Рыцари былого и грядущего. Том III — страница 37 из 104

Арман сморщился, как от боли, потом преодолел себя и тихо спросил:

– Вы принимаете меня в Орден Храма?

– Да, – Рамон опять вздохнул, теперь уже с облегчением.


***


– Я остаюсь в Ма Дье, Анри – сказал де Ливрон. – Ты отправишься в Португалию, а потом дальше, на край света.

– А секретная служба?

– Отныне ты – командор секретной службы Ордена Храма. За неделю в Ма Дье я передам тебе все дела.

– Вчера, мессир, вы одели белый плащ. Значит, вы по-прежнему считаете себя тамплиером?

– Да.

– Значит теперь вы – рядовой рыцарь?

– Да.

– А я – командор секретной службы?

– Да.

– Итак, брат Арман, извольте выслушать приказ командора. Властью данной мне преемником Ронселена де Фо повелеваю. Первое. Вы поступаете в распоряжение командора секретной службы. Второе. На вас возлагается ответственная миссия – привести тамплиеров в Царство Пресвитора Иоанна.


Книга вторая

Паладины пресвитера Иоанна


И сказал Соломон: «Простёрла Эфиопия длани

свои к Богу, и примет Он её в лоно Своё, и все

цари земные да будут славить Господа».

***

И люди Эфиопии были любимы Богом, потому

что Спаситель мира был любим ими.

Кебра Нагаст.


Лалибела – нищая африканская деревня. Даже если судить по очень скромным эфиопским меркам, и то приходится признать, что местное население живёт в ужасной нищете. Круглые дома, сложенные из плохо пригнанных друг к другу камней, можно было увидеть здесь и тысячу лет назад, ещё до того, как великий царь Лалибела построил здесь небывалые храмы. Эти храмы ничего не изменили в жизни аборигенов. Величественные дома молитвы и убогие хижины нищих всегда существовали в разных измерениях.

Впрочем, благодаря храмам, в Лалибеле есть отель, дающий работу дюжине местных жителей. Отель носит гордое название «Царица Савская», хотя это заурядный провинциальный клоповник и присвоить ему «три звезды» можно было разве что из сострадания. Гости не так уж часто появляются в Лалибеле, так что в лучшем отеле нет решительно никакой необходимости.

Хотя надо сказать, что гости, пусть и редкие в «Царице Савской», бывают порою весьма солидны и в высшей степени респектабельны. Учёные с мировыми именами, прославленные писатели, журналисты ведущих мировых изданий – таким персонажам здесь нисколько не удивляются, им радуются, потому что они привезли деньги. Так же ни сколько не удивил, но весьма порадовал местных респектабельный джентльмен, появившийся здесь в октябре 1998 года.

На вид ему было где-то за 50. Крупный, крепкий, немного полноватый, державшийся очень уверенно, а пожалуй даже и самоуверенно, этот джентльмен неизменно сохранял на своём лице выражение надменное и несколько брезгливое. Он был одет неброско и просто, но его одежда, по всему понятно, очень крепкая и дорогая, выдавала бывалого путешественника. В таких куртках путешествуют по Африке миллиардеры, однако джентльмен разрушал этот образ тем, что сам сидел на рулём внедорожника, небрежно подкатившего к «Царице Савской».

Сняв одноместный люкс, он дал портье достойные чаевые, однако, на все вопросы и предложения последнего отвечал неизменным «ноу».

– Мистер ноу? – улыбнулся портье.

– Йес, – без тени улыбки констатировал джентльмен.

Портье сначала обиделся, потом задумался, и вскоре уже испытывал к таинственному постояльцу высочайшее почтение. А вот доморощенные гиды-подростки, от услуг которых джентльмен отказался с той же небрежной категоричностью, не имели тонкой душевной организации портье. Они просто обиделись.

Было решительно невозможно понять, кто этот постоялец. Он ни сколько не походил ни на учёного, ни на писателя, ни на журналиста. На миллионера, который видит в путешествии по Африке способ борьбы со скукой, он, по здравому размышлению, тоже не походил. Портье с тонкой душевной организацией уже заподозрил в нём сотрудника британской разведки, но потом отверг и это предположение. Джентльмен держал себя сухо и замкнуто, но совершенно не походил на человека, которому есть что скрывать. В этой его сухой замкнутости уже содержалась гарантия того, что никакой он не разведчик. Ведь разведчики стараются вести себя, как все, чтобы не привлекать внимания, а этот – напротив. Портье был так доволен тонкостью сделанного им вывода, что разом простил джентльмену всё его высокомерие.

Впрочем, вскоре всем уже наскучило разгадывать загадку таинственного незнакомца, потому что к нему привыкли. Он вёл себя очень однообразно. Каждое утро он направлялся в храмы и обходил их с такой обстоятельной неторопливой скрупулёзностью, как будто ему за это платили. А вечером, не покидая своего номера, заказывал еду туда. Так продолжалось неделю. Потом – месяц. На исходе второго месяца никто из местных жителей уже не смог бы поверить в то, что «Царица Савская» когда-то существовала без этого джентльмена.

Никто из местных в храмы с ним не ходил, а если бы и ходили – не нашли бы чему удивиться. Он очень обстоятельно всё рассматривал, как и положено путешественнику. Головой слишком сильно не вертел, никаких эмоций не проявлял и вообще никогда не менялся в лице. Ну так и что? Сдержанный человек. Все сюда приезжают для того, чтобы глазеть. Вот он и глазеет.

Однако, кроме местных в Лалибеле обитали так же не местные люди – очень незаметные, совсем не обращавшие на себя внимания, изредка откуда-то появлявшиеся и куда-то исчезавшие. Эти люди, впрочем, тоже были местными, но не были эфиопами. И вот они-то нашли чему удивиться в поведении таинственного джентльмена.

Сначала на него вообще не обратили внимание, но уже через неделю отметили странность: он ни разу не обратился ни к кому из представителей эфиопского духовенства, не попросил показать ему золото царицы Савской или крест царя Лалибелы, то есть он вообще не интересовался тем, чем здесь принято интересоваться. Нелюбопытные путешественники, конечно, бывают, но таковые приходят в храмы не более одного раза, а этот ничем не интересовался, но ходил сюда, как на работу. Отметив эту странность, за ним стали незаметно присматривать, и тогда его поведение показалось ещё более странным.

Неделю за неделей он стеклянными, невидящими глазами рассматривал одни и те же архитектурные детали. Кто угодно на его месте уже сошёл бы с ума от однообразия, а он вообще не проявлял никаких признаков беспокойства. Словно специально демонстрировал кому-то свои железные нервы. Могло показаться, что у него здесь с кем-то назначена встреча, но через месяц-то уже можно было убедиться в том, что встреча сорвалась, а его это, казалось, совершенно не смущало. Значит, не встреча.

Потом его заподозрили в интересе к подземным лабиринтам, соединяющим храмы и уходящими, порою, в неведомую и непроницаемую даль. Тут изредка появляются чудики, которые хотят найти под землёй то, что до них никто не нашёл – какой-нибудь старый забытый склеп или что-то в этом роде. Чудики лезут в каждую щель, нервно радуясь, что обнаружили какое-нибудь новое ответвление подземного хода, но этот никуда не лез, хотя и ходил под землёй очень грамотно и несколько раз действительно находил весьма загадочные ответвления, но в оные не устремился. Постоит в начале, лениво посмотрит в таинственный мрак и даже фонариком не удосужится посветить. Он приходил к малоизвестным ответвлениям много раз и каждый раз останавливался в начале, никогда не пытаясь в них пройти. При этом нисколько не было похоже, что он испытывает нерешительность, даже напротив – все его действия, все его движения выглядели очень уверенными, отточенными. Что за притча?

Вскоре наблюдатели, не менее таинственные, чем сам незнакомец, пришли к единственному возможному выводу: его поведение носит характер демонстративный, он вполне сознательно загадывает кому-то загадку. Теперь уже не осталось сомнений в том, что он хочет контакта, но не пытается выйти на контакт. Грамотно. Пожалуй, даже слишком грамотно. Он намеренно демонстрирует профессионализм.

Тогда слежку за ним сделали так же демонстративной. Теперь два человека европейской внешности всегда следовали за ним на почтительном расстоянии, нарочито не глядя в его сторону. И он так же нарочито их не замечал. Через неделю обе стороны вполне осознали, что ведут диалог, их взаимный интерес больше не вызывал никаких сомнений. Пришло время задавать вопросы, простые и понятные.

Однажды поутру, когда джентльмен точно по расписанию появился в Бета Георгиас, вместо двух уже знакомых ему «топтунов» он увидел совсем другого европейца, явно рангом повыше. Тот подошёл к джентльмену и без предисловий спросил по-английски:

– Что вам угодно?

– Мне нужен некий русский. Его зовут Андрей Сиверцев.

– Вы уверены, что он в Лалибеле? – неожиданно по-русски спросил европеец.

– Ни секунды в этом не сомневаюсь, – так же по-русски ответил джентльмен, не изменившись в лице.

Они молча, , сухо друг другу кивнули и пошли в разные стороны. С этого дня джентльмен перестал посещать храмы и неделю безвылазно просидел в номере отеля.


***


В командоре секретной службы Ордена Храма сейчас уже невозможно было узнать Сашку – рядового афганской войны, который много лет назад вместе с майором КГБ Князевым куда-то исчез. Сейчас Александр, уже несколько лет занимавший должность своего покойного учителя, неторопливыми шагами мерил свой рабочий кабинет. Белый плащ с красным крестом ему очень шёл. Густую бороду он стриг так же аккуратно, как и Князев, впрочем, на этом сходство между ними заканчивалось. У Князева была школа КГБ, Саша обучался премудростям разведки и контрразведки уже в Ордене. В нём никогда не было той дружелюбной и непринуждённой открытости, которая отличала его учителя. Школа «Секретум Темпли» – подземная школа.

Сиверцев не раз думал об этом, глядя на Александра. Дружбы между ними так и не получилось, да они к этому и не стремились. В жизни каждого из них Князев сыграл решающую роль, и в памяти каждого из них Князев стоял на первом месте, но именно поэтому они никогда не говорили о покойном командоре. Общались только по делу, а общие дела у них появлялись редко. И уж если сегодня командор секретной службы позвал к себе Сиверцева, значит никак не смог без этого обойтись.