зно объявил: — А со вниманием бы отнестись-то надо ко словам моим. Пора начать и суд вершить над этими бедовыми головами! — заявил посадник и поведал суть ссоры волховчан. Охотились в лесу на одного зверя два соседа, зрелых словенина, и не поделили добычу миром. Оба требуют себе ценную шкуру зверя. И рассердился первый на второго за корысть. Разодрались бедовые да поведали ссору сыновьям своим, и началась война промеж семьями. Второе лето длится война, и все больше людей вовлекается в разбой. Мало того, что кого-то побьют, так ведь то быка уведут и заколют у соседа, лишь рога подбросят хозяину; то огород перетопчут, лишив урожая всю семью. И все это тайно делают, чтоб варязи-русы не узнали да суровый суд не совершили над бедовыми, — качая головой, завершил Гостомысл свой рассказ и посмотрел на Рюрика. — Ну как, будешь судити бедовых? спросил он.
Рюрик хмурился, слушая рассказ про обиженного словенина, и распорядился, не посмотрев на Гостомысла:
— Мой мудрый Дагар! Разбери спор этих людей и накажи того, кто больше выгоды извлек из долгой ссоры. Суд будешь вершить при собрании всех самостоятельных хозяев Новгорода. А пока надо выделить питание для семьи пострадавшего словенина, — хмуро проговорил князь и спросил Гостомысла: — У крыльца, что ли, ждет обиженный-то?
Посадник удивился догадливости сына и под общий смех сознался:
— Ждеть бедовый у твоего крыльца… Истец ушел довольный, неся в корзине вяленую рыбу, отварную конину, несколько десятков яиц да небольшой мешочек муки…
Дагар занялся поисками виновного не торопясь.
Взял в помощь несколько дружинников из своей тысячи и объяснил им, как надо установить слежку. Дружинники погоревали немного: не хотелось ввязываться в ссору словен, но делать нечего — правду надо защищать, не то повсюду верх возьмут зло и жадность. Разделились варяги на группы, надели на себя крестьянские одежды, подрезали волосы и, став «словенами», ходили по селению и слушали вести о той и другой семье.
Целое лето присматривались дружинники к спорщикам и проведали следующее: виноват в ссоре тот, кто потребовал себе ценную шкуру при дележе. У того и сыновей — пятеро, и дела они свои справляют в три раза быстрей и оборотистей, чем первый, но всегда им всего мало и всегда с кем-нибудь да задираются. Сыновья все взрослые, но в самостоятельные хозяева никак не выберутся. То для одного лошади не хватает, то для другого сохи нет — так и не получается свое отдельное хозяйство. Злит это их, мучает, а как достичь блага миром — не ведают. Вот и пускают в ход то кулаки здоровенные, то дубинки. На днях такую драку, напившись медовухи, устроили, что ратникам Дагара пришлось применять те способы защиты, которым обучал когда-то их Рюрик.
Раскидали драчунов в разные стороны, скрутили им руки и строго наказали молчать. Послали к старейшине села за подводой, погрузили всех и повезли в Новгород вместе с отцом, зачинщиком всех бед. Односельчане приоткрыли рты, когда узнали, что пришельцы-крестьяне оказались варягами-россами Рюрика, которые будут вершить суд над бедовой семьей. Чуть ли не всем селением хотели сразу повалить в город, но старейшина сказал, что о суде «дозорный известит особо, когда какой-то там Дагар во всем разберется сам». Односельчане покачали головами и стали обсуждать новость. Единства в суждении не было. Кто обвинял первого, кто второго, кто-то понимал, что виноваты оба: чегой-то им вздумалось одного зверя ловить? Неужто никто не догадался уступить!.. И так горел спор до тех пор, пока не приехал дозорный и не сказал:
— Завтра суд над семьей Ерошки.
И заторопились в путь все самостоятельные хозяева селения. Всем надо было знать, чего стоит Рюрикова правда.
В Новгороде же по поводу столь шумного события тоже суждений хватало, и всякий, кто мог думе верный ход определить, молвил недолго, но обстоятельно. А чаще всего глаголить начинали с одного, да кончали другим…
И вот на той же поляне, освещенной, как и в то памятное лето, когда нарекли Рюрика великим князем, четырьмя небольшими кострами, кто на шкурах, кто на бревнышках заседали самостоятельные хозяева Новгорода и селения Волхова, две семьи которого прославились на весь край своей жестокой ссорой.
В центре поляны стоял стол, за которым сидели Дагар и его два основных помощника. По правую сторону от стола стоял Ерошка с сыновьями, по левую сторону-истец Фока со своим старшим сыном.
Суд начал вести сам Рюрик.
Окинув хмурым взглядом собравшийся люд, он заговорил глухим хворым голосом:
— Второе лето идет молва от Волхова до Новгорода, что две семьи словенские лад потеряли во время охоты на куницу. Вы все ведаете, что потребовал один из них, а что другой, когда увидали, что их стрелы смертельно пронзили одного и того же быстрого зверька. Вы все ведаете, чем закончился их спор. Я дал наказ военачальнику меченосцев Дагару разобраться в войне соседей и наказать того, кто имел большую выгоду от долгой ссоры, и прекратить месть. Дагар разобрался в деле и нынче изречет свое решение. Рюрик поклонился народу и отошел к столу, из-за которого тотчас же вышел знаменитый меченосец рарогов.
— Я буду спрошать спорщиков, а вы памятуйте их ответы, — сказал Дагар.
Народ закивал головами, а кое-кто проговорил:
— Верно! Во-во! Давай при нас!..
— Войдя в лес, помянули ли вы бога Велеса? — спросил Дагар сначала Ерошку, а затем Фоку.
— Да! Да! Да! — ответили оба, чем порадовали заседателей.
— Почему же вы оба в лесу не вспомнили его заветов: уступи добычу тому, кто больше в ней нуждается, либо оставь добычу на месте — бог Велес сам найдет, кому ее отдать? — жестко проговорил Дагар, оглядывая волховчан.
Ни тот, ни другой на это ничего не могли сказать.
— Вы не ведали про заветы бога Велеса? — угрюмо спросил Дагар.
— Ведали! — так же угрюмо отозвались спорщики.
— Но не последовали им, — нахмурившись, сделал вывод Дагар и объявил свое первое решение: — И за это оба заплатите по две гривны серебра в общинную казну вашего селения.
По рядам заседателей пронесся одобрительный гул.
— Далее! — воскликнул Дагар и поднял руку, восстанавливая тишину. Почему вы оба разгласили ссору своим семьям? Разве не глаголет Лель своими заветами: потуши пожар гнева в себе сам и не оброни нигде его искру? — яро спросил он волховчан, оглядывая их.
— Глаголет! — хмуро пробубнили спорщики, ожидая суровой меры наказания. Заседатели затихли.
— За то, что не последовали заветам Леля, заплатите оба в общинную казну своего селения еще по три гривны серебра, — объявил знатный варяжский дружинник свое второе решение.
Заседатели на сей раз молча восприняли решение Дагара и, затаив дыхание, приготовились внимать самому страшному.
— Селянин Ерошка! — резко зазвенел голос варяга-меченосца. — Ты ведал, что у селянина Фоки только один взрослый сын и трое малых? — спросил Дагар зачинщика ссоры, презрительно окинув его быстрым взглядом.
— Ведал… — шепотом ответил еще минуту назад бравый Ерошка, но его услышали.
— И все твои пять сыновей, — спокойно спросил Дагар и, указывая на здоровых словен, повесивших свои буйные головы, презрительно добавил: Постоянно задирались то с Фокой, то с его сыновьями, не оставляя в покое и малых. Так я глаголю или нет, селянин Ерошка? — грозно спросил Дагар волховчанина.
Ерошка заплакал.
Заседатели возмущенно зашумели.
— Я спрашиваю: понятно, селянин Ерошка? — громко спросил Дагар.
Ерошка заплакал еще сильней.
— Полно мокроту-то разводить! — закричали заседатели. — Ране бы слезы-то лил!
— Чаю, гривны жаль…
— Копил-копил, бедный, для сыновей, а тут все и отдать придется… раздавались сочувственные возгласы односельчан.
Дагар поднял руку. Заседатели затихли.
— Селянин Ерошка, чьи руки первыми ударили в драке: твоих сыновей или Фоки?
— Ну да, Фошки! Где ему! Тако мы и дадим ему упредить! — не выдержал один из сыновей Ерошки.
Все возмущенно загудели, а кое-где послышался и смех:
— Выдал отца, дурья башка…
— Вот и выплачу все из твоих гривен! — рявкнул на прыткого буяна Ерошка. Все замахали руками:
— Хватит их спрошать!
— Хватит! Будя!
— Хватит! Довольно!..
— Видати, каков гусь! — кричали новгородцы.
— Оглашай решение, Дагар! — приказал Рюрик, вняв настроению заседателей.
Главный судья поднял руку, и воцарилась тишина.
— В долгой тяжкой ссоре виновны оба, — четко и внятно проговорил Дагар и сурово продолжил: — За это они и заплатят. Но в большей доле виноват селянин Ерошка, — провозгласил свое решение Дагар и продолжил: — И все его пять сыновей будут наказаны так: десять гривен серебра они внесут в казну своего селения, десять гривен отдадут семье Фоки за гибель урожая, двадцать гривен внесут в казну дружины Рюрика за то, что великий князь назначил по их делу суд и отвлек дружинников от ратных дел, — громко перечислял первый меченосец и оглядел притихших заседателей. — В случае же дальнейшей ссоры, ежели будет установлен единственный виновник, — медленно продолжал Дагар в напряженной тишине, — то зачинщика насильно переселим в холодные края, к дикому зверю поближе. А старейшина селения окажет помощь нам и проследит за выплатой серебра ответчиком, — завершил знатный меченосец свою правую речь и оглядел хмурым взглядом еще раз заседателей. Все молчали.
— Верно ли свершил я суд? — спросил у заседателей немного погодя Дагар.
Мужчины-заседатели угрюмо оглядели варяжского меченосца, истца, ответчика с ватагой сыновей и громко, хором ответили:
— Да! Да! Да!
— Чтите заветы наших богов, ибо мудрость их всеобъемлюща и всегда поможет свершить верный поступок! — сказал на прощание Дагар и поклонился заседателям…
И пошла с тех пор молва, что правда Рюрика сильна, но дорога и заставляет блюсти себя и чтить богов с их заветами. И поутихли на время буйные головы; и не перечили больше сыновья отцам своим, и призадумались девицы о своеволии душ своих и неразборчивых умыкиваниях с сыновьями Ерошки под пушистыми ветвями ракитника. А другие юнцы призадумались: не пойти ли в дружину варяжскую? Вроде ожил князь, поход, глаголят, на север затевает: чудь заволочская, что к Камням ближе живет, что-то тревогу бьет. Кто-то там ее беспокоит, а она — Рюрика…