй, Усама. Меня зовут Жан. Впрочем, для тамплиеров имя не имеет значения. Имя имеет Орден Храма, а рыцари Храма предпочитают безымянность.
– Ну это явно сказано не про тебя. Тамплиеры никогда не выкупают своих, а за тебя предлагают целое состояние – тысячу динаров. Значит, твоя жизнь драгоценна для братьев.
– Моя жизнь не имеет никакого значения, так же как и жизнь любого тамплиера. Но сейчас в моей руке находится очень много ниточек… Короче, если меня не станет, братьям придётся заново проделывать огромную работу. Надеюсь, узнав об этом, ты не увеличишь сумму выкупа? – тамплиер улыбнулся.
– Мне вообще не нужны за тебя деньги. Мне нужен мой брат. Надо сначала узнать, что с ним.
– Твой брат жив. Он в плену у наших.
– Как ты можешь получать информацию, находясь в плену?
– Некоторые ниточки я не выпускаю из рук даже здесь.
– Тогда я обменяю тебя на моего брата, вот и всё. Даёшь слово, что прибыв в Газу, ты распорядишься отпустить моего брата?
– Даю слово.
– Ну так отправляйся хоть сейчас. Впрочем, лучше завтра утром. Коня бы тебе раздобыть, а у меня пока ничего нет.
– Едва я выйду за ворота дворца, у меня будет конь.
– Повсюду свои люди?
– Работа такая.
– Вот как быстро мы с тобой обо всём договорились.
Усама почувствовал неловкость. Так хотелось ему поговорить с этим родным врагом, но не так-то легко говорить с тамплиером. Усама хотел побыть в лучах света, исходивших от белого рыцаря, но не начнёт ли этот свет обжигать душу? Тамплиер живёт в мире иных понятий и представлений. Усама не знает языка его души. Они могут сутками плести словеса на переговорах, но вот так, оставшись вдвоём… Надо о чём-то спросить хотя бы из вежливости.
– Может быть, у тебя есть какие-то желания, тамплиер?
– Есть. Хочу, чтобы Усама ибн Мункыз увидел Бога-Ребёнка.
***
Сиверцев дочитал свой опус. Странно как-то стало на душе. Он тоже очень тосковал по своему родному северному городу и с большим удовольствием прогулялся бы по его улицам. Но не сказать, что он хочет этого больше всего на свете. Почему? Потому что у него есть братья, есть Орден. Это и есть его Родина. Да, всё очень просто. Бедный, бедный Усама. У него не было ничего, кроме Дамаска. Ведь Аллах бесконечно далёк.
Андрей встал, размял руки и ноги. Надо зайти к Саиду. Восток достал. Хотелось послать всех «саидов» подальше. Но если он, Андрей Сиверцев – тамплиер, значит Восток – его крест. И никуда от «саидов» не денешься.
***
Саид лежал в постели как-то очень строго, как лежат в гробу. Он смотрел в потолок широко распахнутыми невидящими глазами. На появление в комнате человека никак не отреагировал.
– Ты живой? – добродушно усмехнулся Сиверцев.
– Был бы мёртвый – на такой жаре воняло бы очень сильно.
– Да ты юморист. Какое имя ты получил в крещении?
– Александр. Но я предал своё христианское имя.
– Свои заставили?
– Никто не заставлял. Свои это свои.
– Знаешь, Александр… У меня на Родине тебя звали бы Саня. Друзья звали бы тебя так.
– Са-ня, – с трудом выговаривал Саня-Саид. – Какие странные звуки.
– Нормальные звуки. Как нога?
– Меня нет. Что такое нога?
– Нога, брат, это очень важно. Всего их две. Одной недостаточно. А можно обе потерять. Тогда совсем плохо.
Саид кисло улыбнулся:
– Болит, но заживает. О чём хочешь поговорить?
– Да о тебе, Саня, о тебе. Куда ты теперь?
– К своим не вернуться – убьют. А твои не простят.
– Глупый ты, Саня. Наши тебя уже простили.
– Сам себя не прощу.
– Это правильно. Но с этим живут. Давай о главном, Александр. Ты считаешь себя христианином?
– Не знаю.
– Ну ничего себе! Ты вообще понимаешь, о чём речь? Тебя здесь не задержат, когда поправишься – отпустят на все четыре стороны. Но четыре стороны – это очень много. Тебе нужна одна. И надо знать – какая. Что за вера у твоих земляков-ассассинов?
– Не знаю.
– Ты смеёшься?
– Серьёзно. Тебе это трудно понять, но у нас так. Путь – тайна. Надо заслужить право встать на путь. Тогда наставник чуть-чуть приоткрывает самый краешек тайны. Будешь во всём покорным – приоткроет побольше. Я ещё не заслужил того, чтобы встать на путь. Наставник сказал: «Отдашь нам христиан – встанешь на первую ступень».
– Мрак. Значит, вы по сути не исповедуете никакой религии?
– Для таких как я – только покорность и ничего больше.
– А хотел бы ты сейчас встать на вашу первую ступень?
– Мне кажется, там ничего нет.
– И давно тебе так кажется?
– Слушай, европеец, ты ведь чужой здесь?
– Я здесь не чужой, потому что христианин. И ты тоже.
– Но ведь после того, что я сделал, меня никогда не допустят к вашей первой ступени.
– Да нет у нас никаких ступеней! Когда ты принял крещение – ты получил всё! Высшая Сила мироздания благословила тебя!
Глаза Саида засветились, он хотел вскочить с постели, но сморщился от боли и упал обратно. Вдруг он разрыдался.
– Я чувствовал! Когда меня крестили, я что-то такое почувствовал в своей душе. Как будто свет. Хорошо было. Но я не поверил – думал, кажется. И пришёл сюда вас резать. И свет ушёл из души. А после боя в меня вошли ужас и отчаяние. И сейчас так. Я всё потерял.
– Ничто не потеряно. Ты должен покаяться в своём грехе. Потом принять причастие. Свет вернётся. Может быть не сразу, но вернётся.
– Значит, согласно вашей вере – выход есть?
– Конечно. Поговоришь с Шахом… то есть со священником. Он всё объяснит. Скажи ему, что раскаиваешься и хочешь стать настоящим христианином.
– Так просто?
– Не просто. Но понятно. И никаких ступеней, никаких тайн.
– У вас сразу – доступ ко всем тайнам?
Андрей тяжело вздохнул:
– Саня, тебе нужны тайны или тебе нужен Свет? Свет… благодать Божия будет с тобой. И тебе сразу расскажут, что для этого надо делать. Ничего не скроют.
– Значит, поговорить со священником?
– Когда я уйду, позову его. Он придёт. А ты мне пока вот что скажи. Ваши наставники поддерживают связи с другими такими же, как они из других деревень?
– Это невозможно.
– Ну прямо. Тебя ведь много во что не посвящали.
– Ты бы видел горы, которые окружают нашу деревню. Из нашей долины есть выход только в вашу сторону.
– И ты никогда не видел в вашей деревне чужих людей?
– Ты, видимо, не понимаешь – это невозможно.
– Вообще никакой связи с внешним миром?
– Наш мир – наша деревня.
***
Шах встретил Сиверцева тихой виноватой улыбкой:
– Александр исповедался и причастился. Удивительно чистая душа. А я просто старый дурак. Сначала меня очаровало его желание креститься, а потом, когда он поднял на нас оружие, я вычеркнул его из души, настолько был потрясён. А ведь если разобраться, меня потрясло не столько его предательство, сколько собственная непредусмотрительность, гнев же, конечно, легче было обрушить на мальчишку, чем на себя. Я не стал бы с ним разговаривать. Не нашёл бы сил, оправдываясь тем, что это бесполезно. Погиб бы хороший парень. По моей вине. А тебе-то как удалось достучаться до его души?
– Я не ставил перед собой такой задачи. Просто он был мне интересен.
– Всё правильно. Спаси тебя Бог, Андрюша.
– Во славу Божию. Саша рассказал вам о том, что их деревня изолирована от внешнего мира?
– Да. Я уже всё понял.
– А я, признаться, до сих пор не понимаю, как такое возможно. У них есть оружие, одежда и многое другое, что они никак не могут сделать сами. Да ведь они бы уже одичали, если бы жили в полной изоляции.
– Их изоляция неполная, к тому же – недавняя. Поясню. Я в этих краях – не местный, не говоря уже о том, что всё об этих горах не знает никто. Мы с друзьями-христианами пришли сюда всего лет десять назад. В деревне многие считали себя измаилитами, но сильных наставников не было и, соответственно, никакого религиозного фанатизма мы не встретили. Местные оказались очень восприимчивы к христианской проповеди. Так возникла наша община. Мне и раньше говорили, что дальше за нами так же живут измаилиты, но было не до них, а сейчас я решил узнать, много ли их там? Если хотя бы несколько деревень и они решили развязать войну, то нам конец. Оказалось, что всего одна деревня и тупик.
– Так как же живёт эта деревня?
– Они всегда связывались с внешним миром именно через наше направление. Раньше, когда здесь жили их единомышленники, пусть и не слишком ревностные, это не составляло проблемы. Когда здесь водворились мы, они продолжали ходить – реже, с большими предосторожностями, но всё же они не оказались в полной изоляции. Время от времени в нашей деревне появлялись чужие люди, на которых я почти не обращал внимания – миролюбивые, спокойные путники с тюками – у нас не было повода для беспокойства. Сейчас я вспомнил множество деталей, да плюс – рассказ Александра, а ещё с местными старожилами поговорил и картина стала ясна.
– Значит, вы больше не видите опасности?
– Думаю, опасности нет. Есть вполне решаемая проблема, которой мы сейчас очень плотно займёмся.
– Но если они напали однажды, то и ещё раз нападут.
– Да нет им смысла нападать. Наша первая задача – объяснить им это. Отправим посольство и всё порешаем. Их к себе пригласим. В боевом отношении мы сильнее их, и они это быстро поймут. Их главная проблема – беспрепятственный проход караванов через нашу деревню. И мы дадим им эту возможность. Когда ассассины поймут, что мы для них – не пробка, которая закупоривает их бутылку – сразу же успокоятся.
– А религиозные противоречия?
– Когда они узнают, что мы сильнее, их уши откроются. Христианство перестанет казаться им таким ужасным. Может быть, мы вообще склоним ассассинов на свою сторону или, во всяком случае, договоримся о невмешательстве в религиозные дела друг друга.