На Палестине Хранители Гроба и тевтонское братство останавливаться не собирались, о чем свидетельствовала их возрастающая активность в Венецианской республике. Венеция превращалась в плацдарм для скрытой подготовки к следующему этапу экспансии, а у европейских государств появились шансы разделить судьбу Иерусалимского королевства.
Первым заволновался Папа Григорий Девятый. Его Святейшество уже был наслышан о некоем «небесном воинстве», устроившем два года назад переполох в Прибалтике. И понтифик хорошо представлял, чем чревато появление грозных Хранителей Гроба, слепленных, явно, из того же теста, под самым боком у Рима. Пока война шла в далекой Святой Земле, Папа ограничивался осторожным шпионажем, увещеваниями, призывами к благоразумию и обещанием всевозможных Божьих кар на головы зарвавшихся германцев. Германцы воззвания понтифика игнорировали.
Собственно, тевтонские братья и своевольный император Фридрих Второй раньше тоже частенько действовали вопреки воле Святого Престола, но после палестинских событий они рискнули вступить в открытую конфронтацию с Римом. Хранители же Гроба — те и вовсе делали вид, будто папской власти уже попросту не существует. То есть ее совершенно не принимали в расчет! И вот это-то обстоятельство настораживало больше всего. Близилось время решительных действий.
Его Святейшество Григорий Девятый объявил, что непокорные будут отлучены от церкви. Хранители Гроба в ответ обвинили католическую церковь в отступлении от учения Христа, заронив, тем самым, зерна Реформации на три столетия раньше срока. Папа пригрозил новоявленным палестинским еретикам крестовым походом. Те в свою очередь пообещали смести Рим с лица земли.
Глава 37
— И, судя по всему, это — не пустые слова, — закончил рассказ папский брави Джеймс Банд. — Среди рыцарей Иерусалимского дома ордена Святой Марии, действительно, ходят слухи о некоем чудо-оружии, способном сжигать целые города. Говорят, с его мощью не сравнятся даже смертоносные громы и боевые машины Хранителей.
Бурцев хмыкнул. Пресловутое вундер-ваффен? Знаем-знаем… Надо же, и здесь, в тринадцатом веке, фашистская пропагандистская машина работает на полных оборотах, дурача доверчивых аборигенов.
— Вранье все это, Джеймс. Смею тебя заверить — вранье чистой воды.
— Нет, — покачал головой Джеймс, — отец Бенедикт, в самом деле, готовился к атаке на Рим — об этом сообщил кнехт из Санта Тринита. Всех подробностей наш лазутчик не знал. Он сказал только, что немцев интересуют какие-то старые развалины, расположенные на берегу Тибра под стенами Рима. Башня площади, башня-площадка — так, кажется, ее называют Хранители.
— Платц-башня, — поправил Бурцев.
И задумался. И там, выходит, наследили маги ариев. В принципе, если в Риме тоже имеется большая башня перехода, интерес фашиков к городу вполне оправдан. Да, не все так просто…
— Что еще говорил кнехт?
— Что атака должна была состояться сразу же после новгородской операции Хранителей Гроба. Вы почему-то показались отцу Бенедикту более важным и опасным противником, чем Его Святейшества.
— Очень лестно, — фыркнул Бурцев. — И?
— Хранители Гроба долго следили и тщательно, чрезвычайно тщательно планировали вылазку в Новгород и его окрестности.
— Они хорошо все спланировали, — согласился Бурцев. — А ты…
— Сначала я должен был просто устранить отца Бенедикта. Позже у меня появилась еще одна задача — отбить у немцев хотя бы одного новгородского пленника и тайно переправить его в Рим.
— И ради этого тебя специально перебросили из Палестины в Венецию?
— Я лучше других справляюсь со своей работой, — это было не хвастовство — констатация факта. — И, кроме того, я прилично говорю по-русски.
— Более чем… Что ж, теперь-то я понимаю, по чьему приказу ты учил язык и следил за Александром Ярославичем. А может, и не только следил, но и готовил покушение… Его Святейшество Папа, так?
— Служу Святому Риму, — тихо произнес брави, склоняя голову.
Вот ведь блин! Аж, самому захотелось ответить по-полковничьи, по-исаевски. Рявкнуть: «Служу Советскому Союзу!» Ну или России.
— Ваш деятельный, молодой и умный не по годам новгородский князь — герой Невского И Чудского сражений, союзник татарских варваров, любимец народа и потенциальный вождь всех русских княжеств начал доставлять матери нашей церкви некоторые гм… беспокойства.
— Пока не пришлось побеспокоиться о другом? О Хранителях?
Молчание… Знак согласия?
— Ладно, замяли, — Бурцев сменил тему. — Дож знал, что ты посланник Рима?
— Нет. Но и действовать самостоятельно, без его ведома, я не мог. В Венеции трудно что-либо скрыть от вездесущих шпионов синьора Типоло. Поэтому я сам предложил ему свои услуги, когда стало очевидно, что дож опасается новых союзников больше, чем старых врагов. И запросил громадную даже по меркам богатой Венецианской республики цену. Если б я оценил жизнь отца Бенедикта меньше, это было бы подозрительно.
— Понимаю. А потом ты хотел сбежать вместе с нами и с денежками синьора Типоло — и от Хранителей сбежать, и от дожа, так?
— Деньги дожа меня не интересуют — я же говорил! А вы — да. Вы — другое дело. Вы должны были попасть в Рим. Особенно ты, синьор Василий. Тебя Бенедикт считал самым ценным пленником.
— Ну-ну. Только вот незадача: в Рим-то мне совсем не нужно. Я теперь планирую другое путешествие.
— Куда?
— В Палестину.
— Ты не очень похож на паломника.
— У меня там другие дела.
— Синьора, которую Бенедикт пленил первой? Синьора Агделайда, да?
— Ты поразительно догадлив, Джеймс. Эта синьора, между прочим, моя жена.
Брави ненадолго задумался.
— А знаешь, я ведь мог бы быть тебе полезен, Василий.
— Что ты имеешь в виду? — насторожился Бурцев.
— Сделку. Я помогаю тебе, если сначала ты…
— Сначала мне нужно в Палестину, Джеймс.
— Ну, положим, сначала тебе нужно отсюда, — усмехнулся киллер. — Всем нам надо убираться и поскорее. Мы слишком много времени тратим на разговоры. А новый отряд гвардейцев синьора Типоло может появиться в любую минуту. Ты подумай пока, а договорим как-нибудь позже.
Что ж, в этом он, пожалуй, был прав. Первым делом нужно уносить ноги, а уж потом… Мысли переключались на решение более насущных проблем.
— Что ты предлагаешь, брави? Пробираться к твоей кладбищенской засаде? — Бурцев окинул собеседника испытующим взглядом.
— Нет. Как раз сейчас к Греховному кладбищу соваться не стоит. Это будет первое место, где нас станут искать и немцы, и гвардейцы дожа.
— Тогда куда?
— В портовом районе есть таверна «Золотой лев» с постоялым двором. Излюбленное место венецианских моряков и тайный притон контрабандистов. Там можно укрыться на время. И там же можно узнать о судах, отправляющихся в Святые Земли.
Бурцев усмехнулся:
— Посланник Папы знает притоны контрабандистов?
— Просто это самое надежное место. И проверенное. Мною проверенное. Там мы будем в безопасности.
— Ага, как же, — буркнул Бурцев, — будешь с тобой в безопасности. С этакой-то отметиной на лице.
Он поднес ладонь к правому глазу.
— Каволата! — пренебрежительно отозвался Джеймс.
— Что?
— Ерунда, говорю.[38]
— А вот я так не думаю. Скоро в городе начнут отлавливать всех одноглазых. А ты… Извини, но уж очень броская у тебя примета. Немцы, шпионы или гвардейцы дожа выйдут сначала на тебя, потом — на нас.
— Выйдут на меня? — Джеймс широко улыбался. — Неанке кацо![39] Ни-ког-да!
Удивительнейшая самоуверенность!
— Ты говоришь так, будто за ночь добрая половина венецианцев окривела на правый глаз, — Бурцев начинал терять терпение от того, что этот хитрец не желает осознавать очевидного. — Ты слишком заметен, Джеймс!
Киллер, по-прежнему, демонстрировал в кривой улыбке крупные белые зубы.
— Если бы меня можно было так просто обнаружить, я не стал бы лучшим брави Италии. Поверь, о моей неуловимости ходят легенды.
Бурцев молчал, скептически осматривая собеседника. Легендам он все-таки верил меньше, чем собственным глазам. Даже живым легендам. Особенно если у них есть все шансы стать мертвыми.
— Ладно уж, — хмыкнул Джеймс. — Придется открыть секрет Джезмонда Одноглазого.
Наемный убийца сдернул с лица повязку. И… и перестал быть одноглазым. Око, прятавшееся за черной полоской ткани, было зрячим и абсолютно здоровым.
— Приятно вновь взглянуть на мир двумя глазами, — проморгавшись, заявил киллер.
— Так ты… Ты не…
— Нет, конечно. Повязка — всего лишь маскировка, позволяющая вводить в заблуждение тех, кто слепо верит в одноглазого убийцу.
— Что ж, убедил, — усмехнулся Бурцев. — Потопали к твоему «Золотому льву».
Джеймс замялся.
— Э-э-э… Видишь ли, мосты еще перекрыты. К порту сейчас лучше добираться по воде.
— Ну, так поплыли!
— Боюсь, не выйдет. На всех места в гондолах не хватит.
Глава 38
Каволата! Вот уж каволата, так каволата! В самом деле, похоронная процессия уплыла давным-давно. Перевернувшиеся разбитые и изрешеченные пулями лодки потонули. На плаву оставались лишь две белые гондолы. Те, на которых приплыли венецианские гвардейцы-копейщики, Ядвига, Освальд, Бурангул, Збыслав и Дмитрий. Лодку Джеймса, Бурцева и Сыма Цзяна потопила моторка с крестом. Кондотьерская гондола, привязанная к берегу, тоже никуда не годилась: в борту и днище зияли частые пулевые отверстия. Внутри плескалась вода. Далеко на такой посудине не уплывешь. А две гондолы на десятерых — слишком мало.
— Кому-то из твоих людей придется остаться здесь, — сказал Джеймс. — Ненадолго. Мы за ним вернемся.
— Вернемся? Ты сам-то веришь в это?
Брави отвел глаза:
— Но[40]. В этом не будет нужды. Гвардейцы дожа нас опередят. Или немцы. Но кем-то нужно пожертвовать, чтобы дать возможность спастись остальным.