Гости выбрались из машины и, оказавшись группой из двух мужчин и одной женщины, миниатюрной и решительной, масштабно оглядывали окрестные сопки. Кроме острова, парящего на горизонте в белесой дымке, их явно заинтересовал только катер, наполненный людьми.
Высокий человек в сером костюме, по солидности манер старший в комиссии, приблизился к Зайцеву, вежливо снял темные очки и начал прямо, без подходов, демонстрируя достаточное предварительное знакомство со станционной жизнью.
— Здравствуйте; возможно, мы не ко времени, но Юрий Леонидович...
— Что вы, сейчас все устроим, — так же вежливо перебил Зайцев. — Дело привычное. Слава, распорядись с гостиницей.
Дружков отчего-то замялся, виновато поглядел на председателя комиссии.
— Вы катер, случайно, не на остров Малькольма отправляете? — впрямую спросил тот.
— Катер выполняет исследовательский рейс по обширной программе, — напряженно ответил Борис Петрович. — Наш завхоз вас проводит и все покажет. Извините, я должен тут еще распорядиться, позже подойду, потолкуем, чего бы вы хотели.
— Именно об этом я и говорю! — уверенно подхватил гость. — Мы должны поехать на остров, Юрий Леонидович сказал, вы непременно это организуете. Видите, и катер готов, как удачно! — Он обернулся к своим спутникам: — Давайте, товарищи, не будем задерживать людей!
С энергичной помощью шофера они извлекли из багажника живописные вместительные сумки с торчащими наружу кончиками ласт и рукоятками ракеток, понесли все на катер. Зайцев шагнул было наперерез, но Слава Дружков вцепился в его рукав и зашипел на ухо:
— Ты че, Борька, это самое, спятил? Ты не видишь, кто они? Станцию ж погубишь, им слово сказать, и ни хрена у нас тут не будет! Да гости же!
Северянин, прочитав директорскую записку, растерялся. Он старший в рейсе, как же быть с этими уверенными в своих правах москвичами?
Пустить их на остров, значит позволить им все. Не станешь ведь ходить следом и напоминать: это не сорви, это не ешь, сюда не ступай, тут не кричи, там не ныряй. Резерват!
Впрочем, думать было уже поздно: гости устроились на скамье на палубе катера, закурили, засыпали всех вопросами, спешно проверяли импортные фотоаппараты.
— А то поехали, — только и сказал Северянин Зайцеву. — Один за всеми не услежу, работать будет некогда. И поговоришь заодно, кто такие, какая цель, — давно ведь их ждем!
Зайцев машинально крутил на мегафоне какой-то винт. Наконец он снова высмотрел Дружкова, теперь уже среди отъезжающих счастливчиков.
— Дружков!
Встревоженный Слава пустился в оправдания:
— Да я ж не могу их оставить, раз ты, это самое, не хочешь. Директору как после объяснить, ну?
— Слава, ты останешься, — сказал Борис Петрович твердо. — К вечеру доставишь мне директора рыбокомбината и его зама по морскому хозяйству, он же заведует гребешковой фермой. Где хочешь достань! И пусть обязательно подготовят соображения по нашей программе, им Тугарин проект отвозил. Все. В двадцать часов в гостинице. И ни слова Князеву или Тампер, слышишь?
Слава понуро кивнул. Он на начальство имел чутье, и жизнь его пустела, когда между ним и начальством оказывался кто-то еще со своими идеями, не очень понятными Дружкову.
Борис Петрович скинул с кнехта последний конец, махнул капитану рукой и как-то незаметно, будто ему все равно, остался в миг отхода на привальном брусе катера, глядя на пирс, в сутулую спину уходящего Дружкова. Он видел, как Слава сел в «Волгу», сказал что-то шоферу, расправив при этом плечи. Машина умчалась, и лишь тогда Зайцев позволил себе перебраться через фальшборт на носовую палубу, где расположились табором свердловчане и куда примостилась высокая комиссия. А на корме рядом с Бариновым Владимир увидел дядю Колю, тщательно бритого, с тонкими щегольскими усиками — будто на праздник собрался.
Северянин разозлился: мало ему дел на острове, мало жены, этих москвичей и Феликса одновременно, так еще... Но Феликс отвел в сторонку, предупреждая резне слова:
— Он не помешает, обещаю. Одиноко старику, и ко мне он привык. Я еще с трудом уговорил...
— Да о чем ты, конечно, — буркнул Владимир, усилившись. Он вспомнил вдруг хромого Славу Дружкова с его прекрасным тэпэ и воспаленными от бессонницы глазами. Как и в тот раз, захотелось тут же сделать что-то хорошее человеку. Чтобы понял, что он вовсе не одинок, он вместе со всеми, нужен и важен сегодня, и эту важность ощущает каждый.
— Садись, Савельич. Вспомни молодость, вдохни морского ветра...
— Да чего там... Ежели не помешаю... — Дядя Коля смутился и присел на световой люк. — В какую бухту идем?
— Тебе не все равно?
— Как же, зверя тут промышляли когда-то. — Он щурился играющим на воде солнечным бликам, с наслаждением потирал широкую грудь.
— Колоритный у вас народ, — одобрительно сказал Зайцеву председатель комиссии.
— Бывает, — согласился Борис Петрович. — Колорита достаточно, с сознательностью, признаться, похуже.
— Что ж так?
— Может показаться странным... Примитивную мысль, понятную каждому животному, что в природе нельзя брать больше необходимого и оставлять меньше того, что самостоятельно возрождается, — эту мысль приходится вбивать в сознание приказом, угрозой. И конечно, своим примером, иначе не действует.
— Да-а, это у нас... — неопределенно произнес председатель и задумался. — Это мы действительно как-то... Скажите, что же за цель поездки на остров?
Вот снова поспешил, вдруг подумал о себе Зайцев. Вначале бы узнать о человеке, выявить уровень сознательности, вложить в него свои заряд тревоги, а там уж решать — судить его или, напротив, призвать в помощники.
— Изучаем структуру и динамику островного биоценоза. Это в целом. А там каждого свой вид интересует. Кто какую роль исполняет в драме и что с него можно взять нам. Берем много: химикам и фармакологам на морском сырье раздолье. Не говорю уж о пищевиках. Хотите подробнее — сведу вас вечером с завлабами, с подводной фермы наших заказчиков пригласим...
— Вы, кажется, курируете на станции аквариальный комплекс?
— Вообще, пытаюсь развивать марикультуру, — усмехнулся Зайцев. — Но пока плохо удается. Инерция этих научных умов посерьезнее, чем инерция домохозяек...
— Ничего, я полагаю — одолеете! — председатель ободряюще похлопал Зайцева по плечу. — Не знаю, как со штатами, но средства и оборудование вам обещаю... Если все будет хорошо. — Он чуть понизил голос, с некоторым подозрением оглядел стоящих рядом попутчиков. — Марикультура дело важное — пищевые ресурсы, и наука не может быть в стороне. Не исключено даже, на вашей станции будут свернуты все лаборатории, кроме тех, что работают на марикультуру непосредственно. Нам как раз предложено проверить, насколько обоснованна эта идея. Пока лишь идея...
— Юрий Леонидович нас информировал, — кивнул Зайцев. — Но у наших ученых широкое сотрудничество, многие московские лаборатории живут только на нашем сырье. И в марикультуре, на мой взгляд, есть опасность взять технологический крен, в ущерб научным разработкам. Хоть я и сам технолог, мне бы этого не хотелось.
Председатель внимательно посмотрел ему в глаза, принимая решение: говорить ему сейчас или нет?
— Что ж, это его право...
— То есть?
— Если директор не открыл вам всей истины, значит, ваше спокойствие ему дорого. А ведь битву он ведет сам!
Борис Петрович молча ждал разъяснений.
— Вашей вины тут нет, — продолжал гость. — Бухта слишком уж привлекательна, и не только для науки. Понимаете? Существуют и другие ведомства. Рыбакам позарез нужен крупный современный порт, и лучшего места, чем Рыцарь, не найти. К сожалению! Предупреждаю, это разговор не для передачи коллективу, но чтобы вы не строили лишних домыслов. Просто не надо забывать, что любое дело всегда имеет высший смысл, как бы оно ни выглядело вначале...
— Ну, если все прахом, зачем тогда марикультура?
— Это уже борьба вашего директора и его сторонников. Поймут рыбники, что станция и им необходима, глядишь, и согласятся перенести будущий порт куда-нибудь.
— Если я верно понял, они поймут то, что поймете вы?
Председатель рассмеялся удовлетворенно:
— Может быть, может быть...
Катер обогнул мыс, за которым открылась широкая бухта — желтая линия пляжа делила притихший мир острова на пронзительную синеву бухты и девственную, не отмеченную ни единой тропой зелень склонов, круто уходящих вверх.
С грохотом ушел в воду якорь, мотолодка в три приема свезла всех на берег.
И разом все изменилось. Берег наполнился движением, множеством неуместных вещей, нарушавших гармонию пейзажа. По выглаженному прибоями песку протянулись цепочки следов. Последним рейсом лодка доставила баки с молодью для посева в бухте.
Владимир с Феликсом влезли в гидрокостюмы, погрузили в лодку акваланги и снаряжение.
Яркие купальники и загорелые тела мелькали среди травы на склонах, пестрели на невысоком мыске с севера. Свердловчане, спустив на воду обе надувнушки, под руководством Сандлера уже мерили бухту ровными взмахами кроля. Трубки, словно перископы, настороженно рассекали поверхность.
Наташа к своим не спешила. Вместе с Зайцевым, разобрав сумки, свои и москвичей, они оставили комиссию хозяйничать у костра, а сами прихватили Светлану и побрели вдоль берега, безразличные к суетливым делам экспедиции, углубленные в свой разговор. Однако, заметив Владимира уже в костюме, Светлана оставила их и поспешила к лодке.
— Осторожно, ради бога. — Она провела рукой по рифленой резине костюма. — Здесь помощи не дождешься, а ты не такой уж великий подводник.
— Все в порядке, что ты! — успокоил Северянин. — Глубина небольшая, к тому же мы идем с Феликсом. А ты с берега — ни шагу! И за Веркой смотри.
— Буду играть с ней в куклы, — усмехнулась Светлана. — А может, пусть Феликс сам? Хоть бы один денек побыл с нами. Завтра на работу...
— Светик, ну...