личных качествах союзников.
Вот когда политика и религия пришли в противоречие абсолютно непримиримое. С политической точки зрения, приобретение нового союзника – бесспорное благо, а с религиозной точки зрения, поддержка носителей богохульной доктрины – бесспорное зло. Король Амори имеет ввиду снять это противоречие через крещение ассассинов. На нём и греха нет, поскольку он не понимает, что крещения не будет. И говорить с ним бесполезно, потому что прямых доказательств грядущего обмана со стороны ассассинов нет. Значит, весь грех на тамплиерах, которые всё прекрасно понимают и без доказательств. В такую дерьмовую ситуацию Орден не попадал ещё никогда. В этих политических игрищах на кону оказалиась вера и честь храмовников.
Брат Жан изложил своё понимание проблемы великому магистру Одону де Сент-Аману. Магистр слушал, всё больше мрачнея, потом долго молча расхаживая по комнате, и, наконец, обронил:
– Ты прав во всём, брат Жан, но это ничего не меняет. Мы не можем предать короля. Переговоры с послом ассассинов уже идут полным ходом. Король возлагает большие надежды на этот союз. Если Орден проявит открытую враждебность по отношению к ассассинам – это будет государственной изменой.
– А что для нас важнее, мессир – честь или вера?
– До сих пор тамплиерам не приходилось разделять эти понятия. Наша честь в том, чтобы верой и правдой служить помазаннику Божьему.
– Слова, мессир, слова. Король в делах веры – ребёнок, вся ответственность на тамплиерах – на взрослых людях.
– Так, может быть, нашлёпаем ребёнка по попе и оставим без сладкого? Я же во всём согласился с тобой, брат Жан. Легче стало?
– Вы правы, мессир, я ничего конкретного не могу предложить. Но вопрос не в том, что мы сделаем, а в том, чего мы хотим.
– Не понял. Поясни.
– Ведь мы же говорим о вере, то есть об ответственности перед Богом. А Бога не обманешь, он видит наше сердце. Мы, может быть, только успокаиваем свою совесть неизбежностью союза, который не в силах предотвратить, а на самом деле весьма этого союза хотим и уже облизываемся, прикидывая в уме, какие выгоды он нам принесёт? Или мы, напротив, всеми силами души хотели бы избежать этого греховного союза и не хотим от греха никаких выгод? Тогда мы будем молить Господа о том, чтобы Он взял это дело в свои руки и избавил нас от греха. В этом случае, мы, действительно, будем чисты перед Богом, хотя жестокого суда людского, конечно, не избежим, но разве это главное?
– Мой милый Жан… Ты всё такой же возвышенный мальчишка.
– А мне недавно сказали, что от того мальчишки не осталось и следа.
– Не знаю, кто это сказал, но то был настоящий друг. Он хотел, чтобы ты остался верен самому себе.
– Я хочу быть верным только Христу.
– Для тамплиера быть верным себе и быть верным Христу – одно и тоже. Ты знаешь это, Жан. Помолимся же Господу, чтобы он уберёг святое наше королевство и святой наш Орден от греха богомерзкого союза. И Орден будет настолько чист от греха, насколько будут чисты наши молитвы, – суровое лицо магистра прояснилось, в уголке глаза обозначилась слезинка.
– И ещё, мессир…
– Что-то всё же надо сделать посущественнее? – радостный магистр чуть ли не смеялся.
– Мы не должны делать ничего, что поспособствовало бы этому союзу, должны отменить любые меры, направленные на то, чтобы он состоялся. Да свершится Божья воля.
– Я верю в тебя, Жан. Верю в твою веру.
***
Сенешаль зашёл к командору, который со стороны Ордена обеспечивал техническую сторону переговоров.
– Когда посол ассассинов отбудет к себе?
–Завтра, мессир.
– Кто из тамплиеров будет его сопровождать?
– Брат Пьер, мессир.
– Что за человек?
– Очень спокойный, выдержка – идеальная, хладнокровие – позавидуешь.
– А религиозность?
– Претензий нет. Все богослужения посещает самым безупречным образом.
– Богослужения, командор, не посещают. В них участвуют.
– Вот и я о том. Мне кажется, брат Пьер не участвует в богослужениях, а просто посещает их. Какой-то он… теплохладный.
– И ты считаешь это нормальным?
– А кто я такой, чтобы судить брата? Дисциплина у него на уровне, храбрость отменная, а об остальном пусть судит Бог.
– А почему ты для этого дела выбрал именно Пьера?
– Потому и выбрал. Провести в обществе ассассинов пару дней и не свихнуться от отвращения – задача не каждому по силам.
– А нет ли у тебя на примете брата, который являл бы собой прямую противоположность сему Пьеру?
Командор широко и сладко улыбнулся:
– Есть такой. Брат Вальтер. Его называют Вальтер Одноглазый. Он в сражении глаз потерял. А видели бы вы как Вальтер молится…
– И как?
– Словно ребёнок. Искренне, горячо. Опять же, не мне судить, но думаю, что он очень чист душой. Вся наша грязь к нему словно не пристаёт. Он всех вокруг любит, как самых родных людей.
– Значит любит Христа.
– Истинно так, мессир.
– Сведущ в вопросах веры?
– Да не особо. Он неграмотный. Некоторые считают его тупым, но это не так. У него разум не сильно развит, но душа – мудрая. Всё, к чему может привести христианина богословие, Господь и так даровал Вальтеру за его чистоту.
– А в бою?
– Сущий зверь. Дерётся самозабвенно, жизнью не дорожит.
– Он способен нарушить приказ?
– Вообще-то за ним не водилось, но, мне кажется, Вальтер подчиняется только Христу. Избави Господи приказать ему нечто хоть на волосок расходящееся с самыми безупречными представлениями о христианстве.
– Настоящий тамплиер, – задумчиво протянул сенешаль и тут же решительно отрезал: Ассассина будет сопровождать не Пьер, а Вальтер.
– Именем Господа, мессир, – командор кивнул, попытавшись изобразить на своём лице понимание. Это не понравилось Жану, он слегка поморщился, командор это заметил и решил на всякий случай уточнить:
– Как проинструктировать Вальтера?
– Никак! – жёстко отрезал сенешаль. – Никаких инструкций. Впрочем… скажи, чтобы он поусерднее помолился перед дорогой. Его об этом, наверное, и просить не надо, но всё же скажи.
Несколько потухший командор кивнул:
– Именем Господа, мессир.
– Ты пойми, командор, – сенешаль решил всё же прояснить свою позицию, хотя и не собирался этого делать. – Мы хотим только того, что хочет Бог. А иначе мы не тамплиеры.
***
Брат Вальтер был счастлив. Впервые в жизни ему доверили такое важное и ответственное дело – сопровождать посла великого восточного владыки, душа которого устремилась ко Христу. Вальтер никогда не понимал, почему мусульмане не хотят принять Христа. Каждый человек должен чувствовать, что Христос прекрасен и мусульмане (порою ведь – неплохие ребята) так же должны это чувствовать, а они почему-то – ни в какую. И вот свершилось – сам Горный Старец познал, наконец, величие Христово, а вскоре и Нуреддин, не надо сомневаться, так же придёт ко Христу. И они все вместе будут молиться – и бывшие ассассины, и бывшие мусульмане – все станут христианами и вместе с франками построят такие замечательные храмы, каких ещё не было на земле. Ведь только за этим и нужен крестовый поход – чтобы все пришли ко Христу.
В рассказы об ассассинских мерзостях Вальтер никогда не верил, потому что вообще не считал такие мерзости возможными. Когда братья начинали говорить о том, что позволяют себе ассассины, он просто вставал и уходил, как человек, который не желает окунаться в нечистоты. Братьев Вальтер не осуждал, полагая, что они устраивают испытание его вере, он, осуждал, напротив, самого себя, чувствуя, что это испытание ему не по силам.
И вот теперь все испытания позади – ассассны принимают христианство, а скоро и войне конец. Ни войны, ни смерти, ни страданий Вальтер не боялся, но очень боялся греха, а на войне совсем без греха невозможно.
Посольство неспешно двигалось на север, уже приближались пределы триполийские. Вальтер старался держаться поближе к послу, потому что он здесь олицетворял весь Орден. но заговорить с послом, конечно же, не решался, стесняясь своей неучёности, а посол, он – вон какой, по всему видно, что мудрец. Вальтер бегло поглядывал на посла, проникаясь всё большим к нему уважением – какие строгие черты лица, какая глубина в глазах…
Посол заметил, что одноглазый рыцарь всё время на него восхищённо поглядывает и решил с ним заговорить, желая ещё больше усилить это восхищение:
– Не в тягость ли тебе, рыцарь, дальняя дорога? Всегда удивлялся, как это франки могут носить на такой жаре кольчуги.
– Ради святого дела – никакая дорога не в тягость, а кольчуга… это ведь очень хорошее средство для смирения плоти, – Вальтер, весьма смущенный тем, что посол к нему обратился, всё же остался доволен собой – хорошо ответил.
– Ты не прав, рыцарь, плоть – свята. Что угодно для плоти, то и для души хорошо.
Вальтер растерялся. Он ничего не понял, хотя почувствовал, что в словах посла что-то не так. Но не мог же он позорить Орден глупым молчанием и решил изречь нечто из разряда простых и очевидных истин:
– Весьма замечательно, что все ваши братья решили принять Христа.
– А ведь мы, рыцарь, всегда принимали Христа, всегда высоко его чтили. Как же иначе? Братство низаритов создано самим Христом, который пришёл к нам во плоти.
– Как это? – Вальтер опешил и почувствовал, что в его голове что-то начало ломаться.
– Да, да, не удивляйся. Всем известно, что братство низаритов создал великий Хасан ас-Саббах, но не многие знают, что в облике Хасана ас-Саббаха возродился сам Иисус Христос. Это великая тайна, но для наших новых друзей она теперь открыта, как и многие другие тайны.
Вальтеру стало плохо. Физически плохо – болезненная слабость разлилась по всему телу. Он даже не почувствовал гнева, лишь пустоту, в которой сразу же стало накапливаться что-то мутное, липкое, вязкое. Перед страшным богохульством, которое только что изрыгнул ассассин, простодушный рыцарь был совершенно беспомощен и беззащитен. С трудом ворочая языком, он смог выговорить лишь несколько слов: