— Не дам! — мрачно сказал Иоаким, убирая сосуд с водкой. — Самим мало!
— Ему нельзя — мусульманин.
— Видел я этих правоверных! В три горла хлещут! Ладно кормить, но еще и выпивка… Слишком много счастья гаду!
Козма придвинул евнуху блюдо с вареной конской требухой. Тот жадно набросился на мясо. Но ел аккуратно, подхватывая капавший с кусков сок ломтиком лепешки. Насытившись, запил ужин кубком воды и снова поклонился.
— Ты настоящий рыцарь, господин! Ешь за одним столом с побежденными. В Сахеле так поступает только Саладин, да продлит Аллах его дни!
— Прежде, чем сесть за стол после битвы, твой благородный господин велел зарезать три сотни пленных воинов-монахов, — сердито сказал Иоаким. — А одного зарубил лично — прямо у стола.
— Господин говорит о рыцаре Рено, известного также под именем Шатильон, — наклонил голову Ярукташ. — Саладин действительно убил его. Рыцарь был виноват перед султаном. Он много лет безжалостно грабил караваны правоверных, многих убил, нагло держал взаперти захваченную им сестру Саладина. Даже в плену он вел себя непочтительно: взял кубок с водой, который султан дал в руки королю франков.
— А чем провинились воины-монахи?
— Они столько досаждали султану! Грабили наши селенья, убивали людей… Не было у правоверных более ярых врагов. Султан поступил жестоко, но справедливо.
— А главное — мудро! Нет людей, нет и проблем…
— Осмелюсь спросить господина, — вновь склонился Ярукташ. — Что он намерен делать с нами?
— Резать не будем, не бойся! — хмыкнул Иоаким.
— Сарацин взяли в плен воины Рено, — сказал Козма. — Вы его трофей. Он и будет решать.
— Вы тоже сражались с нами, поэтому имеете право на свою часть добычи.
— Ты это к чему? — заинтересовался Иоаким.
— Возьми меня, господин, к себе, — поклонился Ярукташ Козме. — Поверь, я буду полезен.
— Конечно! Такое счастье! — развел руками Иоаким. — Это то, о чем мы мечтали всю сознательную жизнь.
— Вы чужие люди в Сахеле, — невозмутимо продолжил евнух. — Вы не знаете людей, обычаев, дорог… Я могу стать хорошим проводником и помощником.
— Дело говорит! — согласился, подумав, Козма. — Тебе-то какой интерес нам помогать? — спросил Ярукташа.
— Юный рыцарь посадит меня в подвал, где я буду долго ждать выкупа. Еще и цепью к стене прикуют. Вы путешествуете, с вами лучше.
— Рено не отдаст пленника, за которым стоит выкуп, — сказал Иоаким.
— У него мои доспехи и меч, — возразил Ярукташ, — он уже получил много. Выкуп за меня сейчас истребовать сложно. Эмиру Иерусалим проще направить к замку баронессы две сотни воинов, и Рено будет вынужден лично вывести меня за ворота. Объясни ему это, господин, и он не станет возражать. Особенно если ты присовокупишь к словам пару коней из своей добычи.
— Он и про коней знает! — всплеснул руками Иоким. — Вот лиса!
— Франки разговаривают громко, а у меня хороший слух, — ухмыльнулся евнух.
— Я поговорю с Рено, — сказал Козма.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Ты ему клятву на Коране дай! — посоветовал Иоаким. — Желательно на коленях.
— Он умный человек, — задумчиво произнес Козма.
— Тогда почему несчастный? Зачем полез с нами в драку?
— Я не знал, что у вас столько воинов, — смиренно сказал евнух.
— Вас было вдвое больше!
— Когда имеешь дело с Зародьяром, надо, чтоб больше было вдесятеро.
Иоаким несколько мгновений недоуменно смотрел на Ярукташа, затем сообразил:
— Это ты о Роджере?
— Здесь его зовут Зародьяр. У него еще есть прозвище: Волк Пустыни.
— Почему пустыни?
— Зародьяр двадцать лет был комтуром крепости на краю аравийской пустыни. Он много раз ходил в походы на сарацин, и всегда бил их. Однажды он схватился с войском Саладина; тогда тот еще не был султаном, и его звали просто Юсуф. У Юсуфа мамлюков было втрое больше, но Зародьяр разбил его войско, преследовал бегущих до ночи и едва не пленил будущего султана. Роджер, как вы его зовете, — лучший воин в Леванте. Одно имя его вызывает трепет у сарацин. Если бы под Тивериадой войском франков командовал Зародьяр, нас не спас бы даже Аллах. Но всемогущий вмешался, помрачив ум короля Иерусалима, и тот решил вести рыцарей сам. Зародьяра он отослал в отряд Раймунда Триполийского, дабы всю славу снискать самому. Раймунд выступил на Саладина первым, его пропустили вглубь войска, а затем окружили со всех сторон. Франки неминуемо должны были погибнуть, но среди них оказался Зародьяр… Раймунд с лучшими своими рыцарями пробился обратно, потому уцелел, а король попал в плен.
— Погоди… — медленно сказал Иоаким. — Комтур, начальник крепости?.. Это ж в рыцарских орденах! Роджер — монах?
— Госпитальер, их еще называют иоаннитами. Ты не знал?
— Мы присоединились к нему Иерусалиме, где он представился бароном.
— У него был чужой фирман. На самом деле Зародьяр — комтур приморской крепости Маргат в Антиохии. Это большая и очень важная крепость. Ее передали госпитальерам в прошлом году, и Зародьяра перевели туда из пустыни, так как лучшего комтура для Маргата невозможно найти. Зная, что он там повелевает, Саладин даже не приступал к Маргату. Зародьяр для султана — самый опасный враг в Сахеле.
— Вы так зло преследуете Роджера за его прошлые дела? — спросил Козма.
Ярукташ внимательно посмотрел на него и, не отвечая, склонился в поклоне.
— Угораздило нас связаться! — буркнул Иоаким по-русски. — Этот Роджер, насколько я понял, здесь как красная тряпка для быка.
— Не договаривает евнух, — покрутил головой Козма. — Темнит. Поймать или убить знаменитого воина — большая честь, но Саладину, думаю, не до Роджера. Королевство франков разбито, идет осада последних крепостей… Кому интересен одинокий герой с десятком воинов?
Ярукташ словно понял его слова. Встал и, поклонившись, пошел к своим. Никто его не удерживал. Тем временем, исполнившие поручение господина, Гуго и Бруно возвратились к костру, растянулись на кошмах. Захрапели.
— Возьми его! — раздался хриплый голос.
Друзья обернулись. Роджер полусидел, опираясь на локти, глядя на Козму лихорадочно блестевшими глазами.
— Возьми евнуха, если так решил, — повторил рыцарь. — Рено скажешь, что я беру его в счет своей добычи.
Козма глянул на друга, и тот без дополнительного приглашения наполнил чашу из баклаги.
— Что это? — спросил рыцарь.
— Будет не так больно, — успокоил Козма. — Выпей!
Роджер осушил кубок, сморщился. Козма взял у него чашу и зачерпнул из котла.
— Теперь бульончика!
Рыцарь послушно выпил.
— Еще?
Роджер покачал головой.
— Есть будешь?
— Не хочу.
— Ну и правильно! — одобрил Козма. — Пусть организм отдохнет. Ему силы для исцеления нужны.
— Думаешь, исцелюсь?
— Наконечник стрелы вошел неглубоко, но наверняка задел легкое. Кровь истекла тебе в грудь. Если ее немного, то поправишься. Если задело крупный сосуд… На все воля Божья.
— Я понимаю в ранах: я госпитальер. У меня небольшая лихорадка и слабость, это обычно, когда теряешь кровь. Но почему так больно?
— Наконечник задел нерв. Это не угрожает жизни, но придется терпеть. Я помогу.
Козма приложил ладонь к голове Роджера, несколько раз надавил пальцами в одному ему известных точках. Роджер вздохнул и обмяк.
— Бери евнуха, — сказал тихо. — Коней взамен не давай. Они нужны: наших ранили. Выбери хороших — Сеиф поможет.
— Считаешь, Ярукташ пригодится?
— Главное, как считаешь ты.
— Почему?
— Тогда, в башне, я не хотел, чтобы туркополы спускались по веревке, но ты убедил меня — и мы спаслись. В селении я не хотел брать воинов, но ты настоял. И спас нас во второй раз. Десять всадников сарацины растоптали б в миг, а моя голова сейчас лежала б в мешке. Теперь я понял Иоакима. Поступай, как знаешь, и пусть Господь ведет тебя путями своими! Он послал мне тебя по милости своей, и я принимаю его волю…
Роджер откинулся на кошму и прикрыл глаза.
— Дошло до старика, — тихо сказал Иоаким по-русски, когда рыцарь ровно задышал. — А то за меч хватался!..
— Говорил я, что люди здесь наблюдательные, — ответил Козма. — Телевизора нет, газет нет, радио — тоже. Свободного времени — навалом, проводят его в созерцании.
— Не прибедняйся! Ты и в родной земле не простой человек. Это беда для страны, что ты не президент.
— Хорошо, что настоящий президент не слышит.
— Я могу сказать ему по возвращении.
— Хвастун!
— И скажу! — заупрямился Иоаким. — Думаешь, струшу?! После того, что мы с тобой здесь пережили?
— Здесь смелым быть легко — отвечаешь лишь за себя. Там жены, дети, родители, братья и сестры… Взвешиваешь, как твой поступок скажется на них…
— Испугался? — сощурился Иоаким. — Слабо в президенты?
— Оно мне нужно? Чтобы вся моя жизнь и жизнь близких стала доступна всем? Чтобы каждый обсуждал фигуру и прическу жены, мою манеру, одеваться, ходить, разговаривать, сидеть за столом?..
— Все-таки трусишь…
— Послушал бы кто! — вздохнул Козма. — Сидят два больных на голову у костра в Палестине. Конец двенадцатого века, вокруг залитое кровью поле битвы, а они и делят президентский пост в двадцать первом веке… Шиза! Маразм в квадрате!
— Я буду твоим доверенным лицом.
— Лучше сразу премьером!
— Думаешь, не смогу?
— Сможешь. Но страна не переживет.
Иоаким надулся.
— Я б и в дворники пошел! — вздохнул Козма. — Лишь бы дома…
— Вернемся! — обнадежил Иоаким.
Козма обвел взглядом темневшие по обеим сторонам ущелья холмы из трупов людей и коней, и ничего не ответил…
Рено появился, когда друзья уже вознамерились спать. Иоаким завздыхал, узрев у костра рослого оруженосца, но баклага его осталась не потревоженной: Рено принес свою. В ней оказалось вино: густое, терпкое и сладкое; друзья с удовольствием поддержали компанию, хотя Козма и качал головой, представив, что будет с их головами следующим утром. В благодарность за угощение, Козма выловил из котла оставшиеся куски горячего мяса, и оруженосец покойного барона с удовольствием съел все, что навалили ему на блюдо.