Они запаслись плотницким инструментом, едой на первое время и получили заверение, что могут безнаказанно срубить в лесу несколько деревьев. Только теперь Ансельму стало по-настоящему страшно (как они тут смогут всё обустроить своими руками?), но неунывающий Глеб заверил его: «Не переживай, брат, мы с отцом под Москвой дачу ставили, там я всему научился. Если рука топор держит, будут и стены и всё остальное». Работа закипела, Ансельм был в основном на подхвате, а Глеб за мастера. Раз в несколько дней ходили в деревню – то гвозди нужны, то кровельный материал, опять же – еда. Они брали у горцев хлеб, сыр, овощи – деньги пока были.
Вскоре хижина обрела жилой вид. Надо было ещё многое доделать, но с основным они справились. Справились! Ребята были счастливы. Своими руками они создали очаг новой жизни в глухом и заброшенном месте. Каждый день они неукоснительно вычитывали молитвенное правило, какое благословил духовник, старались непрерывно творить Иисусову молитву, прекрасно понимая, что молитвенники из них – никакие, хотя именно за этим они сюда и пришли. Они стояли пока только на первой ступеньке своего фантастического замысла, но ведь не струсили же, не убежали, пока выдерживают. А тишина… Да скоро они без неё и жить не смогут. В горах было очень тяжело, но чрезвычайно просто, их жизнь теперь стала реальной, настоящей, основанной на вечных ценностях.
– Надо будет на следующий год огород разбить, – деловито молвил Глеб, когда они отдыхали от трудов праведных.
– Да ведь здесь и земли почти нет.
– Не переживай, Ансельмушка, в карманах натаскаем. И козу свою заведём, сыр научимся делать.
Ансельм, улыбнувшись, покачал головой. Его русский друг брался за всё, и всё у него получалось.
Часовню ещё надо будет поставить, – Глеб продолжал разворачивать свои замыслы. – Вот только строевого леса здесь почти нет, да и этот нам не позволят рубить в больших количествах. Кажется, придётся овладеть мастерством камнетёса.
– Неужели, Глеб, здесь и правда когда-то будет монастырь?
– Если Бог благословит. Главная проблема, конечно, не в брёвнах и не в камнях, это всё порешаем. А вот настоящего духовного наставника нам своими руками не создать. И без него – никак. Иначе мы с тобой не иноки, а бомжи.
– Батюшка говорил, что у него есть знакомый монах в Каркасоне. Может быть, удастся его увлечь нашим замыслом?
– В этом-то и основа всего, – едва вступая на почву духовных вопросов, Глеб сразу же терял самоуверенность, и это тоже нравилось Ансельму.
– Когда наш батюшка поймёт, что мы не просто фантазёры, он подскажет, как тут быть, познакомит, с кем надо. Есть ещё во Франции настоящие православные, это только мы с тобой их не видим, а батюшка – видит, – попытался ободрить друга Ансельм.
– Скоро уж надо к нему отправляться. С месяцок ещё тут провозимся и – в Провемон, – Глеб тяжело вздохнул, как студент перед экзаменом.
***
Посреди ночи Ансельма разбудил дикий дьявольский хохот. «Страхования!» – подумал Ансельм и тут же одёрнул себя: «Не такие уж мы подвижники, чтобы нам бесы являлись». Потом последовал сильный удар в дверь. Он соскочил с лежанки и увидел, что Глеб уже сидит, хлопая глазами, и так же ничего не понимает. От следующего удара хлипкая дверь соскочила с петель, и в хижину зашли два человека дикого вида – одеты, как горцы, бороды нечёсаны, а глаза… нет, не страшные, скорее подлые. Увидев друзей, дикари ощерились в гнилых улыбках, а потом опять дико расхохотались. Ансельма и Глеба, ещё не успевших проснуться, грубо вытолкали на улицу. Там стоял третий, он отличался от первых двух – борода поровнее и лицо поумнее, но улыбочка такая же гнилая. Смерив ребят высокомерным взглядом, он спокойно спросил:
– Кто это тут поганит наши горы?
– Друзья, не успев собраться, промолчали. Тогда главарь разбойников не торопясь достал кинжал и, слегка уперев его в грудь Глеба, жёстко спросил:
– Ты кто?
– Белогвардеец, – Глеб окончательно пришёл в себя.
– А что это за зверь – белогвардеец?
– Православный. Ортодоксальный христианин, чтобы вам было понятно.
– Значит, мы не ошиблись, наши горы поганят христианские псы. А ты? – главарь упёр кинжал в грудь Ансельма и слегка проколол кожу. Чувствительная боль отрезвила юношу, он твёрдо прошептал:
– Я тоже христианский пёс.
– Знаешь своё место? – слегка усмехнулся главарь.
– Моё место – со Христом.
Едва Ансельм проговорил эти слова, как один из бандитов нанёс ему сильный удар в висок. Мир исчез.
***
Ансельм очнулся на своей лежанке. Всё тело страшно болело. Кажется, его ещё долго били после того, как он потерял сознание. Скосив глаза, он увидел, что и Глеб лежит на своей лежанке. Он почему-то сразу же понял, что Глеб мёртв. Такая неподвижность была в его теле, какой не может быть у человека, находящегося без сознания. Откуда он знает это, много ли мёртвых он видел в своей жизни? Знает и всё. Какая тишина… Теперь она радостна, эта тишина, теперь она – лекарство. Ансельм почему-то нисколько не опечалился смертью друга, он знал, что Глеб вышел победителем из смертельной схватки – умер христианином. Глеб так переживал, кто будет его наставником, а теперь сам Христос взял его к Себе. А как же он, Ансельм? Его глаза невольно скользнули к иконе – единственной в их хижине. И тут он увидел, что перед иконой на коленях стоит человек в старинном белом плаще, молитвенно сложив руки на груди. От этого человека исходил мир и покой, Ансельм сразу же почувствовал, что он – не из бандитов. Юноша попытался сесть, чем привлёк внимание незнакомца, который сразу же подошёл к нему и по-отцовски тепло прошептал:
– Лежи, лежи.
Теперь Ансельм заметил красный крест на левом плече его плаща. Он хотел спросить: «Вы – тамплиер?», но мысли путались, и он почему-то спросил:
– Вы – белогвардеец?
– Можно и так сказать, – незнакомец, тихо улыбнувшись, ответил по-французски, хотя слово «белогвардеец» Ансельм сказал по-русски.
Ансельм хотел ещё что-то спросить, но вместо этого его лицо исказила болезненная гримаса.
– Тебе бы поспать, мой прекрасный брат, а я пока помолюсь о твоём здравии, об упокоении твоего друга и об отпущении моих грехов.
Странно, но Ансельм действительно тут же уснул.
***
Когда он проснулся, тело болело по-прежнему, но голова прояснилась, одури не было. Незнакомец в белом плаще всё так же молился на коленях перед иконой.
– Ну как ты? – спросил его незнакомец.
– Не так хорошо, как мой друг, но терпимо.
Незнакомец молча перекрестился.
– Как вас зовут? – спросил Ансельм.
– Брат Жан.
– Значит вы – тамплиер?
– Представь себе – живой настоящий тамплиер.
– А почему согласились с тем, что белогвардеец?
– Думаю, мой белый плащ даёт мне на это право. К тому же мы высоко чтим русских белых героев.
– Глеб был бы счастлив.
– Почему «был бы»? Глеб счастлив.
– А где разбойники?
– Мертвы. Я сбросил их тела в пропасть.
– Вы их убили?
– Нет, мой прекрасный брат, они сами умерли – от страха. Меня увидели и тут же умерли.
Ансельм попытался изобразить на своём лице понимание, потом спросил:
– Вы знаете, кто они были?
– Ещё бы мне не знать. Катары. Настоящие катары. Я их целую неделю выслеживал. А вот сюда опоздал на пару минут. Они успели вас избить. Один из ударов, полученных твоим другом, оказался смертельным
– Зачем вы их выслеживали?
– Они – христоненавистники. Убийцы христиан. Полагают, что все христиане повинны в кровавых деяниях Симона де Монфора.
– При чём тут мы? Это же католики…
– Так ты – православный?
Ансельм молча кивнул. Тамплиер, улыбнувшись, заверил:
– Мы тоже православные.
Ансельм опять молча кивнул, словно и не ждал другого.
– Мы не тронули бы катаров, – продолжил брат Жан, – пусть бы верили во что хотели. Но они начали убивать христиан, а в этих горах, сам понимаешь, власти нет. Орден решил вмешаться. Теперь мы знаем, где их основная база. Один из них, перед тем, как умереть, всё мне рассказал.
– Вы пытали его, а потом убили, – равнодушно заключил Ансельм.
– А потом убил, – жёстко согласился тамплиер, явно не собираясь оправдываться, впрочем, подумав, добавил: – Это война, сынок.
***
Ансельму повезло, он не получил сколько-нибудь серьёзных травм – только сильные ушибы, через сутки он уже ходил. Они с братом Жаном похоронили Глеба, помолились на его могиле.
– Тебе не стоит здесь оставаться, – сказал тамплиер.
– А можно – к вам?
– Думаю, что можно. Раз уж так вышло.
***
Ансельм принял монашество через год, как попал в Орден тамплиеров. Он взял имя Августин. Это имя много значило для него. Блаженный Августин, равно чтимый и Западом, и Востоком, представлялся ему мостиком между ними.
Брат Августин не испытывал стремления к рыцарству, рассудив, что путь меча – не для него. Он решил стать священником. Так в Ордене появился отец Августин. Здесь он обрёл себя. В горы Лангедока никогда больше не возвращался. Только изредка снился отцу Августину сон. Будто бы вокруг хищины, где они жили с другом, выросла обширная лавра, и игуменом в этой лавре, конечно же, был Глеб. Он видел, как выходит из прекрасного храма после богослужения игумен Глеб – приосанившийся и седобородый, а лицо его было по-прежнему молодым.
***
Мир тебе, брат Андрэ, – на пороге комнаты Сиверцева торжественно и неуклюже вырос Зигфрид. Тевтон был в европейском костюме, который ему совершенно не шёл, он выглядел растерянным и явно не знал, куда деть руки.
– Зигфрид! Как я рад, что ты здесь, прекрасный брат Зигфрид, – Сиверцев был сама непринуждённость. Он подошёл к тевтону и сдержанно, но тепло обнял его, чем, кажется, немало помог гостю преодолеть смущение. – Проходи, дорогой. Кофе будешь?
– Не употребляю. Ни кофе, ни чая.
– Значит, про спиртное и спрашивать не надо. Чем же тебя угостить?