Приближение похоронной флотилии прервало ночной концерт. Краткий раздраженный приказ лютниста — и слуга-гондольер втолкнул лодку в тень двухэтажного особняка, укрепленного сваями. Что поделать: любовные серенады и траур — вещи несовместимые.
Похоронная процессия не останавливалась. Пара дюжин — никак не меньше — белых гондол с горящими факелами на изогнутых носовых гребнях длиной цепочкой проплыла мимо и пробирались по прямому фарватеру дальше, до тех пор, пока…
Начальник венецианской стражи властно взмахнул рукой. Четыре лодки с беглецами выбились из общего потока, отплыли в сторону, остановились, повинуясь веслам гондольеров.
Джеймс встревожившись, о чем-то спросил по-итальянски. Кондотьер с соседней лодки что-то негромко ответил.
— В чем дело? — насторожился Бурцев.
— Мы должны плыть к Греховному кладбищу, — объяснил брави. — Но впереди — устье Большого Канала.
— И что?
— Ночью его перекрывают цепью на случай нападения пиратов и генуэзского флота. Сегодня городская стража должна опустить цепь, чтобы можно было беспрепятственно выввезти мертвецов из города.
— Ну, и?
— Кондотьер предлагает пропустить вперед лодки с трупами — проверить, все ли в порядке, а самим высадится и подождать.
— Что ж, разумно, — похвалил Бурцев. — Осторожность нам не помешает.
— Так-то оно так, но вообще-то в мои планы не входила эта остановка.
— Да ладно тебе, Джеймс. Успеется еще на кладбище-то. Мы будем ждать здесь?
— Да, совсем недолго. Если цепь на Большом Канале опущена, за нами вернутся и мы поплывем дальше. Если что-то не так, это удобное место для бегства. Здесь легко затеряться.
— Ну, так и беспокоиться нечего! У вас, я смотрю, все схвачено…
Брави не ответил — наемный убийца настороженно зыркал по сторонам. Блин, приступ паранойи у него, что ли? Тихо ведь вокруг. Бурцев отвернулся от берега, глянул на погребальную процессию.
— Слушай, Джеймс, а как вы вообще все это устроили? С евреями? С похоронами?
— А? Что? — озирающийся брави не сразу понял, о чем его спрашивают, — Ах, это… Люди дожа помогли. Да и сам Бенедикт весьма кстати вчера затеял резню на Джудекке. У немцев на Венецию большие планы. Но первым делом они решили взяться за евреев. Сначала Бенедикт вынудил дожа переселить всех венецианских евреев на один остров. Потом заставил отдать ему этот островок на откуп. Хранители Гроба и братья Ордена Святой Марии заявили, что наведут свой порядок в греховном гнезде иудеев. Ну и наводят…
Насколько я знаю, это уже третий погром на Джудекке. Еще немного — и остров совсем обезлюдеет. Говорят, в Иерусалиме немцы не оставили ни одного еврея. То же самое, видимо, ждет и Венецию. Старейшины еврейской общины заваливают дожа подарками и слезно умоляют переселить их на соседний остров Изолу. Там сейчас живут оружейники, но еврейские купцы и ростовщики готовы выкупить мастерские за любые деньги. Они согласны безвылазно жить в добровольной изоляции, лишь бы крестоносцы ордена Святой Марии и Хранители Гроба оставили их в покое. Гетто кажется сейчас венецианским иудеям землей обетованной.
— Как-как ты сказал? Гетто?
— Так здесь называют оружейные мастерские.
Вот, значит, откуда пошло это милое словечко…
Брави умолк. Бурцев тоже. Мимо проплывала очередная гондола с жертвами фашистско-тевтонского порядка. Почти борт о борт с ними проплывала. Гондольер ли, случайно зацепивший веслом плотную ткань, или усиливающийся ветер был в этом виноват, но край белого покрывала на лодке оказался откинут.
Еще одна причина, почему евреев лучше хоронить ночью… Бурцев увидел молодую женщину. Возможно, некогда красивую, но ныне изуродованную до жути. Темные волосы, характерные черты лица, нос с горбинкой не оставляли сомнений в ее национальности. А вот глаз у женщины не было. Вообще. На тускнеющие предутренние звезды она смотрела запекшейся кровью пустых глазниц. Сквозь прорехи разорванного платья виднелось покрытое синяками и порезами тело. На остатках одежды выделялась несуразная желтая нашивка.
— Джеймс, а это еще что?
— Синьор Типоло, по наущению Бенедикта, распорядился, чтобы все венецианские евреи носили такие вот отличительные знаки.
Лодка уплыла.
— Звери! — на соседней гондоле всхлипнула Ядвига.
Да уж, зрелище не для слабонервных.
Брави вдруг замер, словно к чему-то прислушиваясь. Напряжение наемного убийцы передалось Бурцеву.
— Что-то случилось, Джеймс?
— Не знаю, — чуть слышно выдохнул брави.
Такой ответ не устраивал Бурцева. Он тоже начинал тревожиться.
— Мы сейчас в безопасности?
— Возможно, — как-то уж очень уклончиво ответил Джеймс. — Городские мосты перекрыты на ночь. А на гондолах нас догнать будет непросто. Если конечно…
— Что?
— Тихо!
Далекий гул разносился над сонным городом в предрассветном мареве. Средневековую Венецию будил… будил… Звук моторов будил венецианскую республику!
— Мерда![34] Минькья![35] — британец Джеймс выругался по-итальянски. — Они уже подняли тревогу! Быстрее, чем я рассчитывал!
«И „они“ тоже знают дорогу на кладбище», — догадался Бурцев.
Единственный глаз брави с ненавистью смотрел на гондолу кондотьера. Догадаться, о чем сейчас думает Джеймс, было нетрудно.
— Кнехт? — спросил Бурцев.
— Кнехт, — кивнул брави. — Тело вынесло течением. Стража увидела.
Да, не стоило убивать этого бедолагу, а уж убив, нужно было хотя бы грамотно замести следы. «Эллин» этого сделать не сумел. И вот, пожалуйста…
Звук нарастал, звук быстро приближался…
— Летящие гондолы отца Бенедикта! — в ужасе выкрикнул кто-то.
— Что? — не понял Бурцев — Какие-какие гондолы?
Ответа не последовало.
— Мерда! Мерда! Мерда! — разорялся такой, как казалось до сих пор, невозмутимый брави с туманного Альбиона.
Фак! Фак! Фак! — невольно захотелось поправить Бурцеву. А уж потом добавить по-русски, позамысловатей. Да так, чтоб уши завяли.
— К берегу! — приказал брави.
— К берегу! — крикнул кондотьер.
Причалить к обрывистому, скользкому от нечистот и помоев, жутко неудобному для высадкипарапету, однако, оказалось непросто. Каждый гондольер хотел сделать это первым, и в итоге никто не мог пробиться сквозь сплошную мешанину белых катафалков. Лодки, набитые живыми и мертвыми, теснили и отталкивали одна другую. Кто-то прыгал в воду, кто-то пытался плыть дальше по каналу. Но поздно! Слишком поздно…
Бурцев обратился в слух. Ему уже доводилось слышать в тринадцатом веке и рев танкового двигателя, и вой атакующего «Мессершмитта», и тарахтенье «Цундаппа» с коляской. Но это… Самолет? Нет. Автомобиль? Нет. Мотоцикл? Тоже нет. Похоже… Похоже на катер. Или, точнее, на небольшую моторную лодку. А еще точнее — на две лодки.
Он не ошибся. Моторки со свастикой на приподнятых носах вынырнули из-за поворота. Самые обычные моторки… Обе неслись по прямому руслу канала, оставляя позади барашки вспученных волн.
Глава 32
Блин! Да с такими моторизированными «гондолами» цайткоманда СС может контролировать все водные артерии Венеции. Впрочем, сейчас в моторках сидели не только эсэсовцы. Бурцев с удивлением обнаружил, что фигуры автоматчиков в непромокаемых плащах, гитлеровских касках и со «шмайсерами» наизготовку виднелись лишь на корме и на носу. Места в середине занимали союзнички гитлеровцев — тевтонские арбалетчики. По два на лодку.
А потом удивляться времени не осталось. Приблизившись, немцы сразу, без переговоров открыли огонь на поражение. Сухо протрещали над водой автоматные очереди. Просвистели стрелы тевтонских арбалетчиков…
Сразу три погребальных лодки перевернулись. Зашипели гаснущие факелы. Из-под белого покрывала-савана в воду вывалились мертвецы. Этим телам в одеждах с желтыми метками уже не суждено было добраться до кладбищенской тверди. И не только им: к мертвым евреям с Джудекки присоединялись скошенные очередями гондольеры.
Начав расправу с хвоста траурной процессии, карательные экипажи «летящих гондол» быстро продвигались вперед. Опрокинулось еще две лодки, груженые трупами. С третьей упал гондольер — в его спине по самое оперение засела толстая стрела. Падая за борт, бедняга опрокинул горящий факел. Факел уткнулся в мертвый груз плавучего катафалка. Погребальное покрывало затлело, занялось огнем. Затрещало, задымилось…
По лодке Бурцева, Джеймса и Сыма Цзяна пока не стреляли. Видимо, в свете факельных огней преследователи разглядели, где находится «полковник Исаев», и все еще надеялись взять его живым. Потому и щадили тех, кто рядом. Но только если очень рядом.
Когда их гондольер с усиками жиголо в отчаянии прыгнул за борт и попытался добраться до берега вплавь, «шмайсеровская» пуля вышибла бедняге мозги. Да так, что забрызгало все лодки вокруг. Хорошо хоть проворный брави успел дотянуться до брошенного весла.
Еще несколько пуль ударило в борт кондотьерской гондолы. Никого там, вроде, не задело, но щепа так и сыпанула сухим фонтаном.
— Летящие гондолы отца Бенедикта! Летящие гондолы!
Живые еще перевозчики мертвых кричали в панике. Да, видимо, с такими патрулями Венеция уже была знакома…
Бурцев не кричал. Бурцев действовал. Отпихнул назад, на корму, Джеймса — нечего путаться под ногами. Вытащил из-под скомканного покрывала «МП-40». Бросил через плечо:
— Брави, держи гондолу на месте, чтоб не дергалась.
Джеймс понял все с полуслова. Опустил весло в воду, навалился, остановил пляшущую лодку, развернул носом к нападавшим.
— Сыма Цзян, к бою!
— Моя уже!
Сообразительный китаец распластался по дну гондолы со своим «шмайсером» наизготовку.
Бурцев опустился на колено — стрелять, стоя в раскачивающейся лодке, все-таки, несподручно.
— Сема, твоя та, что слева и поближе, — дал он последнее указание. — Моя — правая дальняя. Пли!
Они лупанули одновременно. Бурцев — короткими расчетливыми очередями снял автоматчиков с кормы и носа. Ударившая под выстрел волна помешала, правда, достать арбалетчиков. Впрочем, это было не важно. Лишенная управления и не сбавившая скорости моторка с перепуганными тевтонами ударилась о берег канала, подскочила, достав задранным носом до нависшего над водой балкона.