– Всю бы жизнь с удовольствием провёл на хлебе и воде, если угощать будете вы, – улыбнулся Милош.
– Я дам вам несколько хлебов в дорогу. О хлебе насущном вы уже никогда не будете беспокоиться.
– А что за дорога нам предстоит? – спросил Сиверцев.
– Дорога, по которой идут все люди. От рождения к смерти, из времени в вечность, через море зла к океану добра. Не я указываю путь, а Христос. Выбор на каждом шагу должны делать вы сами. Карты нет.
– Хорошо нам здесь быть, – промолвил Милош. – Может быть, отче, вы позволите погостить у вас?
– Я рад вам, добрые рыцари, но я в этом доме такой же гость, как и вы. Мы все на земле – гости.
– А это всё ещё земля? – спросил Морунген.
– Конечно. Условия здесь несколько иные, чем везде, но это земля, можете не сомневаться. Царствия небесного никто из нас ещё не удостоился. Но мы уже при дверях. Раз пришли ставрофоры, значит скоро потребуются их мечи, а это значит – скоро всему конец. И мне уже пора уходить отсюда.
– Куда?
– На работу, – старец говорил спокойно и напевно, в голосе его удивительно перемешивались грусть и радость. – А что ждёт вас… не знаю. Господь открывает только то, что полезно знать. Судьба последних ставрофоров не известна.
– Последних?
– Думаю, что да.
Старец встал на молитву и тамплиеры последовали его примеру. Потом он провёл их в такую же маленькую спальню, где на полу были три охапки душистого сена.
– Располагайтесь на ночлег. Утром, хорошо помолившись, открывайте эту дверь. Что там – не могу точно сказать, я и сам за много веков ни разу эту дверь не открывал. Но вскоре и мне суждено туда войти.
– Значит, отче, мы ещё увидимся? – спросил Милош.
– Возможно, – улыбнулся старец.
***
Поутру они, помолившись, обратили свои взгляды на эту дверь. Тяжёлая, массивная дверь кованного железа резко контрастировала с убогим убранством хижины, она словно принадлежала другому помещению. Ручки на двери не было, поэтому Сиверцев надавил на неё плечом, дверь сразу же подалась, но не более, чем на сантиметр, пришлось надавить посильнее. Плавно и тяжело дверь понемногу отходила, не издавая ни звука, словно петли смазывали каждый день на протяжении всех веков, о которых говорил старец Иоанн. Наконец, она открылась наполовину, тамплиеры шагнули в неизвестность.
Первым, что они увидели, были белые тамплиерские плащи. Им навстречу улыбались братья-храмовники.
– Наш маленький Орден растёт на глазах, – весело сказал один из них. – Вот и ещё трое братьев.
Сиверцев, Морунген и Милош, хоть и готовили себя к каким угодно неожиданностям, всё же несколько оторопели. Их доброжелательно рассматривали шесть рыцарей Храма. Все они были одеты по-тамплиерски, но их внешний вид отличался множеством деталей, и в лицах их было нечто такое, что не позволяло увидеть в них людей XXI века.
– Позвольте представиться… – с трудом прохрипел Сиверцев.
– Не торопитесь с представлениями, любезные братья, думаю, в них не будет никакой необходимости, – сказал белокурый рыцарь с ясными голубыми глазами. – Придите немного в себя, осмотритесь и вы поймёте, что будет дальше.
Вновь прибывшие последовали этому совету и осмотрелись. Они находились в просторном рыцарском зале: стены из аккуратно обтёсанного камня, стрельчатые окна с цветными витражами, через которые пробивался не очень яркий, но вполне достаточный свет. Посреди зала стоял небольшой круглый стол, вокруг которого на равном удалении были расположены девять массивных деревянных стульев с высокими спинками.
– Действительно, нетрудно догадаться, что этот круглый стол, аналогичный имевшему место при дворе короля Артура, сам ответит на вопросы о наших именах, – улыбнулся Морунген.
– Мы ждали, когда здесь соберутся девять рыцарей, по числу стульев, и вот нас наконец девять, как и встарь, – пояснил белокурый рыцарь.
– Давно ждёте? – спросил Сиверцев.
– Я появился здесь первым – примерно час назад. Минут через пять эту дверь открыл ещё один рыцарь, и так далее, пока с вашим появлением нас не стало девять. Итак, господа, на правах первого и похоже, что самого старого, прошу всех к столу, – сказал голубоглазый, которому на вид трудно было дать больше сорока.
На самом верху высоких спинок стульев начали понемногу появляться огненные буквы. Каждый сразу же нашёл своё имя, и прочитал другие имена. Все были порядком потрясены, никто не торопился садиться.
– Ну что же вы, господа? «Погибельного сидения» здесь, как видите, нет, так что мы можем без страха занимать места. Все, я надеюсь, нашли свои имена? – белокурый рыцарь уселся первым, над его головой горели буквы: «Годфруа де Сент-Омер».
Следом за Годфруа уселись и остальные, Сиверцев ещё раз прочитал имена незнакомых рыцарей, теперь уже соотнося их с конкретными людьми: Вальтер фон Зегенгейм, Анри де Монтобан, Жан де Лалибела, Беранже де Колль, Эстебан д’Албугера, Милош Обилич. Значит, Милош принадлежит к славному роду Обиличей? Вот открытие. Над головой второго своего спутника Андрей прочёл: «Георг фон Морунген». «Георг», а не «Георгий». Неужели Морунген – тот самый рыцарь из XII века? Значит, в XX веке он был пришельцем из прошлого, как и капитан Бернар? Вот, оказывается, почему он не хотел принимать рыцарское посвящение. Он уже имел его. Вот тебе и полковник. А лицо его изменилось, теперь ему на вид – тридцать с небольшим. Впрочем, и остальным теперь примерно столько же.
Некоторое время все молчали, наверное, у каждого в голове проносился такой же шквал мыслей. Спокойнее всех выглядел де Сент-Омер. Ни одно имя ему ни о чём не говорило, а вот его имя было известно всем.
– Ну что ж, господа, – начал Годфруа, – для начала нам надо выяснить, кто из нас старше по положению в Ордене.
Оказалось, что все собравшиеся либо рядовые храмовники, либо командоры, а Сиверцев – маршал.
– Итак, на правах старшего объявляю, что нашим руководителем отныне является маршал Ордена Христа и Храма Андрей Сиверцев. Прошу прощения у господина маршала за то, что был вынужден временно узурпировать положение председателя.
– Неужели я буду приказывать самому Годфруа де Сент-Омеру?
– А почему нет? – мирно и открыто улыбнулся Годфруа. – Разве в веках обо мне осталась память, как о человеке, который не любит подчиняться? Гуго де Пейн, во всяком случае, никогда не жаловался на мою дисциплину.
– Вы для нас – легенда, Годфруа. Мы из XXI века, и там вас очень уважают.
– Вот как? – Годфруа заметно смутился и даже слегка покраснел. – Пока я понял только то, что знаю об Ордене Храма гораздо меньше, чем любой из нас. Вся история Ордена, насколько я теперь понимаю – многовековая, прошла без меня. А маршал XXI века знает об Ордене больше, чем любой из нас. Впрочем, если есть сомнения, прошу высказываться. Кто за то, чтобы вручить руководство нашим отрядом господину маршалу?
Все собравшиеся тамплиеры поддержали предложение Годфруа, Андрей был вынужден принять на себя председательство:
– Давайте для начала расскажем друг другу, кто и как сюда попал. Начнём с вас, любезный де Сент-Омер, и далее по старшинству.
– Со мной всё, как всегда, было очень просто. В стычке под Аскалоном мне крепко заехали палицей по шлему. Я потерял сознание, а очнулся в хижине пресвитера Иоанна примерно два дня назад. Старец быстро поставил меня на ноги и предложил пройти в ту дверь, которой никто из нас не миновал.
Следующим говорил Вальтер фон Зегенгейм, лицо которого перерезала чёрная повязка. «Вальтер Одноглазый», – подумал Сиверцев.
– Когда я совершил тяжкое преступление, убив посла ассассинов, меня должны были казнить. Я считал это вполне справедливым и не имел даже мысли бежать, полагая разумным провести оставшиеся дни в непрерывной молитве. Как-то прилёг отдохнуть на пару часов, а проснувшись, увидел в своей камере железную дверь, которой раньше не было. Дверь была приоткрыта. Я хотел выглянуть и сказать охранникам, чтобы они честно выполняли свой долг и не держали дверь в камеру смертника незапертой, но оказался в доме пресвитера Иоанна. Старец успокоил меня, заверив, что я не совершал побега.
Анри де Монтобан рассказал:
– Мы искали пресвитера Иоанна вполне сознательно. Когда Орден утвердился в Эфиопии, и все первоочередные задачи были решены, Жан де Лалибела и я решили уйти к пресвитеру Иоанну. Долго собирали информацию, от древних легенд до последних слухов, и нам удалось найти дорогу. Мы забрались на амбу пресвитера Иоанна самым что ни на есть естественным путём.
Беранже де Колль был так же немногословен:
– Мы жили в дарованном нам после разгрома Ордена командорстве Ма Дье. Жили, как монахи. Шли годы, братья умирали один за другим, а я был самым молодым из них, и вот настал год, когда я остался один – последний тамплиер Ма Дье. Однажды, спустившись в погреб, я обнаружил там дверь хорошо вам известную.
Эстебан д’Албугера развёл руками.
– Моя история просто нелепа. Мы тупо заблудились в горах. Искали подходящее место для орденского замка и заблудились. Два бывших со мной сержанта погибли, а я, уже не имея сил, случайно набрёл на гору пресвитера.
Сиверцев рассказал о том, как они попали сюда с Афона, потом обвёл взглядом братьев и понял, что он не знает, что сказать. Да никто и не торопил маршала с распоряжениями. Ещё пару суток назад все они были в других эпохах, многие – в других странах. Им трудно было сразу освоиться с новым положением, братья качали головами и растерянно поглядывали друг на друга. Как он может ими руководить, как будет отдавать приказы легендам, куда поведёт, если сам ничего не знает? Морунген… Милый древний Морунген, безусловно понимавший больше всех, и должен был руководить их отрядом, но теперь уже поздно переваливать ответственность на чужие плечи. Сиверцев закрыл лицо ладонями и начал молиться. Бог не дал ему понимания происходящего, но разум прояснился, к нему вернулась способность принимать решения:
– Сейчас мы покинем это замечательное место. Здесь оставаться не только бессмысленно, но и опасно. Чем больше мы будем думать над своим положением, тем скорее наша воля окажется парализованной. Уверен, что отсюда в неведомый мир ведёт только одна дорога – над направлением движения нам думать не придётся. Надеюсь, что по мере движения Господь дарует нам понимание происходящего. И ещё… не приказываю, но советую… поменьше рассказывайте друг другу о своих эпохах, а то мы потонем в увлекательных воспоминаниях и взаимных изумлениях. Не знаю, зачем Господь собрал нас вместе, но явно не для того, чтобы мы удовлетворяли любопытство друг друга.