Зайцев сошел на песок, протянул руку Наташе.
— Вот и кончилась наша ночь... Устала?
Наташа неопределенно мотнула головой, и волосы, соскользнув с плеч, закрыли лицо.
— К Сандлеру не пойдете?
— Нет. Пусть завтра заглянет, передай... Последние дни тебе остались.
Наташа помолчала, глядя в сторону.
— Да... Может быть. Адрес не потеряли?
— Твой? Адрес лежит, что ему... Хоть на День моря останься? — Зайцев не узнал своего голоса.
— Не знаю, как наши. Я — останусь.
На шхуне Бориса Петровича встретила диспетчер Оля.
— Ждет в аквариальной Тугарин, просил позвать, когда придете.
В сущности, он мог спокойно идти домой, Северянин поди заждался. Но чего так срочно ждет Герман? Жаль, мало удавалось поговорить с ним наедине где-нибудь у камина, когда человек настраивается на масштаб, отходит от суетной мелочи. Жаль. Так ведь и неясно, чем дорого ему руководство станцией, и дорого ли вообще...
Он включил селектор, но на плитке за его спиной в это время зашумел чайник. Зайцев спустя секунду недоумения — не включал ведь! — с благодарностью вспомнил ушедшую Олю.
Наташа... Она еще побудет. А потом все равно уедет домой — к маме, к шумной студенческой жизни, которая быстро сотрет все из памяти. Может быть, ей будет жаль уезжать. Наверняка — жаль. И, может быть, не только из-за моря, маячного колокола и острова Малькольма... Но вряд ли родилась еще девчонка, способная, как в свое время сам Зайцев, зачеркнуть все, что было раньше, и остаться с новыми друзьями, с теми, кто смог за короткие месяцы приморского лета затмить всю предыдущую жизнь.
Да и что смог бы предложить ей Зайцев, случись то, о чем он тайно мечтает в последнее время и что, показалось ему, началось минувшей ночью? Какую-то вязкую невезучесть в быту при полном отсутствии самого быта?.. Негусто. А еще двенадцать лет разницы — ого-го!
Борис Петрович всыпал в стакан две ложки заварки и залил фыркающим кипятком. Есть ему не хотелось, только слипались веки и чуть гудело в голове. Однако чай — это все-таки чай.
Он отпил глоток и подумал, что разговаривать с Тугариным сейчас просто не в силах. Лучше и не начинать — добраться бы до дома, до своей палатки.
Неожиданно в каюту ворвался Коля Соловьев — шумный, взволнованный, как будто он хотел объявить о прибытии марсиан, не меньше. Но, как ни странно, в его жизни случилось нечто еще более неожиданное.
— Они нерестятся! — выпалил Коля, схватил со стола стакан чаю и выпил залпом, как квас.
— Кто? — спросил Борис Петрович, тщетно ожидая, что Коля захлебнется кипятком.
— Ежи! Второй раз в этом году. Это же наша чистая линия — помнишь, мы отбирали самых стойких и быстрых в развитии?
— Смотри личинок не загуби, — сказал Зайцев, раздирая веки. — Девчата могут, заболтаются, воду не сменят. Или сольют к черту вместе с водой...
— Сделаем, не бойся. Человек рядом стоит, ни на шаг... Нет, ну здорово! — Коля сел на какую-то фанерку, больше было не на что, но фанерка сломалась, и Коля оказался на полу. Однако это ничуть не смутило его.
Зайцев поднял фанерку, лежащие рядом дощечки, что-то проговорил про слонов в посудных лавках. Но Коля не слышал. Он просто ничего не заметил.
— Я думал, опять не выйдет. Теперь, знаешь, думаю и третий нерест до зимы получить. На комбинате обалдеют! Представляешь, если поставить нашу технологию на поток, сколько икры можно получать?.. Так ты идешь смотреть? — настойчиво спросил он.
— Обязательно. Чаю вот выпью.
Но не успел Зайцев бросить сахар во вновь заваренный стакан, как увидел Тугарина, входившего в низкую дверь каюты.
— Ты пей, я и так тебе все скажу, — предупредил Герман Александрович и оседлал внесенный из диспетчерской стул. — Хорошо, что вы оба здесь. Вчера был на станции замдиректора, мы тут обсуждали... Он хотел сам сказать, но... В общем, он предложил немного сократиться с новой аквариальной. Не можем мы всех строителей на один объект ставить, никак!
— Не понял. — Зайцев снова расклеил неподатливые веки, отпил еще чаю. — Ты сказал — сократиться? Замдиректора? — Он с силой потер виски, немного овладел собой. — Ну? Не ставь всех, ставь некоторых.
— А теперь и вообще не можем. Нам здорово влетит, другие-то объекты заморожены. Короче, до ноября...
— До ноября! Это, считай, год пропал! А у них в лаборатории только пошла работа, ты знаешь об этом? — Зайцев кивнул на Колю. — Хорошо, оставь одного спеца, я своих людей буду выделять, так, что ли? Задыхаемся мы в старой аквариальной. Такие эксперименты по ведущей тематике — и побоку?
— Подожди, дай сказать, — мотнул головой Тугарин. — Как будто у меня по аквариальной нет своей темы... А водолазку все равно надо строить. Капитально, на берегу, не то что какая-то шхуна.
— Интере-есно, — протянул Соловьев. Его лицо, бледное и худое, стало совсем голубым, явственнее обозначились лиловые круги под глазами — следы бессонной ночи.
Упреждая новые возражения Зайцева, Герман Александрович добавил:
— Шхуну делайте, пригодится. И аквариальная никуда не уйдет.
— Деньги уйдут! А они мне крови стоили! Послушай, Герман Саныч, я тебя не пойму. Ты как... марионетка, черт подери, нельзя так! Не знаешь, кто следующий тебя станет дергать и в какую сторону... Хорошо: станция тебе не нужна — это понятно. А лаборатория? Или ты решил в пасечники? Так, что ли? Хочешь, позвоним сейчас в Москву Юрию Леонидовичу! И он тебе скажет: я вас понимаю, Герман Александрович, но поймите и вы меня. Что за этим последует для тебя, объяснять, надеюсь, не нужно. Лучше всего писать по собственному желанию, жизни все равно не будет. Когда директор должен нас понимать — это конец. Или — ты думаешь — никакой комиссии не было и станция вот так будет вечно существовать — на гостях, на подачках, на одной пробивной силе Славы Дружкова и князевских идеях? Увы, Герман Александрии, за нее надо драться... Может, давай я сразу приму у тебя дела и начну наводить порядок, так, что ли?
— Опять спешишь, — с усталым укором произнес Тугарин. — Я тебе сказал свое мнение, которое совпало с мнением руководства. Да, я про водолазку. Ее нужно строить, и, если помнишь, Носов об этом давно...
— Во-от оно что! — Борис Петрович облегченно улыбнулся. — Так это Саня! Ну молодец! Ну достоин восхищения. Как это без него никто не мог подумать о водолазке? За что только инженеры у нас деньги получают? Носов — это голова! Может, мы его изберем начальником станции? Он же стратег, он тут дворцы построит!
— Прекрати. — Тугарин хранил спокойствие. — Носову, как водолазу, и думать положено прежде всего о водолазке. Зато мы с тобой тут сидим, чтобы думать о станции, о ее перспективе и обо всем на свете сразу. А мы начали думать только об аквариальной. Мы боги, все за всех знаем! Марикультура — значит аквариальная, так мы решили и прем с этой идеей всюду. А кто сказал, что без аквариальной нельзя, если уж на то пошло?
— Процесс развития технологии, Герман, вещь объективная. Весь мир идет этим путем, и у меня нет оснований не доверять коллегам. Японцы этим занимались, когда нас на свете не было! Что-то они, наверное, поняли.
— Зарубежный опыт, еще бы! А ты попробуй своим путем. Это труднее, конечно, но если надо?
— Своим путем, Герман, наша наука уже ходила в свое время. По генетике прошлась, по кибернетике. То-то! Наука — дело общечеловеческое, ибо мир един, только люди делят его границами в силу своего несовершенства. Ученый же должен видеть вперед!
— Красивые слова, Борис! А все-таки тебе аквариальная нужна как очередной памятник, — снижая разговор, сказал Тугарин. — Зато мы там сможем ставить эксперименты, каких раньше не замышляли. Пойми, я вовсе не враг твоих идей, и постарайся слушать. Пока еще мои полномочия у меня. Например, про деньги, о которых ты так волнуешься. Никуда они не денутся. Во-первых, на одной аквариальной ты все не освоишь. Сезон кончится, кто останется на стройке? Пять человек, ничто. А водолазка даст размах, я открою подряд в стройуправлении, придет техника. Освоим эту сумму — на будущий год получим больше.
— Мелко все это, мелко, — бормотал Зайцев.
— Что? Подожди, я еще одну новость тебе не сказал. Институт закупил подводный аппарат, к зиме должны получить. Под твою опеку. Соображай: не просто водолазка, а комплексная база подводных работ. Это штаты, средства, материалы — сможешь маневрировать...
— Что за аппарат, название? — Зайцев оживился.
— Кажется, «Шельф»... Не уверен. Но — автономный, экипаж три человека, глубина пятьсот... Впрочем, я не разбираюсь в этом.
— Это кое-что!
— Я же говорю — не спеши. Машина солидная, будем строить большую базу. Готовь людей на курсы гидронавтов — ну, директор скажет.
Борис Петрович пощипал бородку и чуть улыбнулся. Бедный Тугарин даже не подозревает, как здорово это впишется в новую программу научно-производственного объединения по марикультуре. Вовремя же он явился со своим «свертыванием» аквариальной! Нет, он, конечно, не стратег. За минутным веянием теряет перспективу. Тем лучше, что пока не открыл ему свою идею. До осени надо подождать, хорошенько продумать структуру, как раз к совету станции, когда станут известны и выводы комиссии...
Соловьев хотел выйти вслед за Тугариным, но остановился у порога.
— Купили тебя, говоришь, — сказал он растерянно. — Ну смотри, начальник. Двух зайцев не удержишь. Да, я понимаю...
— Теперь ты не спеши, Коля. Это мои дела, а ты делай свои, договорились? Строй, расти ежиков — так, что ли?
— ...я понимаю, аппарат, красивая игрушка. Но аквариальную ты потеряешь. То есть потеряют Покровский, Тампер — наука! Мне не устоять против Тугарина или Князева. А они превратят лабораторию в склад живого сырья, понял? Смотри!
Борис Петрович немного походил по каюте и снова сел за стол. Равнодушно выпил остывший чай. Итак, аппарат. Два экипажа — шесть человек. Дальше — электронщик с электриком, аккумуляторщик, слесарь...