Всадники пустили коней в частую рысь. Теперь Жак понял, почему предусмотрительный приор выбрал для начала путешествия такое, казалось бы, неудобное и непривычное время. На пустой, безлюдной дороге их не могли незаметно преследовать соглядатаи. К тому же после закрытия ворот покинуть город было совсем не легко.
Несясь во весь опор, они обошли Акру стороной и вскоре оказались у моста через реку Рикордан. Выше по течению шумела, падая с плотины, вода и стучали жернова — это работала тамплиерская мельница.
— Единственное место на много лье окрест, где можно беспрепятственно переправиться на другую сторону реки, — пояснил Сен-Жермен, — и у нас здесь назначена встреча.
Они въехали на каменный мост. Едва кони достигли его середины, как от толстого ствола большого раскидистого дерева, растущего на противоположном берегу, отделился силуэт всадника. Вороной першерон, черный сюрко[3] и черное седло делали его похожим на Черного Тамплиера из знаменитой легенды. Поперек седла всадник держал большой богато инкрустированный арбалет. Жак и Робер непроизвольно осадили коней и схватились за мечи. Однако, когда всадник приблизился на расстояние нескольких шагов, выяснилось, что это тайный посланник Чингисхана, глава гильдии киликийских вольных каменщиков, мастер Григ.
— Фух, вы бы хоть предупреждали, мессир, — облегченно выдохнул Робер, — а то тут всякая чертовщина в голову лезет…
«Тоже испугался, хоть и рыцарь», — позлорадствовал Жак.
— Здравствуйте, достопочтенный! — воскликнул Сен-Жермен.
— Так вот, значит, как все задумал наш мессир, — пробурчал арденнский рыцарь, вкладывая в ножны меч. — Сразу убить не двух, а даже трех зайцев: пустить возможную погоню по ложному следу, встретиться с вами в безопасном месте да к тому же и приглядеть, не отправлен ли вслед за нами шпион…
Кони киликийца и арденнского рыцаря тоже узнали друг друга. Ветер Робера наклонил голову, неприязненно всхрапнул и сделал правым копытом роющее движение. Лаврентиус-Павел мастера Грига громко втянул воздух обеими ноздрями, фыркнул и тонко, недовольно заржал.
— Ты прав, брат Робер, — кивнул приор. — До рассвета далеко, а если кто-то отправлен из города в замок Рикордан, к Фридриху, с сообщением о нашем отъезде, то этого места ему не миновать. Так что устроим засаду.
Они съехали с дороги и укрылись за тем же самым деревом, за которым их ожидал мастер Григ.
— Отличное место! — оглядевшись, поцокал языком Робер, — лучше не придумать. Под деревом хоть рыцарский отряд поставь — с дороги ничего не разглядишь. Зато любого, кто скачет из Акры, видно как на ладони еще за полполета стрелы до моста…
— Тише, брат-рыцарь, — прошептал Сен-Жермен, — кажется, я слышу стук копыт на дороге.
Приор оказался прав. Вскоре со стороны Патриарших ворот раздался мерный цокот копыт, и из-за холма появилась, быстро приближаясь, фигура всадника.
— Позвольте мне, мессир, — снова вытянул меч де Мерлан. — В Акре нет такого коня, чтобы от Ветра ушел.
Скакун, словно подтверждая слова хозяина, нетерпеливо всхрапнул…
— Погоди, брат Робер, — остановил его приор, — стычка пока не входит в наши планы. Мастер Григ, — обернулся он к вольному каменщику, — не желаете ли вы продемонстрировать свое искусство стрельбы из арбалета?
— С удовольствием, мессир! — ответил киликиец, с натугой взводя рычагом тугую короткую тетиву.
Сен-Жермен удовлетворенно кивнул:
— Только очень вас прошу оставить его в живых. Хотелось бы знать, какие планы вынашивают наши противники.
— А вдруг это мирный путник? — спросил у Робера Жак. — А мы его вот так, ни за что ни про что…
— Скачущий во весь опор, в полночь, из Акры, где все ворота заперты, в сторону Рикорданского замка, где сейчас находится император Фридрих? — Робер сочувственно поглядел на приятеля. — Воистину в такой ситуации разве что можно предположить, что он просто хочет передать императору от нашего патриарха пожелания доброй ночи…
Всадник с разгону влетел на мост. Мастер Григ приложил приклад арбалета к плечу и начал поворачиваться, сопровождая цель. Стукнула, освобождаясь, тетива. Свистнул в воздухе арбалетный болт.[4] Конь незнакомца всхрапнул, высоко вскинул круп, выбросил, словно катапульта, седока и, перевернувшись через голову, кубарем покатился по придорожной траве.
— Вперед! — крикнул приор.
Рыцари, дав шпоры лошадям, выскочили из-под дерева.
— Не особо удачный выстрел, мэтр! — покачал головой Сен-Жермен. — Вы попали точно в круп. Конь с перепуга потерял равновесие, не удержался на ногах и сломал себе шею.
— Я ведь ни разу в жизни не участвовал в настоящем бою, мессир, — извиняющимся тоном отвечал киликиец. — Кто же мог подумать, что, если стреляешь в подвижную мишень, нужно брать такое большое упреждение…
— Да господь с ним, выстрел не так уж и плох, — ответил дипломатичный приор, — во всяком случае, то, что от вас требовалось, вы сделали. Что касается всадника…
— Ба! — воскликнул де Мерлан, подойдя поближе к неподвижному телу. — Это не Святая земля, а какая-то большая деревня, вроде моего родного Ретеля. Куда ни ткнись, везде знакомые лица.
— Вы что, знаете этого человека? — спросил приор.
Жак подошел поближе. Перед ним, раскинув руки, закрыв глаза и устремив четко очерченный юношеский подбородок навстречу почти достигшей зенита половинке луны, лежал бывший парижский студиозус, ныне приближенный императора Фридриха, Николо Каранзано, с которым друзья познакомились во время плавания в Святую землю.
Робер осторожно ткнул его в бок носком сапога. Флорентинец застонал.
— Жив! — обрадовался Робер. — Что будем делать, мессир?
— Мы не можем здесь больше задерживаться, — ответил Сен-Жермен. — Мастер Григ, похоже, именно у вас самый сильный конь. Не могли бы вы повезти этого молодого человека? Мы заберем его с собой, а когда он очнется, решим, что с ним дальше делать.
— Кажется, у него сломана нога, — озабоченно сказал киликиец. — Я в юности учился на лекаря и немного разбираюсь в подобных вещах. Прошу вас, друзья, помогите мне положить его на спину Лаврентиус-Павла.
— А как поступить с его лошадью? — спросил Жак. — Если ее найдут на дороге, то могут выйти и на наш след.
— А вот за это не беспокойся, брат-сержант, — Робер крякнул, поднимая студиозуса на круп капризно храпящего першерона. — Выдерну стрелу, а об остальном позаботятся местные жители. Времена сейчас голодные, так что не успеет взойти солнце, как в десятке окрестных очагов уже будет булькать похлебка и шипеть жаркое из свежей конины. — Эх, Ветер! — Рыцарь похлопал по шее своего жеребца. — Да убережет нас с тобой Господь от столь незавидной участи…
Перекинутый через круп Каранзано снова громко застонал.
— Он уже приходит в себя, — обеспокоенно произнес мастер Григ, — давайте-ка пришпорим коней! Юноше нужно как можно скорее наложить шину, чтобы он не остался калекой на всю жизнь.
Всадники, не возвращаясь на мост, поскакали на шум запруды.
— Последняя предосторожность, — пояснил Сен-Жермен. — Чтобы исключить любую погоню, я попросил великого магистра, своего давнего друга Пере де Монтегаудо о помощи, и мы возвратимся обратно на тот берег по дамбе тамплиерской мельницы. Брат-сержант, который за ней присматривает, получил необходимые указания. Этой ночью он будет спать, как мышь, и потом даже на исповеди сможет побожиться, что ничего не видел и не слышал.
Жак за все время пребывания в Святой земле не заезжал вглубь страны дальше ливанских предгорий в окрестностях Тира. Теперь же он с удивлением наблюдал, как с каждым лье местность менялась прямо на глазах. Плодородную прибрежную равнину сменила скалистая земля, густо поросшая странной растительностью, — растущие вразнотык невысокие деревья самых непредсказуемых форм торчали среди скалистых обломков, словно встопорщенная шерсть у мокрой кошки. Лишь изредка бесконечные заросли этого то ли маленького леса, то ли высокого кустарника прерывались черными прямоугольниками обработанных полей да ровными рядами оливковых, апельсиновых и смоковных рощ.
На подходе к постоялому двору приор остановил отряд напротив одной из рощ и подал условный знак. Из-за деревьев тут же появились всадники, и к путникам подъехал брат Серпен:
— Я уж думал отправлять вам навстречу разъезд, мессир! Близится рассвет…
— Нас задержал пленник, — ответил Сен-Жермен, — он ранен и требует немедленной помощи. Дайте команду, брат-рыцарь, двигаться поскорее.
Местом встречи с караваном был определен постоялый двор Аббаса. Этот прячущийся за высоким забором не то франкский странноприимный дом, не то сарацинский караван-сарай, более напоминающий хорошо укрепленное тамплиерское командорство, пользовался одновременно и доброй, и дурной репутацией. Из рассказов брата Серпена Жак знал, что хозяин этого места, Аббас, был человек неизвестного происхождения и вероисповедания. Одни говорили, что он бывший тамплиерский туркопол[5], по выслуге лет ушедший на покой, другие, — что это принявший ислам нормандский рыцарь, долгие годы возглавлявший разбойничью шайку, которая держала в страхе южные пограничные земли. Правда это или нет, выяснить было невозможно: все лицо его было покрыто шрамами, и никто ни разу не видел, как и кому этот человек молится. Для пилигримов, незнакомых с Востоком, его постоялый двор легко мог стать местом последнего приюта — чужак здесь считался законной добычей. Зато любой вооруженный человек, живущий в Палестине — неважно, франк или сарацин, — заплатив за постой, мог чувствовать себя в полной безопасности. Аббас немедленно пресекал любые попытки обнажить оружие и в отношении дел своих гостей был нем как рыба. Зная о странном кодексе хозяина, многие местные владетели — и христиане, и мусульмане — часто приезжали сюда на тайные переговоры.