ВОСКРЕСЕНИЕ. Хозяин остался без гроша. Что ни говори, а вино, карты и женщины никогда не приносили дохода. Хозяин сидит в палатке и хлещет вино, которое я выпрашиваю в долг. Поделился с ним кое-какими соображениями. Хозяин выслушал меня очень внимательно…
ПОНЕДЕЛЬНИК. Готовимся с Хозяином к завтрашнему поединку. Работы очень много. Вечером пересчитывали полученные деньги. А неплохо мы подзаработали!..
ВТОРНИК. Нет, нужно все-таки было видеть появление моего хозяина на поле для схватки!.. Чего только стоило только согнутое копье, за которое мы получили двести золотых! А щит, у которого оторвалась ручка едва только Хозяин чуть приподнял его?!.. Это еще триста золотых. О скрипучих, дырявых латах, одетом задом наперед шлеме я уже не говорю. Противник Хозяина, герцог Кроссвордский, тоже решил подзаработать. Едва рыцари поскакали навстречу друг другу, как вдруг сработали катапульты и оба поединщика полетели навстречу друг другу уже без помощи лошадей. Толпа взвыла от восторга. Рыцари столкнулись в воздухе и шмякнулись на землю. Мой Хозяин свалился на герцога и был объявлен победителем.
СРЕДА. Какое хамство!.. Хозяин дал мне только десятую часть от заработанных денег и это его благодарность за мою верность!.. Ведь если разобраться, то я мог заработать эти деньги и без его участия. Господи, сделай так, что бы эти чертовы средние века побыстрее закончились!.. И уж тогда мы посмотрим, нужен ли человеку Хозяин, если он умеет зарабатывать деньги без его помощи!
Любовь за окошком
Задумчиво покусывая кулачок, баронесса Изольда бродила по огромному пустому залу. За высокими готическими окнами цвел шаловливый майский вечер.
Женщина остановилась перед портретом мужа. Бравый барон снисходительно улыбался, положив руку на рукоять рыцарского меча.
«Муж как муж, — вдруг поймала себя на мысли красавица-баронесса. — И, если честно, то ничего особенного в нем и нет!..»
Полгода назад барон отбыл в крестовый поход. Первое время горячо влюбленная в супруга молодая женщина часами просиживала возле портрета, сообщая нарисованному неумелым художником мужу все незначительные подробности своей уединенной жизни. Барон слушал внимательно и, как казалось молодой женщине, иногда одобрительно кивал головой. Но одинокая жизнь в плохо отапливаемом замке не баловала Изольду обилием светских событий. Как-то раз, рассказывая обожаемому супругу о своей, как всегда одиноком, вечерней трапезе, женщина вдруг поймала себя на мысли, что она повторяется. Вдохновение любви таяло прямо на глазах…
За окошком тренькнули струны мандолины.
— Ах, чаровница с грудью высокой и нежной, — взвыл густой бас. — Мужем оставлена ты на забвение ласк безмятежных!..
«Опять этот идиот!» — болезненно поморщилась Изольда.
— О, подлый муж бросивший деву младую! — настаивал бас. — Сам-то, небось, на коленях ласкает девку чужую.
Женщина подошла к окну и осторожно выглянула из-за шторы. В сгущающихся сумерках, там внизу, мелькала по-кошачьему неясная тень.
«А может быть и ласкает… — вдруг с горечью подумала о муже Изольда. — Ему-то, благоверному, хорошо, а мне?!.. Сиди и жди тут как дура какая-то!»
Изольда подошла к зеркалу. Целую минуту она с жалостью рассматривала в нем молодую стройную женщину в стареньком и сером платьице. Затем ее взгляд снова вернулся к портрету супруга.
«Еще усмехается чему-то!..» — с неприязнью подумала она.
— Где же те властные руки, которые платье срывают?! — надрывался бас за окном. — Где те ладошки, которые стан твой ласкают?!
«Нету, — вздохнула Изольда. — Ни жадных рук нет, ни теплых ладошек…»
— Голое тело твое уподоблю нежнейшему тесту, но если повар сбежал… — бас запнулся и задумался. — Дайте помесить его другому!
У Изольды заныло под сердцем. Бас за окошком и холодная постель вдруг показались ей пыткой.
«Прогоню это гада с мандолиной, — решила женщина. — Ишь, распелся тут!.. Только переодеться надо… Я не могу выйти на балкон в таком ужасном виде. Честно слово, я выгляжу в этом дурацком платьице как Золушка».
Изольда подошла к шкафу и распахнула дверцы… Шкаф был пуст. Женщина изумленно приоткрыла изящный ротик. Содержимое второго шкафа, прежде до предела набитое приданным, ничем не отличалось от первого.
— Ах, ты, муж, какой же ты подлец! — громко воскликнула женщина.
— Ножки твои… — наддал ободренный бас за окном.
— А ты заткнись, идиот! — рявкнула женщина.
Пятиминутные поиски шикарных нарядов, о которых Изольда даже и не вспоминала после отъезда мужа в рыцарскую командировку, закончились полной катастрофой — все исчезло. В конце концов женский взгляд замер на стоящем в углу зала и обитом железом огромном сундуке, запертым на висячий замок.
«Тут, значит, он все и спрятал, — догадалась женщина. Она без сил опустилась на сундук. — А я-то дура жду его, жду… Дура, дура!!»
Женщина уткнулась лицом в ладони и заплакала.
За окошком сочувственно кашлянул бас.
— Я говорю, ножки твои…. — вкрадчиво сказал он. — Я еще спою, а?
— Не надо! — сухо ответила Изольда. — Иди сюда, болван!
Женщина запустила серебряным кубком в портрет барона. Кубок спружинил о матерчатую физиономию рыцаря-завоевателя и упал на кровать. Тут же что-то тихо звякнуло о каменный пол. Женщина встала и подошла поближе. На полу, под портретом, лежал большой ключ. Изольда подняла его…
«От сундука ключик, — сразу догадалась женщина. — За картиной мой благоверный его спрятал…»
Она открыла сундук. Сверху, на куче платьев, Изольда увидела большой лист, исписанный хорошо знакомым почерком барона.
«Думаешь, не люблю, да?.. Глупая ты!! — прочитала Изольда. — Если бы не любил, ключ от сундука с собой забрал. А еще бы пояс верности на тебя нацепил. Смешно, правда?.. Но я так решил, что когда тебе совсем плохо станет, значит, обязательно кубком мне в физиономию запустишь. Как тогда, помнишь, на свадьбе у герцога?.. Я же тебя знаю, солнышко мое! В общем, развлекайся, но не балуйся. Ключ — мой подарок тебе. Нечаянная радость, так сказать… Пококетничай немного, но не переусердствуй. Целую. Скоро буду дома. Твой благоверный».
Изольда подняла заплаканные глаза и светло, откровенно ласково посмотрела на портрет супруга. Красивое лицо барона украшал мужественный шрам от кубка.
«А так ему даже лучше!..» — улыбаясь сквозь слезы, подумала женщина.
Ветви виноградника, наконец, перестали подрагивать и на балкон выбрался толстяк с мандолиной в зубах. Он осторожно заглянул в зал…
В углу, на сундуке, сидела красивая женщина. Скромно потупившись, красавица разглядывала каминную кочергу.
Толстяк шагнул в комнату.
— Ножки твои… Как это?.. — неуверенно начал гость. — Стройные, короче говоря, ножки… — толстяк жадно сглотнул слюну и покосился на пышную постель. — Лучше не бывает!.. Я прилягу, а?
— Так сразу? — не поднимая головы и продолжая чему-то улыбаться, спросила Изольда.
— А чего тянуть-то?! — удивился толстяк.
Женщина встала. В воздухе тотчас мелькнула кочерга, но готовый ко всему кандидат в любовники быстро метнулся на балкон. Снова зашуршали ветки виноградника.
— Убью! — закричала Изольда, перегнувшись через перила. — Поймаю, обязательно убью!
— Подумаешь, Пенелопа, какая!.. — прорычал снизу толстяк. — Я завтра же войну объявлю и тебе и твоему дурачку-мужу. В плен возьму, вот тогда ты у меня не пококетничаешь!
— Только попробуй, болван!
Изольда не глядя, нашарила горшок с цветами и запустила его вниз. Там сразу же ойкнули…
Перед тем как лечь спать, Изольда крепко закрыла окно.
«А завтра, какое платье мне надеть, любимый? — думала она, ласково рассматривая лицо барона. — Голубенькое, наверное… Кстати, нужно кухарке сказать, чтобы тухлых яиц купила… И еще помидоров. Для этих… Для певцов. Будет чем их порадовать. Короче говоря, мы еще повеселимся с тобой, мой самый хороший!»
Изольда счастливо улыбнулась и уткнулась носом в подушку…
И на деревьях растут листочки…
Прежде чем постучаться в дубовые ворота замка викинг Хрюринг поправил шлем. На шлеме не хватало одного рога, и тяжелая железная шапочка то и дело съезжала на ухо викинга.
— Кому там по физиономии захотелось?! — грубо спросили изнутри.
— Открывайте, свои! — рявкнул Хрюринг.
— Мы, вообще-то, и своим дать можем… — огрызнулся голос.
Ворота заскрипели. Два рослых воина недоверчиво осмотрели гостя.
— Хозяин дома? — буркнул Хрюринг.
— После вчерашнего дрыхнуть изволят.
Упоминание о вчерашнем отозвалось в голове викинга-гостя сильной болью. Он чертыхнулся и зашагал в покои своего друга эрла Хельга.
Хельг сидел на смятой постели и пил рассол.
— Помогает? — недоверчиво спросил Хрюринг.
— Да как сказать… — хозяин замка поставил на стол кубок и посмотрел на гостя. — Кстати, рог тебе, где обломали, брат?
— Вчера, а где не помню, — Хрюринг вздохнул. — Мухоморы проклятые!
— Опохмелиться хочешь?
Эрл Хельг подвинул к гостю золотое блюдо с жареными мухоморами.
— Видеть их не могу! — взорвался Хрюринг. — Если бы не работа, в рот их не взял.
— Берсеркеры мы, понимаешь? — сочувственно возразил Хельг. — А без мухоморов какая может быть драка для нас, «бешенных»?
— Драка — ладно, драку понять можно. Но вот тут, — Хрюринг постучал себя по шлему, — каждый раз, ну, ни черта не остается. Пусто! Где был, с кем дрался, в конце концов, за что — полная… Как ее?..
— Амнезия, — подсказал Хельг.
— Во-во, а все из-за этих чертовых мухоморов!
Хозяин замка встал и подошел к окну. Скрипнули створки и в комнату хлынул свежий, пахнущий морем, воздух.
Хельг сладко потянулся:
— Хорошо-то как, а?!..
— Тьфу, на все! — быстро отозвался мрачный гость.
Хельг засмеялся.
— Ладно, брат, не горюй, — хозяин замка подошел к товарищу и дружески хлопнул его по плечу. — Так и быть, помогу я тебе.
— Чем?! Вот эту… Как ее?.. — Хрюринг ткнул себя пальцем в лоб. — Вот эту мне новую приделаешь?