— Не сделаю я этого, потому что Сид — добрый рыцарь: много выиграл он битв, и во всех кортесах нет у меня другого, ему подобного.
Не успел проговорить это король, как явился Сид, а с ним его триста рыцарей.
— Господь да сохранит короля и вас всех! Кланяюсь вам! Но я говорю не о графах Каррион, моих врагах.
Тогда встали графы и сказали:
— Мы потомки королей, племянники императора. Как могли мы жениться на девушках из такого низкого рода, из рода хлебопашцев?
И возразил Сид:
— Сам государь вызвал меня к себе и сказал: «Я сам буду сватом: графы Каррион хотят взять за себя твоих дочерей — выдай их ради меня». Тогда отвечал я с уважением и любовью: «Я спрошу об этом у их матери, давшей им жизнь; я спрошу об этом у их кормилицы, выкормившей их». Мать их сказала мне: «Нет, не делай этого, — слишком высокого рода графы Каррион!» «Не делай этого — сказала мне кормилица, — графы бедны, но горды и требовательны». Однако, чтобы не огорчить доброго короля, согласился я. Свадебные пиры продолжались тридцать дней и кончились лишь потому, что гости не могли оставаться долее. Я зарезал до ста штук крупного скота, что же касается до кур, уток, козлят и телят — то их и не перечесть.
Король внимательно смотрел на Сида, но ничего не говорил, и Сид докончил свою речь:
— Пусть справедливый суд сойдет с неба, если вы откажете мне в нем!
Смутились гранды: друзья от волнения, враги от страха.
— Привык я сам мстить за себя и омывать свою честь кровью предателей. Мои дочери, донна Эльвира и донна Соль, оскорблены, — но не за местью пришел я сюда, а за правосудием. Если же не получу я здесь справедливого суда, то сам буду мстить графам и всему их роду до последнего человека. Подумайте, государь, о моей чести, и пусть Господь позаботится о вашей!
И, сказав это, Сид повернулся и вышел, а король встал и приказал трубить в трубы, сзывая кортесы.
В Толедо кортесы собрались во дворце Гальяна. Богато разукрашенное кресло короля стояло на самом видном месте, а вокруг него стояли скамьи со спинками, на которых должны были сидеть гранды, рыцари и судьи.
Но Сид позвал своего оруженосца и велел ему принести еще скамью со спинкой, привезенную им из Валенции и принадлежавшую когда-то мавританскому королю, и поставить ее рядом с королевским креслом, приказав нескольким оруженосцам охранять ее до следующего дня. И принесли скамью резную, тонкой работы, покрытую дорогою шелковою тканью, вышитою золотом и драгоценными камнями.
На другой день король отслушал обедню и направился во дворец с большим числом рыцарей, но Сид остался дома.
Явился тогда во дворец дядя графов Каррион, Ассур Гонзалес. Был он в длинном горностаевом плаще и шел, слегка пошатываясь, с раскрасневшимся лицом, прямо от завтрака. В речах его обыкновенно мало умного.
— Рыцари, — заговорил он, — видали ли вы когда-нибудь такие судбища? Где же сам Сид из Бивара? Верно, отправился он воевать с мельниками и забирать себе помол, как это он обыкновенно делает. И кто это надоумил его породниться с Каррионами?
Вскочил тогда на ноги Муньо Густиас:
— Молчи, злодей и предатель! Ты завтракаешь прежде, чем побывать у обедни; ты не говоришь правды ни другу, ни государю; всем лжешь ты, и даже Господу Богу! И я заставлю тебя признаться, что ты именно таков, каким я тебя изображаю.
— Никто не должен здесь говорить дурно о Сиде, — сказал король, — он лучший рыцарь нашего королевства.
И решено было вызвать трех бойцов со стороны Сида, чтобы биться им с графами Каррион и дядей их, Ассуром Гонзалесом. В то же время был отдан приказ собраться всем ровно через тридцать дней — для решения дела поединком, а брак дочерей Сида расторгнуть немедленно.
Не успел король оставить кортесы, как явились к нему послы из Наварры и Аррагонии и передали дону Альфонсу письма от своих королей: просили они дочерей Сида в замужество за своих сыновей. Сейчас же согласился Сид и, обрадованный, отправился в Валенцию приготовлять все к свадьбе и пиршествам.
Уехали и графы Каррион, сильно трусившие в душе, и решили, что не вернутся они в Толедо на поединок.
Прошло тридцать дней. Приехали в Толедо рыцари Сида, вызванные для поединка, — не было только графов Каррион и их дяди. Тогда дон Альфонс, не желая оставить дело спорным, сам поехал в Каррион и захватил с собою из Толедо шесть судей поединка. Зять короля, дон Раймонд, повез с собою рыцарей Сида, что должны были биться за его честь. Приехав в Каррион, разбили они себе палатки в долине.
Делать нечего, явились тогда и графы со своим дядей Ассуром Гонзалесом, первым предателем в мире, и привели с собою своих родных, которых было у них великое множество. И решились они, добром или хитростью, убить рыцарей Сида до суда Божия. Но те и сами понимали, в чем дело.
— Государь, — обратились они к королю, — Родриго из Бивара отдал нас под ваше покровительство; не допустите же губить нас хитростью раньше поединка, прежде чем Господь совершит Свой суд.
Тогда разослал король по городу герольдов, велел трубить в трубы и возвещать такое его решение: тот, кто окажется предателем и нанесет вред рыцарям Сида до суда Божия, будет лишен жизни и имущества.
На другое утро отмерили арену в шесть копий в длину, столько же в ширину и расчистили ее для боя, и судьи поединка предупредили бойцов, что тот, кто выйдет за черту арены, будет считаться побежденным. Солнце и тень поделили между сторонами поровну. Затем судьи ушли с арены, и бойцы стали друг против друга. Вот стоят сторонники Сида на одной стороне, а графы Каррион со своим дядей — на другой. Бойцы плотнее прижимают к себе свои щиты, опускают копья, украшенные значками, и припадают к луке; кажется, сама земля дрожит под ними, и каждый из них внимательно следит за врагом.
Но вот выехал вперед король и сказал громким голосом:
— Инфанты Каррион! Поединок, на который я согласился, должен был быть в Толедо, а не в ваших владениях. Но вы сказали, что там у вас не будет всего вам необходимого. Из вежливости я приехал в вашу землю. Я привез сюда и рыцарей Сида — они доверились мне, положась на мое слово и на мою честь. И я предупреждаю вас и ваших сторонников, что тот, кто поступит с ними вероломно, будет привязан к коням и пущен в поле — и никто не посмеет спасти его!
Рассердились графы при этих словах короля, но делать было нечего, и пришлось им биться в честном бою.
Между тем король подал сигнал.
Фернандо Каррион бился с Педро Бермудом и, видя, что не избежать ему смерти от твердой руки Педро, признал себя побежденным.
Мартин Антолинец из Бургоса бился с другим Каррионом. Мартин нанес ему сильный удар своим мечом, рассек ему шлем, и Диэго упал без движения на луку седла; потом, придя в себя, стал он кричать от боли, а конь его вынес его за черту арены, и тогда признал он себя побежденным.
Третья пара — Ассур Гонзалес и Нунна Бустос — дрались дольше, и последнему пришлось было плохо, но правда была на его стороне, и он ссадил с коня злого предателя и хотел было уже отрубить ему голову, но взмолился к нему отец Ассура:
— Не делай этого: сын мой и так побежден!
Нунна Бустос спросил тогда судей, можно ли считать поединок оконченным. Но судьи сказали:
— Нет, пока Ассур Гонзалес не признает этого сам.
Придя в себя, и он признал себя побежденным.
И с этого дня объявил король графов Каррион предателями, так же как и дядю их Ассура Гонзалеса, помогавшего им своими советами.
Они уехали из своего королевства и никогда уже не смели смотреть в глаза людям. Честь же Сида была восстановлена, и рыцари его вернулись в Валенцию, где пиры и празднества продолжались целую неделю.
Долго жил в Валенции Сид, и очень устал он от постоянных забот, устал он от множества битв, как вдруг пришло известие, что мавританский король Букар снова подошел к Валенции с тридцатью королями, столь же храбрыми, как и он сам, и со множеством войска — и пешего, и конного.
Между тем добрый Сид лежал на своем ложе, обеспокоенный и печальный. Он молил Бога о том, чтобы спас Он их всех от этой большой беды, как вдруг увидал около себя человека в блестящей белой одежде.
— Спишь ты, Родриго? — спросил он его. — Если спишь, то проснись!
— Но кто же ты, пришедший ко мне?
— Я пришел возвестить тебе, что приходит тебе пора оставить этот мир. Ты умрешь ровно через тридцать дней от нынешнего дня. Господь из любви к тебе дарует твоему войску победу над королем Букаром. Сам же ты, Родриго Кампэадор, оплакивай свои грехи, чтобы смерть не застала тебя нераскаявшимся.
Очень болен Сид: осталось ему всего два дня жизни, и позвал он к себе свою любимую жену, донну Химену, и епископа Иеронима; позвал Альвара Фанеза, Педро Бермудца и своего самого близкого слугу и друга — Жиля Диаза. Все собрались они вокруг него, и Сид сказал им:
— Вы знаете, что король Букар подходит к Валенсии, чтобы отнять ее у нас; ведет он с собою большое войско, и много королей следует за ним. Первое, что вы сделаете, когда душа моя покинет мое тело, — вы набальзамируете его благовонными травами.
А ты, моя добрая Химена, со своими подругами, не плачьте громко, когда я умру, и не наряжайтесь в траур: если узнают мавры, что нет меня на свете, они возьмут Валенцию, разграбят наши сокровища, а вас всех умертвят. Напротив, когда пойдет Букар, велите всему войску стать на стены, бить в барабаны, трубить в рога и выказывать великую радость.
И ты, Химена, уезжай тогда в Кастилию, захвати свои богатства и возьми с собой все христианское население города, а мусульман, способных изменить нам и погубить нас своею изменою, вели связать и запереть. Когда все будет готово, пускай оседлают моего Бабиэка и посадят меня на него, как живого, чтобы мавры не догадались о моей смерти, и пусть мой верный друг, Жиль Диаз, ведет под уздцы моего коня, а племянник мой, Педро Бермудец, везет передо мною мой боевой значок, как делал он это при моей жизни.