— В чем дело? — спросил, подъехав к нему, Эррин.
— Нюхай, — приказал Убадай, и Эррин уловил в воздухе едва заметный запах дыма. Пахло еще чем-то, напоминающим о скотном дворе.
— Ну и что это, по-твоему?
— Смерть, — прошептал Убадай. — И еще зверь — может быть, волк.
— А почему ты шепчешь?
— Мы с подветренной стороны. Он нас не чует. Лучше вернуться назад.
— Если это стая волков, мы ее разгоним. Быть может, Шире грозит опасность.
— Мне не нравится это чувство, вся кожа в мурашках. У меня хорошая кожа, она знает, где ей лучше… и не хочет идти туда.
— Мы с тобой уже охотились на волков, и на медведей, и даже на льва. Оба мы меткие стрелки. — Из-за сосен донесся вой, какого не мог бы издать ни один волк. — Хотя ты, возможно, и прав. Не надо лезть на рожон. — Эррин уже собрался повернуть коня, но тут до него донесся еще один звук — женский крик.
— У тебя нет лука! — крикнул Убадай и поскакал за ним.
Конь Эррина, выскочив на поляну и увидев огромное существо с когтями, как сабли, и ощеренной волчьей мордой, хотел повернуть назад, но поскользнулся и присел на задние ноги. Эррин вылетел из седла, а зверь вцепился когтями в шею коня. И оба животных, сплетясь, покатились по земле. Конь, лягнув зверя, отбросил его от себя и попытался встать, но хищник снова насел на него и стал терзать. Эррин, поднявшись, обнажил короткий кривой меч, который ему дал Картан — острый, как бритва, клинок сейчас показался ему детской игрушкой. Оглянувшись, он увидел Ширу. Она стояла с белым, как мел, лицом, держа в руке дымящуюся ветку. Эррин бросился к ней. Зверь медленно, неуклюже перелез через убитого коня. Встав на задние лапы, он двинулся к мужчине и женщине. Эррин загородил собой Ширу, приложил руку к пряжке ремня и шепнул:
— Оллатаир.
В тот же миг зверь как будто стал двигаться еще медленнее. Эррин подождал, когда тот приблизится к нему. Нырнул под когтистую лапу и вонзил меч в брюхо зверя.
Шира, возникнув рядом, ткнула горящей веткой в пасть чудовища. Эррин, видя, что когти вот-вот опустятся на нее, бросил меч и отдернул девушку в сторону.
Убадай, спрыгнув с седла, натянул лук, выстрелил и попал зверю в шею. Чудище опустилось на четвереньки, упало на бок и испустило дух.
Эррин обвел глазами поляну. Справа от него валялась человеческая нога, чуть поодаль лежали истерзанные останки еще одной жертвы. Убедившись, что других зверей тут нет, он опять дотронулся до пряжки и спросил Ширу:
— Вы целы?
— Д-да… — Тут она узнала его и попятилась.
— Эррин? Что вы здесь делаете?
— Ищу вас. Картан очень обеспокоен: он думает, что нанятые вами люди, очень возможно, приспешники Окесы.
— Так, видимо, и было. Но почему именно вам вздумалось спасать меня?
— Это приятная задача — если, конечно, тебе удается ее выполнить.
— Думаете, это снимет с вас вину за смерть сестры? — потемнела Шира. — Напрасно надеетесь. Вам нет оправдания.
— Я любил Диану и пошел бы на все ради ее спасения. Я не просил ее остаться и не знал, в какой она опасности. Мне все равно, верите вы этому или нет — для меня это несущественно. — Он вытащил свой меч из туши зверя, вытер его о серый мех и рукоятью вперед подал Шире. — Хотите убить меня, госпожа? Так убейте! Возьмите меч и сделайте это.
Она отвернулась.
— Я была в гневе, когда сказала Картану, что хочу вашей смерти. Я не хочу ее, но и в вашем обществе находиться не желаю.
— Выбирать вам не приходится, Шира. Я должен проводить вас в Пертию, а оттуда в Цитаэрон. Там вы сможете поступать, как вам угодно.
— Я не поеду в Цитаэрон. Я найду Окесу и лишу его жизни. Будь в вас хоть капля чести, вы сделали бы то же самое. Вы говорите, что любили Диану? Хорошо же вы доказываете это, убегая в Цитаэрон.
Эррин глубоко вздохнул, перебарывая гнев.
— В Цитаэроне мы сможем собрать армию. Здесь мы способны лишь блуждать по зимнему лесу, то и дело сбиваясь с дороги. Для избалованных девочек эта забава, вероятно, очень увлекательна, но меня она не устраивает. Соберите свои вещи. — Эррин хотел отойти, но она развернула его к себе и двинула кулаком в челюсть. Убадай сморщился, когда удар попал в цель. Обычно женщины не умеют драться, но этот меткий выпад номад оценил по достоинству. Эррин потерял сознание еще до того, как рухнул на снег.
Убадай стал на колени рядом с ним и поднял глаза на изумленную Ширу.
— Ты хорошая девочка, но сильно глупая.
11
Нуада пришел в бешенство, когда Решето запретил ему идти со спасательным отрядом. Атаман собрал для этой цели тридцать человек, и каждый нес провизию — муку, вяленое мясо и сушеные фрукты.
— Я должен показать вам дорогу, — настаивал Нуада. — Без меня вы их не найдете.
— Чтобы я да не нашел Королевскую дорогу? Погляди на себя — ты же еле стоишь. Ты не выдержишь перехода.
— Я доведу его туда, и обратно тоже, — сказал Лло Гифс. Снег повалил снова, и Лло, как и все остальные, надел на себя теплый тулуп и высокие сапоги на волчьем меху. На голову он нахлобучил капюшон, шею обмотал толстым шарфом.
Решето положил руку на плечо Нуаде.
— Каждый раз, как мы остановимся из-за тебя, будет означать еще чью-то смерть на Королевской дороге. Ты понял меня?
— Я не задержу вас, обещаю.
Лло дал Нуаде глотнуть из своей фляжки. Тот выпил и поперхнулся.
— Боги хаоса! — отплевываясь, просипел он. — Что это такое?
— Водка, которую гонят из зерна. Ну как, теплее стало?
— У меня в животе костер.
— Вот и хорошо. Пошли.
Решето шагал впереди с посохом, щупая снег, остальные молча поспевали за ним. Большинство разбойников явно не понимало, в чем смысл этой вылазки.
— Зачем ты пошел? — спросил Лло, шедший с Нуадой в самом хвосте.
— Я обещал этим людям, что приду — кроме того, они боятся Решета.
— Правильно боятся. Ты ведешь волка в овечью кошару: не удивляйся, если он будет вести себя по-волчьи.
— Меня уже ничто не удивит, Лло. Ну а ты почему пошел с нами?
Лло только хмыкнул, помогая Нуаде преодолеть обледеневший сугроб. Ветер швырял снег им в лицо, и дальнейший разговор стал невозможен. Путь, занявший у Нуады около полутора суток, отряд преодолел меньше чем за четыре часа.
Вскоре они наткнулись на первые трупы, лежащие у погасшего костра. Две женщины, старик и ребенок промерзли насквозь.
Решето сплюнул. Его косматые брови и борода обросли льдом.
— Экое дурачье! Разведи они костер на двадцать шагов дальше, вон у тех камней, все были бы живехоньки. Тоже удумали — согреться на голом месте!
Оставив тела там, где они лежали, спасатели пошли дальше и к середине дня добрались до пещеры. Там стеснилось около сорока человек; четверо были мертвы. Решето стал делить между ними еду. Два костра почти догорели, и Лло отправился в лес за дровами. Нуада, оглядев изможденные лица, увидел позади знакомую девушку. Она сидела на корточках рядом с пожилой женщиной. Нуада протолкался к ней и сказал просто:
— Я вернулся.
— Она мертва, — ответила девушка. — Умерла час назад.
Нуада взглянул на умиротворенное лицо покойницы. Ей было, должно быть, под семьдесят, и черты говорили о благородном происхождении.
— Значит, ей уже ничего не страшно, — сказал он. — Идем, мы принесли еду.
— Я не голодна.
Нуада обнял ее за тонкие плечи и привлек к себе.
— Хочешь умереть, как она? Идем со мной. — И он привел ее к Решету, который дал ей сухарей и воды в кружке.
— В пещере все не поместились, и много людей осталось под открытым небом, — сказала девушка. Решето послал своих парней прочесать лес. Лло пошел с ними. Какая-то женщина упала к ногам Решета, с тихим плачем обнимая его колени. Сконфуженный, он высвободился. Мужчины толпились вокруг, чтобы пожать ему руку. Решето, не привыкший к изъявлениям благодарности, снова вышел в метель. Его люди бороздили снег, находя повсюду мертвых…
Собравшись уже вернуться в пещеру, он услышал тонкий плач и огляделся, но рядом никого не было. Он пошарил посохом в кустах, но и там ничего не нашел и стал прислушиваться. Вой ветра заглушал все прочие звуки. Он нагнулся к земле — опять ничего. Ветер сдул снег с бугорка слева от него, и показался клочок ткани. Решето разрыл сугроб. Там лежали, крепко обнявшись, мужчина и женщина, прикрывшие своими застывшими телами завернутое в одеяльце дитя. Перед смертью, уже бессознательно, они прикрыли дитя от холода и снега. Ребенок зашевелился и сморщил личико. Решето подхватил его на руки и побежал в пещеру. Пробившись к костру, он развернул обледенелое одеяло и стал растирать маленькое тельце. У девочки, ужасно худенькой, были золотистые кудряшки.
— Акис! — гаркнул атаман. — Куда ты подевался? Ты молоко-то взял?
— Да оно почти все вышло, барон. — После того как Нуада сочинил сагу о звере, разбойники стали перенимать его манеру обращения к атаману.
— Тащи сюда, что осталось. Быстро! И подогрей.
— Да, барон.
Головка девочки приникла к плечу Решета.
— Ты что это, умирать собралась? — вскричал он. — Посмей только! — Он встряхнул девочку, растер ей спинку, и она залилась плачем. — То-то же. Плачь и живи!
— Давайте я возьму ее, — предложила одна из женщин.
— Прочь! — рявкнул Решето. Акис тем временем вернулся с теплым молоком в деревянной чашке. Решето стал поить девочку, но она не желала открывать рот. — Зажми ей нос, — велел Решето женщине. Та повиновалась, и девочка раскрыла ротик. Сперва она давилась молоком, потом стала пить. Выпив всю чашку, она снова припала головой к плечу Решета. Он хотел потрясти ее, но женщина сказала:
— Она спит. Все хорошо. Заверните ее в теплое одеяльце и дайте мне, я позабочусь о ней.
Решето не хотел отдавать ребенка, но все-таки отдал, поправив кудряшки у нее на лбу.
— Она красивая, — сказал он, — и крепкая. Люблю крепких ребят. Сколько ей? Я плохо смыслю в малых детях.
— Годика два, а может, и больше — просто она очень маленькая и худенькая.