Проснулся ночью от сильного шума. В окно свирепый ветер швырял гремучие плети ливня, точно бил цепами в глухой барабан. Под обрывом ухало море. При одном воспоминании о нашем купании накануне стало зябко.
Светящаяся стрелка на моих часах показывала пять — самое время сниматься, если Олег хочет успеть на работу.
На второй койке, у противоположной стены, я различил силуэт Лены. Она сидела в той же позе, что и вечером, поджав ноги, будто не двигалась с тех пор, и смотрела в окно на тайфун.
Я молча встал, вышел в переднюю. Раскладушка была пуста.
— Где Олег?
— А че, пусть идет.
— Давно?
— Думаете, лапшу навешали, так уже и...
— Когда ушел?
— Не знаю. Недавно. К перевалу не вышел еще, дорога мокрая... Готовить ему! Детей любить! А сам...
Я быстро оделся, но что-то остановило меня.
— Лена! Идем к нам!
— Зачем?
— А что тебе одной тут... — неопределенно сказал я. Но она вдруг встала, молча, как была в простой кофточке и спортивном трико, выбралась в окно.
— Плащ-то есть у сестры? — спросил я.
Пожала плечами:
— А зачем? Только мешает. Идем.
И мы шагнули в глухую темень, заполненную потоками ливня, шквальным ветром и скользкой глиной дороги.
Но мятежный дух Чундиера, словно разбуженный тайфуном, витал над мысом и морем в пелене туч, и я живо представил себе, как он вот так же, как мы с Леной, выбегает в ливень из горящего дома, и вместо ужаса, вместо криков отчаяния над вопящим океаном летит, споря с ветром, его раскатистый смех. И в редком свете молний безмолвно вторит ему гордая улыбка жены...
Мы настигли Олега на перевале — он выжимал портянки.
— Босиком опасно, — пояснил Соболевский. — Камни острые попадаются. А без портянок разобьешь ноги в два счета. Ты, надеюсь, не в панталетках своих? — строго спросил он Лену.
— Конечно в них, — сказал я.
— Почему бы вам не остаться?
— А почему бы тебе не оставить девушку в покое? — ответил я, отплевываясь от стекающих по лицу дождевых струй и слегка клацая зубами: стоять было холодно. — Что ты ей сказал?
— Пожалуй, тебе стоит это знать, — согласился Олег. — Я предложил ей пожениться, и она поставила условие, чтобы я остался на мысе с ней. Насовсем. У меня с утра техсовет! И кальмар идет, надо цех пускать.
Ветер жестко хлестал нас розгами дождя. Лена шла вперед, растворяясь в серой пелене падающей воды. Было холодно, и жаль безвозвратно ушедшей ночи.
— Может, ты возьмешь ее к себе в цех?
Олегу в этом послышалась насмешка. Он чувствовал, как все дальше уходит Лена, и лихорадочно искал спасительного компромисса. Олег много лет строил свою Систему, накапливая для нее все новые фрагменты, но так и не научился терять.
Мы настигли ее далеко внизу. Ветер здесь был тише, ноги скользили по глинистому склону дороги, обрастая тяжелыми комьями грязи.
— Послушай, не могу же я вот так сразу бросить все, уйти в метеонаблюдатели! — засуетился Олег вокруг Лены. — Никто не звал меня сюда, и в город не поеду, не надейся!
Девушка шагала сквозь мрак своей летучей походкой, будто не по грязи ступали ее ноги, а по добротно набитой лесной тропе. А рядом, невзрачный и растерянный, скользил Олег, с трудом удерживая равновесие и отплевываясь от дождя.
Неловко было смотреть на это, лучше, решил я, немного поотстать. Тревога и беспокойство, навеянные ливневой ночью и бестолковыми действиями Олега, сразу утихали, стоило лишь бросить взгляд на крепкую фигуру Лены, тающую на повороте дороги. Не знаю отчего, но мне показалось — теперь Олегу не нужен никто, даже я. Теперь Лена решит сама.
— Ты прикинь, — донеслись, затихая в отдалении, слова Олега. — Завтра я сгоняю машину, перевезем твои вещи ко мне в поселок.
— Завтра? — вскрикнула она, не сбавляя шага. — Завтра — нет... Никто не знает...
И, не оглядываясь, зашагала дальше к поселку.