мидиями.
Какое-то время от него отмахивались: у каждого из начальников было свое мнение, каждый лучше знал конъюнктуру и считал себя более дальновидным, чем Санька Носов, человек из массы.
Это удавалось, пока Зайцев не совершил серьезной ошибки. В трудный день строительства аквариальной он на утренней планерке направил на стройку двух водолазов. Саньку взорвало. Оскорбленная справедливость взыграла в нем. Зайцев действовал не по-мужски, тайком, рассчитывая на сознательность парней, и это вот нежелание поговорить по-простому, объяснить все, не давало Саньке покоя.
Он сунул в карман ключи от компрессорной и от заправочной станции лодочных моторов — этим простым жестом работа морской станции как таковой останавливалась. Он сказал Зайцеву сильно действующие на психику слова и ушел в свою каюту писать рапорт директору института, тщательно обдумывая формулировки.
Тугарину Санька не доверял. По его убеждению, начальник никогда не может позволить себе то, что не позволяет другим. А он после страстных призывов хранить богатства бухты сам порой использовал оберегаемых гребешков или крабов вовсе не для науки. То, что добыча шла на угощение нужных людей, значения уже не имело. К тому же Тугарин уговаривал Носова в свое время подождать с водолазкой, вместо того чтобы развернуть дело по-настоящему.
Нет, теперь Носов написал директору и отправился в город, в институт. Это была последняя, решающая схватка Носова за свою идею. Никто не знал, как трудно ему, как неловко болтаться с рапортом в руках по приемным, на глазах у множества ученых мужей, которые становились здесь озабоченнее и недоступнее, чем на Рыцаре.
Директора к тому же не было, и Носов, совсем понурый, зашел к заместителю, молодому н подвижному доктору наук. Тот прочитал рапорт, важно раскурил трубку и вдруг, заметил Санька, стал очень похож на Князева. Только без бороды.
— Что ж, я тебя очень хорошо понимаю. Но аквариальная — основа станции, не забывай, в этом весь ваш смысл... Потом, пойми, нельзя строить водолазку на берегу, когда только начали оборудовать для этой цели шхуну!
— На кой она нужна, я говорил Зайцеву! — сердился Носов. — Теснота там, не развернешься. Воды нет, канализации, все разобрано — кто это сделает? Северянин? не смешите!
— Тугарин об этом знает?
— Что он решит, Тугарин! Князевский ставленник... Я потому к вам и пришел, я знаю, кто что может.
— Ты это свое знание не слишком демонстрируй, ладно? — Замдиректора улыбнулся Санькиной осведомленности. — Тугарину и так нелегко... А что Зайцев на это?
— С ним сами беседуйте, — отрезал Носов.
— Ты не заводись, ты понять попробуй. И тебе лучше, и делу. Вот ты молчал, а мысль-то дельная. Но что можно предпринять?.. Переоборудование шхуны уже начато...
— Пусть работают! — оживился Санька. — Шхуна не пропадет, мастерские сделаем, склады, жилье. Лаборатории, как Тампер хочет... А водолазку все равно надо строить.
— Хорошо, мы это вынесем на совет.
С уходом Носова замдиректора задумался. То, что побудило Носова прийти, было ясно: лучше строить свое в ущерб чужому, чем наоборот. Логика железная. Интересно другое, и вспомнить об этом следовало бы чуточку раньше. Ведь изначально, когда родилась мысль строить аквариальную на станции, директор института вовсе не бил в ладоши и не кричал «ура». Ясно, он просто не хотел лишней мороки, дело-то новое. Но в чем-то он был прав: марикультура — прежде всего дело промысловиков. Пусть бы, в самом деле, строил комбинат, а наука помогала изо всех сил и со всем азартом, свойственным неутомимой компании энтузиастов.
Однако азарт в то время сработал иначе. Слишком отчаянно верили эти ребята в свои силы, когда все-таки затеяли аквариальное хозяйство. Идея оказалась настолько заразительна, что затмила доводы скептиков.
А доводы были и остаются, и сейчас самое время вспомнить о них, чтобы найти средства на серьезное водолазное хозяйство.
Чем больше размышлял над рапортом Носова замдиректора, тем тверже понимал: необходимо действовать. И лучше до приезда шефа. Вопрос сложный, связан с солидным капиталовложением, требует четкой позиции и оперативной реакции на события. В то же время — как изящно он решается! Изящно и просто, этого директор не сможет не отметить. А именно такой самостоятельный ход сейчас необходим, чтобы закрепиться в новом кресле зама, обрести доверие.
И всего-то дел: убедить Тугарина в необходимости заморозить на время аквариальную, любыми путями срочно подновить старый проект водолазки и, не откладывая, начать нулевой цикл...
Приняв решение, замдиректора вызвал шофера, подписал приказ о собственной командировке на один день, и серая «Волга» легла курсом на Рыцарь.
На станции замдиректора прошел длинным коридором в конец лабораторного корпуса, где всегда была распахнута дверь с табличкой: «Лаборатория биологической коррозии. Г. Тугарин». После того как Герман Александрович забрал своих ребят из Князевграда, у него снова стало тесно. Что ж, значит, он не зря старался с плавкраном. На шхуне у Тампер, которая может простоять на берегу сколько угодно, он разместится уверенно. И будет знать, что не принимал ни от кого подачки.
Верный станционной традиции и собственной привычке, Тугарин, несмотря на поздний час, был в лаборатории. Они уединились в малюсенькой отдельной комнатке и прикрыли дверь.
— Ты сперва скажи, — начал замдиректора, только здесь пожимая руку давнему приятелю. — Насчет должности начальника твое мнение неизменно?
— Как тебе сказать... — замялся Тугарин. — Вот шхуны приведу в порядок, общежитие сдам — и хватит. Иначе лаборатория совсем захиреет... Но совет меня не отпустит без хорошей кандидатуры на замещение, ты сам говорил.
— Помню. А разве Зайцев не кандидатура? Ему это по силам.
— Все правильно, только... — Тугарин задумался. — Он не ученый, начнутся споры. Да и Князев тоже не спит. Наверняка у него есть свой вариант. Поддержку директора и парткома он получит.
— Не привыкать! Главное иметь твердую линию и не мешать друг другу... Хорошо, с этим решили. Теперь об аквариальной. Слушай, тебе не кажется, что все службы станции работают сейчас на эту стройку?
— Закономерно. В разрезе главной задачи — обеспечить науку морским сырьем. И потом — прямое указание директора. Он так и говорил: аквариальная получит все, а вместе с ней и те, кто работает на марикультуру. Остальные могут и в город вернуться.
— Верно, аквариальная — это сырье, разводим мы его сами или просто храним, добывая в море. Но скажи-ка, сколько видов одних беспозвоночных мы используем?
— Что-то много... — Тугарин выдвинул ящик стола с папками, прикидывая, где найти нужную цифру.
— Очень много. Не ищи, почти полсотни. И не меньше двадцати Зайцев собирается разводить.
— Ну, его размах известен.
— И по-моему, не очень нужен. Если бы просто разводить. Ему этого мало. Ведь биотехнику разведения большинства видов разрабатывают многие лаборатории, институты и у нас, и на Западе. А мы, вместо того чтобы взять готовую биотехнику, изобретаем ее сами. Не тебе говорить, во что это обходится. Вполне бы нам хватило пяти-шести видов, а? Представь — фронтальные исследования по разным проблемам, но — на одних и тех же объектах.
— До сих пор как-то не хватало.
— Тебе сейчас поди зарплаты тоже не хватает. А начни получать меньше — привыкнешь! Тут психология: если к тебе приходит человек и предлагает в большом количестве давать на лабораторный стол новый вид, на котором никто не работал, — ты откажешься? Я — нет. Конечно, в каких-то экспериментах определенные виды более удобны или даже незаменимы. Но чаще всего — просто более привлекательны, потому что — малоизвестны.
— Пожалуй, мы правда увлеклись. Но куда ты клонишь?
— Излагаю. Ты забыл, что станции нужна капитальная береговая водолазная база? Забыл. А вот водолаз Носов помнит. И ее надо строить. Вам с Тампер шхуну тоже надо бы отделать. Дополнительных средств никто не даст. А остальные хозяйственные работы? Водопровода ко второму корпусу еще нет, котельная не готова, ремонт общежития затягивается. Зато аквариальная строится полным ходом... Нам бы надо помнить: сырье добывают водолазы. И для нас, для фундаментальных исследований, и для культивирования. Даже если просто хранить животных в той же аквариальной, их надо где-то взять. Вот и получается, что первое все же водолазное хозяйство. Шхуна ведь — дело временное, многим требованиям не отвечает.
— Но мнение директора... Я потому и поднажал на аквариальную...
— Во-первых, не мнение директора, а некое мнение, о котором тебе сообщил директор, что оно якобы существует. Чем так сообщать, лучше бы никак. Такие вещи необходимо игнорировать, иначе тебя сразу втянут в несколько игр, и работать будет некогда. Есть объективные вещи, ясные каждому — станция нужна, удобна, перспективна и, чтобы она развивалась, ей необходим хозяйственный минимум. О нем и речь. А насчет уклона в марикультуру не будем спешить, поглядим, что там решит комиссия.
— Хорошо, только с Зайцевым разговаривай сам, мне его не уломать. Костьми лягут у порога аквариальной вместе с Соловьевым, а людей не отдадут!
Новое здание аквариальной хорошело на глазах: стекло, бетон, аккуратно укрытые дерном откосы, ровный бетонный пирс, увенчанный белым кубом насосной станции. Внутри уже тянули вызывающе чистые стеклянные трубопроводы, устанавливали большие эмалированные ванны — жилье для будущих питомцев Коли Соловьева.
Впрочем, Коля сомневался — в его ли руках окажется в конечном итоге уникальный материал для важных обобщении или — кто знает! — для неожиданных открытий.
Он, конечно, разбрасывался, сам остро переживал это, но не видел рядом надежных рук, чтобы переложить хотя бы одно свое дело с надеждой на его успех. И ведь ничего не бросишь, все надо. В старой аквариальной эксперименты на всю катушку, ни одной ванны свободной, ни единого микроскопа. И попробуй не обеспечь круглосуточную работу насоса или компрессора — заклюют москвичи или свердловчане, забьют томами своих недописанных диссертаций, которым, видите ли, так и суждено остаться незавершенными по его, Коли Соловьева, вине.