— Я предпочел бы, моя королева, чтобы при дворе султана как можно позже узнали обо мне и о том, где я нахожусь.
— Так будет спокойнее для двора султана, — охотно признала Стефания. — Можно было бы захватить этот корабль, — она указала на судно, следовавшее навстречу, — если бы не торопились в Бахчисарай.
— Это галеон. У него на борту как минимум сорок пушек. Он разнесет наш торговый кораблик с первого залпа.
— Ничего, пушки нам тоже пригодились бы. И почему вы решили, что мы начали бы с пальбы? Просто я предложила бы капитану галеона стать адмиралом моего флота. Думаете, он не согласился бы?
Осман-паша взглянул на Стефанию. Он вдруг открыл для себя, что, действительно, никто не способен признать эту женщину сумасшедшей. Но вовсе не потому, что побаивается осквернить ее красоту, а потому, что, подпадая под ее чары, очень быстро становится таким же умиленно-сумасшедшим, как и она. Вот, оказывается, как следует раскрывать тайну успеха великой княгини Моравии, Королевы Отверженных!
— Думаю, что согласился бы, — ответил Осман-паша. — Слишком уж безумным показалось бы ему ваше предложение.
— Жаль, я не уверена в том, что этот капитан действительно способен возглавить мой дунайский флот. Ведь до сих пор никто так и не произвел его в чин адмирала.
— Но ведь уже решено, что это сделаете вы.
— Если бы когда-то он уже был адмиралом.
— К тому же вас, моя княгиня, очень ждут в Бахчисарае.
— Нас ждут, генерал, — уточнила княгиня, — нас обоих.
36
Помаявшись во дворце почти около часа, принц де Конде буквально ворвался в кабинет королевы. Он был в гневе. Только то, что королева все-таки женщина, еще могло как-то спасти ее от переполнявшей главнокомандующего люти. В конце концов, он не какой-то там генералишко. Он — маршал, из рода Бурбонов! Престолонаследник. И пока он сражается на окраинах Франции за судьбу своей отчизны…
— Так вы утверждаете, вице-адмирал, что если наша эскадра подойдет к берегам Западной Африки, то мы еще в состоянии будем потеснить англичан и испанцев?
Анна Австрийская демонстративно не обращала внимания на появление принца. Стоя у развернутой на столе карты, только что принесенной ее секретарем, она старательно водила по ней пальцем, как бы очерчивая ту часть побережья, которую предполагала ввергнуть во власть французской короны.
— Ну, я не сказал бы, Ваше Величество, что одной эскадры достаточно… — растерянно пробормотал Крунстадт, поскольку до появления в кабинете принца де Конде речь шла не о захвате новых территорий в Африке, а об усилении французских позиций в Вест-Индии.
— Ваша эскадра, — перебила его королева, — была бы всего лишь передовым отрядом, вслед за которым в этих водах появится большой французский флот.
У Людовика де Конде челюсть отвисла от удивления. Какая, к дьяволу, эскадра?! Какой еще французский флот у берегов Западной Африки?! Спятила, дуреха, что ли?! Тут бы как-нибудь нейтрализовать отряд испанских рейдеров, зверствующих у берегов Франции.
Он прибыл сюда требовать подкрепления и новых партий оружия, особенно английских ружей, намереваясь в зародыше погасить саму идею мира, который королева собиралась подписывать, признавая этим свое поражение от Испании. Вполне очевидно, что добиться решительной победы в сражении с испанцами так и не удалось, но из этого еще не следует, что королева может признавать поражение своей страны!
— Вы правы, Ваше Величество, — одну руку вице-адмиралишко держал за спиной, словно классная дама, а другой вальяжно витал над просторами всех континентов и океанов. Откуда, из какого припортового кабачка она извлекла этого, пока еще не повешенного пирата и по какому праву, за какие заслуги произвела в вице-адмиралы?! Хорошо хоть не в вице-короли всех заморских владений Франции!
Забыв на время о том, что привело его в Париж, растратив весь свой гнев и все более-менее приличествующие случаю слова, главнокомандующий медленно подкрадывался к столу, словно боялся вспугнуть двух притаившихся за ним заговорщиков. При этом он по-гусиному вытягивал шею, стараясь еще издали разглядеть ту часть Африки, что уже была «завоевана» этими не вовремя сорвавшимися с рей флотоводцами.
— О, мессир, — только сейчас «заметила» его королева. — Нам вас так не хватало. Как вы считаете, если бы удалось снарядить эскадру численностью в двадцать кораблей, сколько наших отборных пехотинцев мы могли бы посадить на них?
— Если мне не изменяет память, государыня, пиратский флот, созданный датской регентшей Маргаритой [52] в союзе с Тевтонским орденом, был поменьше. Тем не менее она добилась того, что в конце концов Швеция и Норвегия подчинились ее натиску и приняли ее главенство.
Королева понятия не имела, что было связано с правительницей Дании, и вообще, когда именно эта регентша Маргарита правила. Однако поняла, что упомянуть о датчанке принц мог, только пытаясь задеть ее, Анны Австрийской, самолюбие.
— Подвигами королевы Маргариты займемся чуть позже, мессир. Пока что мы с вице-адмиралом Крунстадтом озабочены более насущными проблемами. Нас интересует западное побережье Африки.
— А меня, вы уж извините, доблестный вице-адмирал, — въедливо улыбнулся принц де Конде, — куда острее беспокоит северное побережье Франции.
— И что же там происходит? — удивилась королева.
— Да может случиться так, что, пока наша доблестная эскадра будет трепать паруса у берегов Африки, испанцы основательно займутся нашими собственными берегами. И окажется, что победоносной эскадре нашего вице-адмирала попросту некуда будет возвращаться.
Не меняя выражения лица, королева тем не менее с досадой взглянула на принца, затем перевела взгляд на карту: прервать такие сладостные мечтания!
— Вы свободны, господин вице-адмирал, — устало обронила она, возвращаясь к своему креслу за высоким массивным столом, за которым любил работать покойный супруг.
— Но, Ваше Величество, как же быть с той просьбой, ради которой.
— После решения королевы, господин капитан, — парировал главнокомандующий, — обращаться к своим «но» уже бессмысленно. Ступайте, сударь. Секретарь передаст вам наше решение.
Принц де Конде заметил, как побледнело и без того не розовощекое лицо Крунстадта, понявшего, наконец, что все, что здесь до сих пор происходило, — всего лишь бездарный спектакль. Королева использовала его в своей очередной интриге против принца де Конде — только-то и всего.
— А как же с моим чином вице-адмирала? — все же не сдержался Крунстадт. — Могу считать, что он действительно был пожалован мне?
Тут уже настала пора королевы побледнеть. Крунстадт нарушал все мыслимые нормы поведения. Он попросту выдал ее принцу.
— Вам будет пожалован чин артиллерийского майора, — мстительно успокоил его принц де Конде. — После двухнедельных сражений на побережье испанцы выбили цвет моего бомбардирского офицерства.
Пораженный тем, что он здесь видел и слышал, капитан Крунстадт воровато пятился к двери, словно опасался, что ему могут выстрелить в спину. Не понимая, что все те выстрелы, которые должна была принять его спина, она уже приняла.
Когда дверь за ним закрылась, принц де Конде устало плюхнулся в кресло и, распрямив уставшие ноги — сидя в карете, он почему-то всегда уставал больше, чем в седле, — благодарственно расслабился и закрыл глаза.
— Вы же не спать сюда явились, принц, — жестко упрекнула его королева.
— Если бы я мог вспомнить, зачем я сюда пожаловал, государыня, очевидно, вся наша встреча выглядела бы совершенно по-иному.
Королева победно улыбнулась. С перегоревшим принцем справиться будет легче. А что поделаешь, вдовья королевская судьба!
— У вас опять какие-то мелкие неприятности, Людовик? — уже совсем по-родственному поинтересовалась она.
— Вот уж не знал, что все неприятности Франции оказываются всего лишь моими… мелкими неприятностями.
37
Повозка Королевы Отверженных в сопровождении небольшого эскорта двигалась всю ночь. Усталости Стефания не признавала. Утром она в любом случае должна была появиться перед воротами столицы Крыма, которая, конечно же, с трепетом ждала ее прибытия.
— Великая княгиня, — разбудил ее голос Чеслава. — Мы задержали разбойника. Готовился напасть на нас, но побоялся!
— Если побоялся, отпустите. Стоит ли начинать визит в Крым с казни некоего татарина? Решитесь возражать?
— Всего лишь замечу, что задержанный нами — не татарин. И даже не турок.
— Кто же тогда?
— Кажется, поляк. Во всяком случае, так он утверждает.
Только сейчас Стефания приказала остановить повозку и сонно взглянула на небо. Оно было не по-крымски холодным, и княгиня опасалась, как бы оно не разверзлось ливнем или мокрым снегом.
— Ну-ка, сюда его, этого поляка!
Разбойник оказался тощим и оборванным. Одного взгляда было достаточно, чтобы определить, что в бегах он пребывает уже несколько дней и движется к берегу, надеясь захватить там какую-либо лодчонку или смастерить плот, чтобы вырваться на нем из Крыма, минуя грозную стражу Перекопа.
— Я верю, что человек всегда остается тем, кем он называет себя, — полусонно проговорила княгиня. — Вот только времени выслушивать кого-либо у меня нет. Решитесь возражать?
Стефания говорила по-чешски, и поляк сразу же понял это. На смеси из польских, чешских, и еще черт знает каких слов, он объяснил княгине, что действительно является поляком, Мечиславом Дукой, родом из-под Кракова. Но в молодости ему пришлось работать в имении одного знатного морава.
— Ваше детство меня не интересует, — прервала его княгиня. — Кто вы? Мне и так ясно, что вы служили в польской армии и попали в плен к татарам, которые хотели продать вас туркам.
— О продаже речь пока не шла…
— Они хотели продать вас туркам, — внушила ему Стефания, не любившая, чтобы ей возражали. Мир существовал таким, каким она творила его в своих фантазиях, а не таким, каким казался всем остальным обитателям.