— Давайте установим статус-кво, — предложил Козма. — Чтобы впредь без поножовщины. Ты нанял нас, — повернулся он к Роджеру, — но мы согласились не из-за денег. Нам нужно выбраться из Палестины. В компании с опытным рыцарем, казалось, будет легче. Мы не ожидали, что идти придется по трупам, буквально прогрызая себе дорогу.
— Я тоже этого не ждал, — хмуро ответил Роджер. — Если б ты не выстрелил тогда на дороге…
— Признаю свою вину и приношу извинения, — приложил руку к груди Козма. — Но теперь уж не поправить. К тому же есть большие сомнения, что без того выстрела нас оставили б в покое… Лучше о другом. Раз приходится сражаться плечом к плечу, мы, считаю, должны быть товарищами, а не слугами. Так легче сражаться и больше шансов выжить.
Роджер подумал и согласно кивнул.
— Так зачем ты нанял нас, рыцарь? Ведь неподалеку от Иерусалима тебя ждал Сеиф?
— К месту встречи надо было доехать. Двое всадников — легкая добыча для разбойников, четверо рыцарей — серьезная сила.
— Только из-за этого?
Роджер опустил глаза.
— Я говорил тебе о преданности туркополов, — нехотя сказал он. — Это правда. Но времена изменились. Королевства франков не стало, исчезли и его законы, а также кутюмы — древние обычаи. Сеиф не станет нарушать клятвы, данной на Коране, но у него мог возникнуть соблазн освободиться от нее. На скользкой горной дороге конь сеньора может поскользнуться и упасть в пропасть вместе с всадником. Или на спящих под скалой христиан скатится камень… Мысль такая могла придти в голову туркополу, когда с ним и его всадниками будет лишь сеньор с оруженосцем. Четверо вооруженных христиан отбивают охоту так думать. После битвы с отрядом Селима я убедился в своей правоте: Сеиф не слишком спешил нам на помощь. Прежде так не было.
— Почему ты сразу не привел христиан с собой?
— Некого было…
Роджер поднял взор, и Козма невольно поежился, увидев глубокую тоску в повлажневших глазах рыцаря.
— Все мои люди погибли под Тивериадой, — медленно сказал Роджер. — Понимаешь, чужеземец, все! Ги и туркополы уцелели, потому что остались охранять замок. Сейчас там всего три воина. Чтобы взять замок приступом, сегодня не нужно его осаждать. Достаточно приставить лестницы к стенам… Полгода назад я повел в бой пятьдесят конных рыцарей и две сотни пеших воинов, а сейчас считаю своих людей по одному. Я не мог взять Сеифа в Иерусалим, потому что его хорошо знают сарацины. Кроме того… Мне нужен был там христианин…
— Мы назвали тебе свои имена, — сказал Козма. — Они настоящие. Но ты ведь не д'Оберон?
— Как ты догадался?
— Ты не похож на человека, который сдает сарацинам замок без боя.
— Это так, — согласился рыцарь. — Но меня и в самом деле зовут Роджер. Это настоящее имя, данное мне при крещении.
— А где настоящий д'Оберон?
— Его нет.
— Уехал? И отдал тебе фирман добровольно?
— В замке д'Оберона, когда к нему приступили сарацины, было двое моих братьев, — ответил Роджер после раздумья. — Они были против сдачи и горячо уговаривали воинов стоять на стенах до последнего. Тогда д`Оберон велел связать их, а после передал сарацинам. И те отрезали рыцарям головы. Медленно, ножом, чтобы все видели и ужаснулись…
— Дальше! — сдавленно попросил Козма.
— Я перехватил д`Оберона на пути в Акру. Его люди не стали сражаться — они поняли, что доблесть в Леванте больше не в чести. Барон требовал суда ассизы, но я говорил тебе, чужеземец, что если нет королевства, то нет и законов. Тогда он стал настаивать на божьем суде, предлагал мне сразиться, рассчитывая на свою молодость и силу. Я ответил, что нельзя давать меч в руки Иуде, против этого вопиет все Святое Писание. Туркополы связали его и повесили на придорожном дереве. А я забрал фирман… Что еще ты хочешь знать, чужеземец?
— Мы возьмем воинов?
— Почему ты так настойчив?
— Мне будет спокойнее, когда за спиной будет не семь, а сорок всадников.
— Кони, оружие и одежда принадлежат Сеифу и его людям. Я не могу отобрать то, что сам отдал — это против чести. Снаряжение можно выкупить у туркополов, но этих денег, — Роджер коснулся кучки монет, — слишком мало. У меня же осталось пять безантов.
Козма молча достал из-за пояса кожаный кошель и высыпал на стол горсть серебра и золота. Роджер изумленно посмотрел на него.
— Были у Селима, с которым ты так вежливо говорил на дороге, — пояснил Козма. — Мой друг посчитал, что добыча принадлежит тому, кто убил врага.
— Вот еще! — Иоаким достал свой кошель и выложил на стол золотой и серебряный браслеты и несколько золотых монет. — Это было у сотника, которого уложили под башней. Я посчитал, что ты был слишком щедр по отношению к туркополам… Прости, если ошибся.
— Сеиф может посчитать, что и этого мало, — хрипло сказал Роджер.
— Думаю, он согласится, — сказал Козма, вставая. — Трудно отказаться от денег, когда они лежат на столе. Я поговорю с ним сам…
Стрела свистнула и вонзилась в склон в шаге от пшеничного снопа, привязанного к вбитому в землю колу. Лучник, молодой франк в драной одежде, смущенно потупился.
— Проклятый сарацинский лук!
— Это хороший турецкий лук! — возразил Роджер, забирая у него оружие. — Снаружи он проклеен сухожилиями, изнутри — рогом. Поэтому стрела из него летит дальше, чем из тисового и бьет сильней. Нужно только приловчиться. Смотри!
Он наложил пятку стрелы на тетиву, быстро натянул ее. Отпустил. Тяжелый трехгранный наконечник попал в центр мишени, расщепив кол так, что оперение стрелы скрылось в соломе.
— Срацины для меткости привязывают на руку сипер, — Роджер показал на роговую пластинку на своем запястье. — Стрелу кладешь в желобок на сипере, остальное — просто!
— Можно мне?
Роджер удивленно посмотрел на Козму, но отдал ему лук. Затем снял сипер и помог привязать его к левому запястью лекаря. Кузьма натянул лук, приложился… Стрела медленно понеслась к мишени и задела край снопа.
— Прицел верный, но тетиву натянул слабо, — пояснил Роджер. — Так даже кольчугу не пробьешь, не говоря о панцире.
— Тетива тугая, — пожаловался Козма. — Из пальцев выскальзывает.
— Неправильно берешь. Надо большим пальцем и прижимать его этими двумя, — Роджер поднял средний и указательный. — Сарацины, чтобы тетива не выскальзывала, даже надевают на палец кольцо из рога. Покажи! — сказал Роджер Сеифу.
Туркопол подошел и продемонстрировал большой палец с широким роговым кольцом. Внутренняя сторона кольца была сделана в виде выступающего широкого шипа.
— Разве можно с шипом стрелять быстро? — усомнился франк в драной одежде.
Роджер хмыкнул и что-то быстро сказал Сеифу по-тюркски. Тот улыбнулся и вытащил из-за пояса пучок стрел. Взмахом руки воткнул их в землю перед собой, снял с плеча лук… Стрелы одна за другой мелькали в воздухе; одна не успевала вонзиться в центр снопа, как следующая уже летела следом. Расщепленный во многих местах, кол не выдержал и покосился; последние стрелы пронзали солому, уже лежащую на земле.
— Адово семя! — восхищенно воскликнул франк.
— Под Тивериадой так перестреляли половину нашего войска. Вы сами были там и видели. Слушать меня! — крикнул Роджер толпе оборванцев толпившихся возле него. — Всем взять луки и по очереди стрелять в снопы! — он указал на ряд мишеней на склоне холма. — Пока из пальцев кровь не пойдет! Тот, кто попадет в сноп десять раз подряд, получает коня, одежду и оружие. Кто не научится попадать в сноп за пятьдесят шагов, останется здесь. Все поняли?
— Я бы лучше копьем! — робко попросил высокий франк в драной одежде. — Я у рыцаря копейщиком был.
Роджер покосился на него.
— Как зовут?
— Гуго
— Откуда ты?
— Из Аквитании.
— Давно в Палестине?
— Весной пришел. А через три месяца — битва…
— Понятно. Запомни, Гуго: воин, который не умеет стрелять из лука или арбалета, в Палестине не нужен. Рыцарь может позволить себе сражаться копьем или мечом, но за его плечом должен стоять лучник. Мы забыли об этом под Тивериадой. А сарацины готовились. На каждого лучника у них было по четыре сотни стрел, их подвозили к ним на верблюдах. От их стрел солнца не было видно.
— Можно мне арбалет? — попросил Гуго.
Роджер замешкался.
— Я видел среди добычи пару, — подсказал Козма.
— Дай ему! — согласился рыцарь. — И присмотри! Но правило тоже — десять стрел подряд!..
Гуго оказался сметливым парнем. Скоро Козма понял, почему прежний господин определил аквитанца в копейщики. Руки у этого нескладного виллана достигали колен, но оказались необычайно сильными: взведя тетиву арбалета несколько раз крюком, Гуго отложил его в сторону и стал натягивать ее руками, упирая приклад в живот.
— Это уже не арбалет, а гастрафет какой-то получается! — хмыкнул Козма, но готовить оружие по-новому не запретил.
В широких ладонях Гуго арбалет казался легким, когда аквитанец вжимал его в плечо, то «гастрафет» не шевелился, словно составляя одно целое с телом воина. Правила стрельбы Гуго освоил быстро. Точно уяснив, как и куда целился, он наконец положил десять стрел в сноп одну за другой.
— Выбирай себе одежду и коня! — сказал Козма радостно улыбающемуся аквитанцу. — Заслужил.
Гуго умчался наверх, где лежали тюки с одеждой и паслись спутанные кони, и скоро вернулся верхом — весь в сиянии сарацинского боевого наряда.
— Хороший костюмчик! — одобрил Козма и спросил удивленно: — Меч почему не взял?
— Не умею я с ним, — пожал плечами Гуго. — Хватит ножа. Ну и копье с арбалетом…
— Как знаешь, — пожал плечами Козма. — Садись рядом!
Гуго привязал коня к дереву, и они вдвоем некоторое время смотрели, как оборванная ватага франков пытается выполнить задание Роджера. Получалось у них плохо. К полудню только полдесятка лучников переоделись подобно Гуго. Тем временем под присмотром бальи-грека несколько мужчин принесли еду; воины отложили оружие и уселись на жухлой декабрьской траве обедать. Иоаким, присматривавший за лучниками во время стрельбы, присоединился к Козме. Гуго смутился и вознамерился уйти, но Козма велел ему остаться.