Выше уже упоминались загадочные три буквы на кирпиче из церкви Успения на Волотовом поле. Возможно, понять смысл их появления рядом с рисунком трех воинов в ладье может помочь «Азбучная молитва» Константина Преславского, пользовавшаяся чрезвычайно широкой популярностью в древнерусской письменности. Если выписать из нее значения трех букв, то мы получим следующие фразы:
Иже ищеть ев(а) нгельска слова…
ω чьстьная прѣс(вя) тая Троице, печаль мою на радость прѣложи.
О(ть) че, с(ы) не и прѣс(вя) тыи д(оу) ше…[309]
Если Иже соотносится с поиском евангельских слов, то как о, так и омега упоминяются в связи с Троицей. Не исключено, что автор рисунка не случайно написал рядом две последние буквы, намекая на это одно из ключевых понятий христианской религии. Троица, как известно, состояла из Отца, Сына и Святого Духа. Если предположение о том, что на кирпиче был изображен Рюрик, Синеус и Трувор, верно, то тогда загадочная надпись могла намекать на их деда Гостомысла и трех его внуков. Если принять во внимание, что Рюрик, как будет показано ниже, являлся носителем Рарога, которого в какой-то степени можно было сопоставить со Святым Духом новой религии, то возникает определенная аналогия как в отношении родства (в христианском отец и сын, в языческом – дед и внук), так и присутствия в обоих случаях одного из наиболее мистических понятий обеих религий. Как уже отмечалось, это всего лишь предположение, но если оно соответствует действительности, то этим объясняется как желание автора рисунка сделать максимально непонятным письменный намек, так и то, что изображение с самого начала не предназначалось для людских глаз. Следующее из этого сопоставление Рюрика с Иисусом Христом могло бы показаться невероятным, однако выше мы уже видели аллюзию по этому поводу, и в пользу того, что Рюрик действительно обожествлялся современниками, свидетельствуют приводящие ниже материалы. Совершенно независимо от изображения на волотовском кирпиче один из белорусского вариантов «Голубиной книги» дает совершенно неожиданный ответ о первенстве Балтийского моря над остальными морями:
С морскими кораблями образ Иисуса Христа не связывается ни в Библии, ни в апокрифах. Очевидно, что у отрезанных от моря белорусов подобная необычная черта вряд ли могла появиться случайно. В исследовании о данном духовном стихе я предположил, что это представление могло возникнуть в результате того, что свои морские походы ране совершали под священным знаменем Святовита, символизировавшем присутствие божества. Этот пример показывает, что в перенесении библейских образов на реалии Варяжскому моря для «двоеверного» сознания не было ничего невозможного.
Сохранившиеся источники позволяют констатировать, что рано возникшая ободритская правящая династия имела не только политические, но и религиозные основы. Выше уже отмечалось, что в ряде западнославянских языков слово князь обозначает одновременно и священнослужителя, в языческое время – жреца. Это показывает, что до принятия христианства глава племени совмещал в своих руках одновременно светскую и религиозную власть. Однако только у живших на территории современной Германии славян слово князь обозначало также и бога. Уже в «Магдебургских глоссах» XII в., в которых впервые в Германии письменно фиксируется слово knez, оно переводится как «(небесный) господь, бог» (knize – domine, knize boch nas), причем действительное наличие такого значения данного слова подтверждается в. – луж. выражением boh ton knjez[311]. В высшей степени показательно, что ни в одном другом славянском языке слово князь не имеет значения бог[312]. Данный чрезвычайно важный лингвистический факт показывает, что обожествление земных правителей имело место только у той части западных славян, которая жила на территории современной Германии. Это лингвистическое наблюдение помогает понять записанную Гельмольдом речь Никлота. Когда немецкий герцог начал побуждать зависимых от него славянских правителей принять христианство, князь ободритов выступил с неожиданным встречным предложением: «Бог, который на небесах, пусть будет твой бог, а ты будешь нашим богом, и нам этого достаточно. Ты его почитай, а мы тебя будем почитать»[313]. С учетом вышесказанного эти слова следует расценивать не как верноподданническую лесть, а как перенос на герцога традиционного представления ободритов о своих правителях. Упорная борьба Никлота с немцами, закончившаяся его гибелью, снимает с него подозрение в готовности из лести и низкопоклонства обожествлять своих поработителей. Слова Гельмольда о том, что герцог прервал ободритского князя бранью, также показывают, что он воспринял слова Никлота отнюдь не как верноподданническую лесть в свой адрес. В этом контексте весьма интересно и имя отца Рюрика. Наиболее близкие к описываемым событиям каролингские писатели дают латинизированную форму Godelaibus[314], в Гюстровской оде 1716 г. оно дается в форме Godlaibum, а у С. Бухгольца оно упоминается как Godlieb[315]. Судя по всему, все это является искаженным немецким словосочетанием «божье тело» (Gott – «бог», leib – «тело»). Неожиданную параллель этому и притом относящуюся к той же эпохе мы видим в рассказе «Деяний данов» о победе Рагнара над королем Геллеспонта, приведенном выше в связи с рассмотрением достоверности известия Иоакимовской летописи о выданных за соседних правителей дочерях Гостомысла. Само имя Дион было известно еще со времен Античности и означало на греческом «божественный». Как имя Годтлиб, так и имя Дион недвусмысленно указывает на связь с божеством его носителя. То обстоятельство, что в случае с Дионом одно и то же имя носил как король Геллеспонта, так и его сын, говорит о передачи божественного статуса по наследству. В высшей степени показательно, что как у ободритов, так и на Западной Двине этот статус фиксируется у потомков правителей Прибалтийской Руси.
Вполне возможно, что имя правителя Геллеспонта звучало не Дион, а Дий. Следует отметить, что в английском переводе оно дается в форме Dia. Ниже будет показано индоевропейское происхождение данного корня, а пока отметим случаи его упоминания в древнерусской литературе. На основании выражений «Дiа дьжда рѣши быти» и «Именовахоу Дiа небо» Н. М. Гальковский пришел к выводу, что в переводной литературе под Дием подразумевалось божество дождя и неба, Зевс греческой мифологии. Однако, чуть далее отмечал исследователь, «у нас это слово употреблялось в значении языческого бога вообще»[316]. Вместе с тем древнерусское поучение против язычества «Слово Григория Богослова» упоминает данное божество в паре со своей женской ипостасью: «Овъ рѣку богыну нарицаеть, и звѣрь живущь в нем, яоко бога нарицая, требу творить. Овъ дыю жьреть, а дроугыи Дивии»[317]. Наконец, цитированное выше «Слово и откровение святых апостолов» упоминает Дия наряду с языческими богами Перуном, Хорсом и Трояном, трактуя их как обожествленных правителей древности. Однако полностью признать это имя заимствованным славянами из античной мифологии мешают данные гидронимии. Так, например, пограничная р. Дыя между Моравией и Австрией[318] обязана своим названием народной речи, а не знакомством с трудами греческих авторов.
Интересующий нас корень встречается в надписи на свинцовой крышке, сделанной тайнописью. Сама крышка была найдена в Новгороде на Ярославовом дворище в слое XIV в. Расшифровавший ее надпись В. Л. Янин отметил, имя библейского бога Саваофа в ней заменено словом ΔΑНΟС, причем такая замена изредко встречается и на амулетах-змеевиках. Ученый не только соотносит это имя с Дивом «Слова о полку Игореве», но и с другими памятниками древнерусской литературы: «Имя божества ΔΑНΟС, ΔОНΟС хорошо объясняется из Паисиева сборника, где говорится о Дыевом служении. <…> При таком фонетическом осмыслении слова ΔОНΟС (ΔΑНΟС) оно должно звучать как “дыос”. Если идти от противного и попытаться передать “дыос” греческими буквами, никакого другого оправданного способа выражения, кроме употребления ОН (или ΟΩ), найти нельзя. Правильность сопоставления ΔΙΟС – “дый” находит подтверждение в рукописи XVI в. “Слово и откровение святых апостол”…»[319]
Данных об обожествлении также и Гостомысла у нас нет, однако выше уже приводилось сообщение «Повести о Словене и Русе» о том, что старший сын князя Словена «Волхов бесоугодник и чародей» «в бога сел». Фольклор других славянских народов, наделяя своих правителей сверхъестественными свойствами, их при этом не обожествляет. Данное обстоятельство не только в очередной раз подчеркивает тесные связи ильменских словен с западными славянами на территории Германии, но и допускает возможность того, что и у первых существовала традиция обожествления своих правителей. Даже если сомневаться относительно известия Иоакимовской летописи о неоднократном обращении Гостомысла при выборе преемника к вещунам, сообщение Ибн Руста о господстве у русов над царем волхвов-«знахарей», равно как и данные о силе влияния этого сословия в Новгороде, вне сомнений. Как показали В. Л. Янин и М. Х. Алешковский, этим влиянием волхвы обладали еще до призвания Рюрика. Нечего и говорить, что в свете всего приведенного выше материала вопрос о том, кого именно эти волхвы посоветовали соплеменникам призвать на княжение – скандинавского конунга или прямого потомка славянского бога, весьма вероятно обожествленного лично, – является чисто риторическим.