И прежде чем продолжить рассказ о первых Рюриковичах, нам стоит прояснить, уточнить смысл, значение некоторых важных для нас в дальнейшем понятий.
Каким было воспитание Рюриковичей и что оно продуцировало, какие социальные отношения, какую психологию? Из летописных источников явствует, что поворотным моментом в жизни мальчика являлся особый обряд — «постриг»; сохранявшийся и после принятия христианства. Постриг справлялся, когда ребенку исполнялось три-четыре года, и включал ритуальное сажание на коня и воинскую прическу — «косицу», «прядку». В поэме Некрасова «Кому на Руси жить хорошо» отец сажает «на Бурушку» маленькую девочку, «и вывел из младенчества по пятому годку». Идет ли речь о рудименте приема в воинскую корпорацию, переосмысленном и сохранившемся в самое позднее время?.. Возможно, символическое сажание маленького княжича на коня и наделение прической воина должны были обозначать как бы некую «изначальную», почти «наследственную» принадлежность маленького Рюриковича воинскому объединению и освобождали мальчика от «настоящих», болезненных и унизительных испытаний, сопровождавших «прием в дружину». После пострига мальчик переходил из женских рук в руки воспитателей-мужчин. Симптоматично, что даже поздние русские летописи отнюдь не всегда указывают мать княжича, чаще всего ограничиваются указанием отца-князя. Мать называлась лишь в случае своей особой значимости; такими «случаями» безусловно являлись династические браки, означавшие военно-дипломатические союзы правителей. Вероятно, только в подобных случаях князь как-то контактировал со своим «материнским родом». Так известно, что после гибели отца и безуспешных попыток закрепиться на одном из русских княжений Георгий Андреевич отправляется в царство Картли (территории современной Грузии) и поступает на службу к царю Давиду, впоследствии даже вступив в брак с его дочерью Тамар (известной «царицей Тамарой»). Но при дворе Давида уже служили половцы, вероятнее всего, родичи бабки Георгия Андреевича; ведь отец его, Андрей Боголюбский, приходился сыном дочери половецкого правителя, именуемого в русских летописях Аэпой. Можно предположить, что в судьбе Георгия Андреевича сыграло роль это самое «материнское родство»; в данном случае, даже «бабкин род»…
Особая роль в воспитании маленького княжича принадлежала «пестуну». Такими «пестунами» были упоминаемый в связи с Александром Невским Яким и, вероятно, боярин Мирослав, спутник маленького Даниила Галицкого. Едва ли «пестун» аналогичен античному рабу-«педагогу». Вероятнее всего, речь идет о свободном и даже знатного происхождения человеке. Возможно также, что «пестун» исполнял при маленьком княжиче функции воеводы, воинского предводителя, а также и функции формального правителя. Поскольку, согласно летописным свидетельствам, совсем маленьких Рюриковичей отцы отправляли в походы и «сажали на княжение». Вот что, в частности, говорит об этом А. В. Экземплярский в своем труде «Великие и удельные князья Северной Руси в татарский период» (Спб., 1889): «В древней Руси, за отсутствием теоретического воспитания, княжичей весьма рано старались направить на путь практической деятельности. На это указывает, между прочим, и только что помянутый обряд постриг, после которого княжич считался как бы уже принадлежащим к семье ратных людей. Княжичей, когда они были еще отроками, посылали нд княжение, брали в походы и т. д., но в этих случаях к ним назначались руководители из бояр». Так, Ярослав Всеволодович, внук Юрия Долгорукого, начал свою «военно-политическую деятельность» пяти лет, а его сын, известный Александр Невский, — восьми… В этом контексте достаточно беспрецедентным представляется «матриархальное» правление Ольги, мотивированное в летописной традиции тем, что сын ее — «детеск», малолетний. В сущности, Ольга осуществляла при малолетнем сыне функции полководца и формального правителя. Не вследствие ли ее «жреческого» происхождения (о котором мы уже упомянули выше) и сделался возможным подобный «матриархат»?..
Повторим еще раз, что «основной единицей общества» в средние века являлась не «личность» и не «семья», а «род-клан». На «роды» членились славянские племена южной Руси. Вероятнее всего, упоминаемые в русской летописной традиции поляне, древляне, вятичи, кривичи, радимичи и проч. — это все же племенные или родовые самоназвания. Как же протекала жизнь подобных образований? Наверное, для понимания подобного образа жизни полезны книги, аналогичные книге Этторе Биокка «Яноама» — о жизни индейского племенного объединения Яноама в бассейне Амазонки. Итак… Племенное объединение членится и дробится на родовые объединения; только началось формирование вокруг «вождя» корпоративного воинского сословия; не сформировался еще и институт частной собственности; земледелие — общинное, подсечное и залежное, то есть выжигают травы и корчуют деревья для «освобождения» земли, землю рыхлят, еще не пашут, почва быстро истощается, нет системы отдыха поля «под паром»; вследствие истощения почвы «род» переходит, «перекочевывает» на другое место; жизнь весьма «немирная», протекает в постоянных спорах и вооруженных столкновениях разных «родов», в которых принимают участие и женщины и дети; жизнь не отрегулирована правом и законами; в сущности, господствует «право силы» в наичистейшем виде… Какие же изменения вносят в подобную жизнь «пришельцы», имеющие уже сформированное воинское сословие? Устанавливается, пусть и грубоватое, но «право». Корпоративное воинство, дружина, «смиряет» родовых вождей, прекращает хаотические стычки и столкновения; устанавливается нечто вроде налогообложения — «сбор дани»; «род» более или менее защищен от «бесконтрольного грабежа» (но, впрочем, и лишен возможности пограбить самому)… Средневековые «пришельцы» — болгары, норманны — «покоряют» не каким-то «культурным превосходством», не наличием у них каких-то «государственных институтов», а именно наличием воинского сословия, «дружины», стимулирующей дальнейшее развитие и преобразование общества. В дальнейшем роль, аналогичную роли первых Рюриковичей, сыграют монголы на Руси и сельджуки на Балканском полуострове, принеся на место «дружинных корпораций» прототип регулярной армии…
В русской летописной традиции часто употребляется понятие «город». Так, Олег, захватив Киев, начинает «ставить города». Но что же такое «город» раннего средневековья? Прежде всего, это укрепленное поселение. Центром его, судя по всему, является своеобразный «жреческий комплекс» и жилище правителя; правитель может совмещать функции правителя и жреца (вероятно, так обстоит дело в случаях Олега и Ольги). Жилище правителя и есть «высокий дворец», о котором говорил информатор ибн-Фадлана. «Высота», вероятно, достигалась за счет «терема», которым (по Н. Воронину, например): «…называли шатровую гранную или округлую коническую сень, поставленную над чем-либо; теремом называли также лестничную башню для входа на хоры… также, возможно, крытые первоначально остроконечной кровлей. По всей вероятности, сени (или лестничная клетка, вводившая на них) увенчивались особой вышкой с шатровым верхом, выделявшим центральную часть дворцового ансамбля…» Высокий теремной верх, вероятно, окрашивался ярко, золотился или серебрился. По всей вероятности, и в «городе» сохранялась «родо-клановая» структура общества — «роды» имели фиксированные места поселения, выделялся «дом главы» и вокруг — «дома» — жилища «подсемейств» рода. Вокруг «жреческого комплекса», возможно, группировались «безродные», «сироты», оставшиеся без рода, лишенные рода, впоследствии они группируются вокруг церковных и монастырских комплексов. В сущности, город должен быть центром торговли и развития ремесел. Но даже в XIII веке Киевская Русь представляется Рубруквису «неторговой землей». В IX–X веках торговля преимущественно меновая. Основная функция «города» — защита и обслуживание правителя (именно вследствие этой «обслуживательной» функции и развиваются в «городах» ремесла).
В рамках «рода» оформлялись полигамные брачные союзы. Полигамной была и княжеская семья. Христианство не в состоянии оказалось «совершенно» ликвидировать полигамию. Разновидность своеобразной «субполигамии», наличие двух, трех «жен» (причем, речь идет именно об упорядоченном, а не о «блудном», беспорядочном сожительстве) зафиксировал Григорий Котошихин, описывающий уже Московскую Русь в царствование… Алексея Михайловича… В больших княжеских семьях мальчики рано входили в дружинные корпорации, отсылались «на княжения» и в походы. Братья вполне могли даже и плохо знать друг друга. Это, впрочем, вполне естественное положение и для скандинавских земель и для Западной Европы. Церковь ограничила число браков, уже нельзя было заключить одному лицу несколько брачных союзов; причем было ограничено число браков даже в случае смерти одного из супругов. Потомство от четвертого (вариант: от третьего) брака уже полагалось незаконным. Но в народном сознании «полигамные принципы», как мы уже заметили, сохранялись очень долго. Например, так называемый Лжедмитрий являлся в глазах церкви совершенно незаконным претендентом на престол, ведь он был рожден от какого-то там послепятого брака Ивана Грозного. Но в глазах народа это был совершенно законный претендент, рожденный от «объявленного» брака своего отца…
Мы так и не рассказали почти ничего о развлечениях Рюриковичей (а собирались). По логике, князья должны были содержать всевозможных танцоров, жонглеров и певцов — слагальщиков хвалебных песен. Но во всем русском летописном своде подобный певец упоминается более или менее подробно всего один раз. Это «славутный певец» Митуса из Галицко-Волынской летописи, он был наказан за отказ служить князю Даниилу Романовичу. Приведем также несколько примеров из добросовестного труда А. С. Фаминцына (вторая половина XIX века) «Скоморохи на Руси»: летописец Переяславль-Суздальский говорит об особом «скоморошьем платье»; вероятно, это короткая верхняя одежда и узкие штаны, потому что сказано, что «латины» одеваются «аки скомраси», это XIII век; а вот что сказано о Святополке в Повести временных лет: «Люто бо граду тому и земли той, въ немъ же князь юнъ, любяй вино пити съ гуслми», это 1015 год. Не забудем о том, что древнерусская письменная традиция — христианская, и относится резко негативно к языческим «увеселениям». Но, впрочем, именно этой традиции мы обязаны наличием хоть малых сведений о подобных увеселениях, о русских певцах и потешниках. В житии преподобного Феодосия, игумена П