От младшего сына Святослава Ярославича — Ярослава (Панкратия) произошла династия рязанская, от которой отделились муромская и пронская. Этот род был поистине несчастнейшим из всех ветвей Рюриковичей. Внук Ярослава — Глеб Ростиславич попал в плен к владимирцам и 30 июня 1177 года умер в тюрьме (от был женат на внучке Юрия Долгорукого, а его дочь была женой Мстислава Романовича Храброго и матерью Мстислава Мстиславича Удатного).
Внук Глеба Ростиславича — тоже Глеб, только Владимирович, «прославился” тем, что, пригласив в село Исады на Оке, 20 июля 1217 года приказал убить шестерых своих родных и двоюродных братьев. Вот как об этом рассказывает летопись: «Глеб Владимирович, князь рязанский, подученный сатаной на убийство, задумал дело окаянное, имея помощником брата своего Константина и с ним дьявола, который их и соблазнил, вложив в них это намерение. И сказали они: «Если перебьём их, то захватим всю власть…» Собрались все в прибрежном селе на совет: Изяслав, Кир, Михаил, Ростислав, Святослав, Глеб, Роман; Ингварь же не смог приехать к ним: не пришёл ещё час его. Глеб же Владимирович с братом позвали их к себе в свой шатёр как бы на честной пир. Они же, не зная его злодейского замысла и обмана, пришли в шатёр его — все шестеро князей, каждый со своими боярами и дворянами. Глеб же тот ещё до их прихода вооружил своих и братних дворян и множество поганых половцев и спрятал их под пологом около шатра, в котором должен был быть пир, о чём никто не знал, кроме замысливших злодейство князей и их проклятых советников. И когда начали пить и веселиться, то внезапно Глеб с братом и эти проклятые извлекли мечи свои и стали сечь сперва князей, а затем бояр и дворян множество...»
Это преступление не помогло Глебу. В Рязани вокняжился его двоюродный брат — Ингварь Игоревич (тот самый, «чей час ещё», слава Богу, «не пришёл»). После неудачной попытки захватить город Глеб и Константин бежали. Константин потом оказался у старшего сына Михиала черниговского — Ростислава, правившего за пределами Руси. А Глеб скитался в половецкой степи, у своих союзников. По легенде, он сошёл с ума. Известный писатель В. Г. Ян использовал образ князя-братоубийцы в своём романе «Батый». Там Глеб является к хану в преддверии нашествия монголов на Русь и предлагает свою помощь.
Через 20 лет на рязанской земле стряслась новая беда. На этот раз опасность пришла извне. Монгольское нашествие обрушило свой самый страшный удар на это окраинное восточное княжество и нанесло рязанской династии огромный урон. В боях и при взятии Рязани, Пронска и других городов погибли почти все представители династии — не менее 10 человек. О рязанских бедствиях красочно рассказывает «Повесть о разорении Рязани Батыем». В «Повести…» перечисляются погибшие князья, среди них и сын вышеназванного князя Ингваря — Юрий, и его сын Фёдор Юрьевич, убитый ещё до взятия города, в ханской ставке, куда он был направлен с посольством, и княгиня Агриппина Ростиславна, зарубленная саблями в главной рязанской церкви. Говорит «Повесть…» и о жене молодого князя Фёдора — Евпраксии, присходившей из «царского рода» (византийской династии Комнинов?). Узнав о смерти любимого мужа, она бросилась вместе с маленьким сыном Иваном Постником «из превысокого терема своего... прямо на землю и разбилась до смерти». Рязанская икона чудотворца Николы Корсунского «по той причине зовётся... Заразской, что благоверная княгиня Евпраксия с сыном своим, князем Иваном, сама себя на том месте «заразила» (разбила)». Отсюда происходит якобы и название города Зарайска.
В живых из всей рязанской династии осталось только несколько человек, в том числе князья Ингварь Ингваревич и его брат Олег Ингваревич Красный, захваченный монголами в плен. Во время нашествия Ингварь Ингваревич находился в южной Руси, в Чернигове. Узнав о случившемся, он вернулся в Рязань и стал там князем. Но городу так и не суждено было возродиться. Имя Рязани принял город Переяславль-Рязанский, старая же Рязань так и осталась лежать в руинах. «Был город Рязань, и земля была Рязанская, и исчезло богатство её, и отошла слава её, и нельзя было увидеть в ней никаких благ её — только дым, земля и пепел. А церкви все погорели, и великая церковь внутри изгорела и почернела. И не только этот град пленён был, но и иные многие. Не стало во граде ни пения, ни звона; вместо радости — плач непрестанный», — горестно восклицал русский книжник.
Ингварь Ингваревич (носивший в крещении имя Косьма) умер, вероятно, около 1252 года. После этого Батый отпустил в Рязань его брата Олега, до того в течение 14 лет находившегося в ордынском плену. Олег Ингваревич скончался, приняв постриг и схиму, в 1258 году. Но несчастья продолжали преследовать рязанский род. Сын Олега — Роман 19 июля 1270 года был зверски убит в Орде «за хулу на хана и его веру”. Мучители отрезали ему язык, отрубили пальцы рук и ног, дробили тело по суставам. Роман Ольгович причислен Русской православной церковью к лику святых-мучеников. Его сына — Константина Романовича захватил в плен Даниил Московский, а по приказу следующего московского князя Юрия Даниловича страдальца в 1306 году убили в тюрьме. Сын Константина — Василий Константинович был убит в Орде в 1308 году. Племянник Константина Романовича — пронский князь Иван Ярославич убит татарами в 1327 году во время «Фёдорчюковой” рати. Его сын рязанский князь Иван Коротопол захватил в плен и убил своего двоюродного брата Александра Михайловича пронского, тайком вёзшего дань в Орду (1340 г.), а через три года и сам пал жертвой мести сыновей Александра.
Беспрерывная гибель князей сопровождалась постоянными набегами татар на Рязанское княжество, больше всего страдавшее от Орды. В конце XIV века большую активность проявлял князь Олег (Иаков, в схиме Иоаким) Иванович (ум. 5.07.1402), неоднократно враждовавший с Дмитрием Донским, татарами и Литвой. Это время почти беспрерывных татарских походов на рязанские земли, и князь Олег находился в очень сложном положении — как бы между нескольких огней: Москвой, Ордой, Литвой. Перед мучительным выбором стоял он в 1380 и в 1382 годах, большого дипломатического искусства потребовали от него события тех лет.
После смерти Олега Ивановича независимость Рязани начала сходить на нет. Его сын Фёдор женился на дочери Дмитрия Донского — Софье, а внук Василий Иванович в детстве находился на попечении Василия II. Окончательно Рязанское княжество было ликвидировано Василием III в 1520 — 1521 годах. Это было последнее независимое (конечно, относительно, ибо Рязань, например, не могла вести самостоятельную внешнюю политику) княжество Руси.
Князь Иван Иванович (1496 — ок. 1534) бежал в Литву, где и умер. Князья Пронские также перебрались в Литву, где вошли в число крупных магнатов.
По женской линии к роду рязанских князей возводили себя потомки татарского мурзы Салохмира (в крещении Ивана Мирославича), который приехал к рязанскому князю Олегу Ивановичу и якобы женился на его сестре Анастасии. Такие легенды, связывавшие выехавшего родоначальника с теми или иными русскими князьями Рюриковичами, были весьма распространены у древних дворянских родов (Загряжские, Нагие и Собакины).
От Салохмира произошло несколько фамилий, из них наиболее известны Апраксины и Вердеревские. Апраксины выдвинулись в ХVIII веке на военном поприще. Генерал-адмирал Фёдор Матвеевич Апраксин (1661 — 1728) командовал русским флотом в Северной войне и Персидском походе Петра I, с 1718 года возглавлял Адмиралтейств-коллегию, а в 1726 году вошёл в состав Верховного Тайного Совета. Его брат Пётр Матвеевич (1659 — 1728) принимал в 1708 году в русское подданство калмыков, с 1722 года был президентом Юстиц-коллегии. Степан Фёдорович (1702 — 1758) — генерал-фельдмаршал, «прославился» крайне неудачным командованием русской армией во время Семилетней войны.
Породнились Апраксины и с Домом Романовых: сестра Петра и Фёдора Матвеевичей — Марфа Матвеевна Апраксина (1664 — 1715) была второй женой царя Фёдора Алексеевича, старшего брата Петра I.
Из Вердеревских наиболее известен контр-адмирал Дмитрий Николаевич (1873 — 1946), он командовал Балтийским флотом в 1917 году и с сентября 1917 года был морским министром Временного правительства. Об эффективности его «работы» может свидетельствовать холостой залп «Авроры» по Зимнему дворцу, где в числе других министров находился и сам контр-адмирал. После революции он эмигрировал во Францию, но незадолго до смерти принял советское гражданство.
Потомки Мстислава Великого
Потомство Мстислава Великого было очень большим, представители его рода занимали киевский великокняжеский стол, владели Смоленском, благодаря династическим связям одна из ветвей стала князьями Ярославля, другая обосновалась на Волыни и в Галиче. О двух браках Мстислава уже говорилось ранее. Всего у князя было 14 детей — 6 сыновей и 8 дочерей. Из сыновей Мстислава Великого назовём Всеволода (Гавриила) (1097 — 11.02.1138), занимавшего новгородский стол и в конечном итоге изгнанного горожанами; Изяслава (Пантелеймона) Мстиславича, о котором говорилось выше; Ростислава (Михаила) Мстиславича (ум. 14.03.1167), князя смоленского и недолгое время киевского.
С именем Всеволода связано восстание в Новгороде в 1136 году. Тогда «князю припомнили и то, что хотел обменять Новгород на Переяславль (киевский князь Ярополк Владимирович намеревался перевести Всеволода в этот южнорусский город), и что бежал с поля битвы во время сражения с суздальцами на Жабче поле. Полтора месяца князь с женою, тёщей и сыновьями сидел в заключении на епископском дворе, а затем его изгнали из города. Последний год жизни Всеволод провёл псковским князем» (О. В. Творогов). В советской историографии события 1136 года стали считать началом новгородской независимости и феодальной раздробленности.
О дочерях Мстислава — Малфриде, Ингеборге и Рогнеде речь уже шла. Остальные дочери вышли замуж или за русских князей, своих дальних родственников (Святолюба, Мария, Ксения), или за иностранных принцев (Ирина, Евфросиния). Мужем Марии Мстиславны был киевский князь Всеволод II Ольгович, из черниговской ветви Рюриковичей. Мужем Ксении — логожский и изяславский князь Брячислав Давыдович. Вместе с другими полоцкими князьями Ксения в 1129 году была выслана в Византию, где и умерла в Константинополе. С Византийской империей связана судьба и другой дочери Мстислава Великого — Ирины (Добродеи). В 1122 году она стала женой Алексея Комнина, сына императора Иоанна II. Внучка Мономаха неплохо разбиралась в медицине и даже составила трактат «Мази» («Аллима»), где даны гигиенические советы и приведено описание некоторых болезней (наружных, желудка и сердца) и средств их лечения (название «мази» здесь употреблено в смысле «лекарственные средства»).
Евфросиния Мстиславна была выдана замуж за венгерского короля Гейзу II (сын Белы Слепого). В 1161 году Гейза умер. В Венгрии начались усобицы, и Евфросиния Мстиславна была выслана в Палестину. Несколько лет она жила в монастыре иоаннитов (будущих мальтийских рыцарей) в Иерусалиме, а потом, когда её сын Иштван III добился-таки венгерского престола (это он женился на дочери Ярослава Осмомысла, но вскоре с ней развёлся), по всей видимости, вернулась в Венгрию (во всяком случае, там она была похоронена).
От Изяслава и Ростислава Мстиславичей пошли наиболее значительные ветви потомков Мстислава Великого.
Волынская династия
Родовым гнездом потомков киевского князя Изяслава Мстиславича, того самого, который бороля с Юрием Долгоруким и умер в Киеве в 1154 году, была Волынская земля (Галич тогда принадлежал династии, шедшей от старшего сына Ярослава Мудрого и Ингигерд — Владимира). Старший сын Изяслава Мстиславича — Мстислав (Фёдор) Изяславич (ум. 19.08.1170) сменил несколько уделов, но закрепился во Владимире-Волынском и даже ненадолго в Киеве. Именно он являлся великим киевским князем, когда город в марте 1169 года был взят и разорён войсками Андрея Боголюбского. Это событие в историографии, начиная с Н. М. Карамзина, традиционно считают концом истории великого киевского княжения, после которого «центр» русских земель и, следовательно, русская столица «переместились» на северо-восток, во Владимир. Эта концепция стала общепризнанной. Правда, она абсолютно не объясняет того, почему же за столь малозначительный и потерявший былое величие город продолжалась столь ожесточённая борьба между князьями Рюриковичами, не утихавшая даже в преддверии монгольского захвата «матери русских городов». Объяснить это противоречие можно, лишь признав, что Киев всё-таки русской столицей остался (по крайней мере, столицей в Южной Руси), так же как и Владимир сделался столицей Руси Северо-Восточной. Удельная система вообще вряд ли может иметь один-единственный центр.
Мстислав Изяславич был женат на Агнессе (Агнешке), дочери польского короля Болеслава III Кривоустого, а потому его внук, знаменитый Даниил галицкий, одновременно являлся и правнуком польского правителя. Родственные связи с династиями Польши и Венгрии стали обычными для этой ветви Рюриковичей.
Сын Мстислава — Роман, в детстве воспитывавшийся при дворе польского государя Казимира Справедливого, княживший на Волыни, в 1199 году окончательно присоединил к своим владениям и Галич (вскоре после смерти незадачливого сына Осмомысла — Владимира Ярославича) и, объединив под своей властью всю Юго-Западную Русь, основал мощное государство, державшееся, впрочем, в основном лишь на силе его личности. Роман был одним из самых замечательных государственных и военных деятелей Руси. Он даже в начале XIII века захватил Киев и принудил своего бывшего тестя Рюрика Ростиславича принять постриг. Сумел он на время усмирить и влиятельное галицкое боярство, причём в этой борьбе не стеснялся в средствах, говоря: «Не передавивши пчёл, мёду не есть».
Следует заметить, что Юго-Западная Русь славилась плодородными почвами и природным изобилием. Здесь раньше, чем в других русских землях, возникло боярское землевладение. Крупные вотчины обеспечивали спокойную и сытую жизнь их владельцам. Немалого развития в этом крае достигли земледелие, ремесло и добыча природных богатств. Торговые пути, проходившие по территории Галицкой и Волынской земель, связывали Русь со странами Европы и Византией. Экономически независимое, сильное боярство стремилось влиять и на государственную жизнь, и поэтому одной из особенностей истории Галицко-Волынской земли была борьба князей с боярством, которая порой приобретала жестокий и непримиримый характер.
Широко известен был галицкий и волынский князь и на международной арене. Он наводил ужас на окрестные народы, побеждал половцев и литву, причём половцы пугали им своих детей, а литовцы, принуждённые заниматься земледелием, говаривали: «Роман, Роман, худым живёшь, Литвою орёшь (то есть пашешь. — Е. П.)». Послы Романа бывали и в Константинополе, и в Европе, его щедрые пожертвования попали в монастырь Святого Петра в Эрфурте, а при его дворе нашёл приют византийский импепатор Алексей III Ангел, изгнанный крестоносцами из Константинополя. На Руси Романа именовали даже «царём» и «самодержцем всея Руси». Но его «царство» просуществовало недолго. Князь погиб во время похода на поляков в битве у города Завихоста на берегу Вислы 19 июня 1205 года. Польские князья Лешек и Конрад, одолевшие своего родственника, посвятили святым Гервазию и Протасию алтарь в краковском соборе, поскольку именно в день памяти этих святых Роман и погиб. Ипатьевская летопись восторженно свидетельствует, что Роман «устремлялся на поганых как лев, сердит был, как рысь, губил их, как крокодил, проходил через их землю, как орёл, и был храбр, как тур» (под 1201 г.).
Первый раз Роман женился на дочери киевского князя Рюрика Ростиславича Предславе, но в конце XII века из-за конфликта с Рюриком прогнал её, а через несколько лет Предславе пришлось принять иночество вместе с отцом и другими членами его семьи. Затем Роман женился на некой Анне, от которой родились сыновья Даниил (Иван) (1201 — 1264) и Василько (1203 — 1269), оставившие яркий след в истории Червонной Руси. О происхождении Анны среди историков до сих пор нет единого мнения. Высказывались самые противоречивые суждения: Анну считали то дочерью византийского императора Исаака II Ангела, то знатной византийкой Марией Каматерос, то дочерью волынского боярина, возможно, сестрой боярина Мирослава, занимавшего не последнее место при дворе Даниила.
Как бы то ни было, после гибели отца оба сына остались маленькими на руках матери и, конечно, не могли должным образом отстоять свои права. Местное боярство в Галичине и на Волыни, которое всегда отличалось здесь сильными позициями, вновь подняло голову. Кроме того, на Галич стали претендовать и потомки чернигово-северских Рюриковичей — сыновья черниговского князя Игоря Святославича, воспетого в «Слове о полку Игореве». Боярству и Игоревичам удалось вытеснить вдову Романа с детьми во Владимир-Волынский, а в 1206 году тем и вовсе пришлось бежать за рубеж. Ипатьевская летопись сообщает, что бегство княгини произошло тайно, ночью, и хотя современные историки не слишком верят этому, опасность, нависшую над ней и её сыновьями, нельзя преуменьшить. Тем более что в последующие годы в Галицкой земле происходили такие бурные и жестокие события, которые даже аналогов в истории других русских княжеств не имеют.
Власть в княжестве непрерывно менялась. В 1211 году под напором венгров бояре повесили сыновей Игоря Святославича. Такая публичная расправа над собственными князьями — случай уникальный для средневековой Руси. А потом произошло и вовсе неожиданное... В 1213 году в Галиче вокняжился боярин Володислав Кормильчич — такого не бывало ни до, ни после за всю историю династии Рюриковичей! Зато в Галиче князьями становились даже пришлые принцы — венгерский «королевич» Кальман, позднее Эндре... Всё объяснялось просто: Венгрия была не прочь подчинить своему влиянию богатый край, имевший выход к Чёрному морю. Венгерский король Эндре II даже разделил с другим претендентом на «галицко-волынское наследство» — польским князем Лешком Белым сферы влияния: Галичина попадала в «зону» Венгрии, а Волынь — Польши. При дворе то одного, то другого и искала защиты Анна с детьми.
Романовичи фактически стали «разменной монетой» европейских стран в крупной игре за Юго-Западную Русь. С помощью венгров Даниилу (а точнее Анне и её приближённым) удалось ненадолго вернуть себе Галич, но потом всё пошло по-старому. Опять жизнь в изгнании, в Кракове у Лешка. Польский князь всё же помог Даниилу занять хоть какой-то стол на Волыни. Юным князьям пришлось довольствоваться малым: Берестьем, Белзом, Перемышлем, Тихомлем. Но именно отсюда постепенно распространилась власть Романовичей над всей Волынской землёй.
В Галиче же между тем появился новый правитель. Им стал новгородский князь Мстислав Мстиславич Удатный, с которым мы неоднократно встречались на страницах этой книги. Его натравил на венгров всё тот же Лешек. Со словами «Брат, пойди и сяди в Галиче» хитроумный польский государь вызвал Мстислава в Юго-Западную Русь, и в 1219 году удачливый князь одним махом выбил из Галича небольшой венгерский гарнизон, а вместе с ним и венгерского принца Эндре. Даниил Романович не стал бороться с Мстиславом, а благоразумно женился на его дочери Анне, надеясь обрести в тесте хорошего союзника. Но расчёт оказался неверным. Попавший под влияние враждебных Даниилу сил, Мстислав совсем не интересовался волынскими проблемами своего зятя, и помощи от него было не дождаться.
Между тем Даниил стал взрослым, самостоятельным человеком. Его мать Анна ушла в монастырь. О внешнем облике Даниила в те годы мы знаем мало. Известный историк Н. Ф. Котляр так характеризует его: «Даниил был среднего роста, широкий в плечах, коренастый и сильный мужчина. Словно простой ратник, он бился в пешем строю с врагами, провёл чуть ли не половину жизни в изнурительных многодневных походах, получал многочисленные раны, оставившие отметины на теле, ходил с рогатиной на медведя и кабана. Его отличали сильный характер и мужественная натура. Даниил был человеком и политиком, способным преодолевать любые преграды на своём пути». В 1223 году молодой князь принял участие в битве с монголами на реке Калке, проявив незаурядные храбрость, силу и ум. Эти качества очень пригодились ему в последующие годы, когда он начал собирать свою разорённую и развалившуюся по частям отчину.
Одним из препятствий на этом пути был и галицкий правитель Мстислав Удатный. Ещё в 1221 году он заключил договор с венгерским королём Эндре II, по которому дочь Мстислава обручилась с сыном короля, становившимся, таким образом, наследником Галича после смерти князя. Брак Марии Мстиславны и принца Эндре вскоре состоялся, а в 1227 году и сам Мстислав под напором бояр покинул своё княжество, отдав его венграм. Бояре нагло заявили стареющему князю: «Не можешь держать Галич, а бояре не хотят тебя», и тот безропно отправился в принадлежавший ему небольшой городок Торческ, на юг Киевской земли. Вновь Галич оказался подчинённым Венгрии, и в течении трёх лет здесь правил сын короля.
Тем временем Даниил набирал силы. В конце 1220-х годов он получил владения своих родственников — двоюродного дяди Мстислава Ярославича Немого и его сына Ивана, княживших в Луцке.
В 1230 году Даниилу Романовичу удалось изгнать Эндре и занять столицу княжества. Это вызвало новую войну с Венгрией. В результате победоносного похода Эндре II в 1231 году был заключён мир, по условиям которого в Галиче вновь вокняжился венгерский принц. Второе правление Эндре продолжалось также три года. В 1234 году Даниил организовал поход на Галич, и королевич скончался во время осады от голода. Но и правление Даниила оказалось недолгим. В борьбу включились черниговский князь Михаил Всеволодович (убит в Орде в 1246 году), женатый на старшей сестре Даниила — Феофании (она родилась от первого брака Романа Мстиславича), и его старший сын, то есть родной племянник Даниила, Ростислав (ум. в 1264). Только в 1238 году, пользуясь тем, что Ростислав отправился в поход на Литву, Даниил окончательно закрепился в Галиче. По свидетельству летописи, горожане с радостью встретили своего законного правителя, чего нельзя сказать о боярах, которым тем не менее пришлось на время смириться. Тогда же Даниил отвоевал и Дрогичин, важный город на Западном Буге, который захватили с помощью князя Конрада Мазовецкого рыцари-тамплиеры. Казалось, единство Галицко-Волынской Руси возрождается.
Незадолго до Батыева разгрома Даниил занял и Киев, оставив там своего посадника Дмитра. Именно на него и легла вся тяжесть героической, но неудачной обороны города от монгольских полчищ. Взяв Киев, степняки дивнулись дальше — на Волынь и Галичину, а Даниил, оставив свои земли, находился в Польше и Венгрии, тщетно ища помощи против завоевателей. Когда же кровавая волна схлынула, Даниил вернулся на родное пепелище. И вновь пришлось восстанавливать свою власть. Галицкие бояре опять подняли мятеж. Не успел Даниил подавить его, как вновь столкнулся с Ростиславом Михайловичем, претендовавшим на Галич. Ростислава поддерживала Венгрия, сам князь женился на дочери короля Белы IV Анне. Решающая битва произошла 17 августа 1245 года у галицкого города Ярослава. Даниилу и его брату Васильку противостояло войско Ростислава, подкреплённое венгерскими и польскими отрядами. Даниил применил испытанный приём: ослабив центр своих сил, он заманил противника в ловушку и разбил его, введя в бой резерв. Ростислав с остатками своего воинства убежал в Венгрию, где и остался до конца своих дней. Попавших в плен бояр Даниил приказал казнить. Больше власти галицкого князя ничто не угрожало, кроме... И могущественному галицкому правителю пришлось ехать на поклон к хану Батыю. «О злее зла честь татарская! Даниил Романович, князь великий, владетель Русской земли, Киева и Владимира (Волынского) и Галича, и иных стран, ныне сидит на коленях и холопом называется, и дани хотят, и жизни не чает, и грозы приходят. О злая честь татарская! Его же отец был царь в Русской земле, он же покорил Половецкую землю и воевал во многих других странах, если сын не принял его чести, то кто иной может принять», — горестно восклицал летописец.
Даниил получил ярлык на свои владения, а вернувшись на Русь, попытался сплотить все силы для борьбы с Ордой. Дипломатические союзы скреплялись родственными: летом 1247 года князь женил сына Льва на дочери венгерского короля Белы IV (сын и наследник Эндре II) Констанции, в 1248 году выдал дочь Переяславу за сына мазовецкого князя Конрада — Земовита, в 1250-м другую дочь — за владимирского князя Андрея Ярославича, а в середине 1250-х годов сын Даниила Шварн женился на дочери литовского князя Миндовга. В то же время и сам Даниил заключил второй брак — с дочерью литовского князя Довспунга, старшего брата Миндовга, а брат Даниила Василько женился, также вторично, на дочери польского правителя Лешека V Белого Елене (ум. в 1264). В 1252 году ещё один сын Даниила — Роман женился на Гертруде из рода австрийских герцогов Бабенсбергов и ненадолго стал австрийским герцогом. Впрочем, вмешательство галицкого князя в борьбу за «австрийское наследство» окончилось неудачей.
Пытаясь создать мощный антиордынский блок, Даниил начал и переговоры с римским папой Иннокентием IV. Понтифик предлагал князю королевскую корону и военную помощь в обмен на распространение в его владениях католичества. Переговоры шли долго, и только в 1253 году к Даниилу прибыл папский легат Опизо с обнадёживающими известиями. 14 мая 1253 года Иннокентий издал буллу, призвав христиан восточноевропейских стран начать крестовый поход против Орды, однако реального значения эта декларация не имела. Осенью 1253 года в городе Дрогичине состоялась коронация Даниила в качестве «короля Руси» регалиями, присланными Иннокентием IV. Но как папа не смог выполнить своего обещания о военной помощи, так и Даниил не отступил от православия, и через несколько лет его отношения с римской курией прекратились.
В то же время Орда нанесла ряд сильных ударов. В 1252 году Неврюева рать вынудила Андрея Ярославича покинуть пределы Руси. Одновременно на владения Даниила надвинулось войско ордынца Куремсы. «Русскому королю» удалось одолеть Куремсу, но со следующим нашествием, на этот раз Бурундая, он не совладал. В 1259 году Даниилу пришлось покориться Орде. Братья Романовичи разрушили созданные ими же укрепления галицких и волынских крепостей. Надломленный Даниил перебрался в Холм, где, почти отойдя от дел и пребывая в болезни, скончался в 1264 году. «Король Даниил был князем добрым, храбрым и мудрым, он же создал города многие, и церкви поставил, и украсил их различными красотами, очень любил своего брата Василька. Этот Даниил был вторым Соломоном» — так характеризует князя Ипатьевская летопись.
Василько Романович был князем белзским, а затем волынским. Он умер в 1269 году. Его сын Владимир, княживший на Волыни, скончался на рубеже 1280-1290-х годов.
У Даниила было несколько сыновей. Старшего звали Ираклий. Это странное для русского князя имя — производное от имени античного героя Геракла (Геркулеса) и популярно в Грузии. Может быть, тем самым Даниил пытался показать своё могущество? Вероятно, Ираклий, так же как и Роман, умер ещё при жизни отца. После смерти Даниила остались сыновья Лев, Шварн и Мстислав. Владения Даниила распались. Лев, в честь которого был основан и назван город Львов, владел Галичем, Перемышлем, Дрогичином. Мстислав получил Луцкую область, Шварн — Холм. Поскольку Холм являлся резиденцией Даниила, то, вероятно, Шварн считался непосредственным наследником отца. Некоторое время Шварн, которого связывали с литовским князем Войшелком родственные отношения (Войшелк доводился Шварну шурином), был и великим литовским князем. Он умер около 1269 года, после чего Холм перешёл под власть Льва. Лев и Мстислав Даниловичи скончались на рубеже XIII и XIV веков.
Наследником Льва стал его сын Юрий, который, как и дед, именовался королём Руси. Юрий княжил недолго, он умер в 1308 году, но успел создать в Галиче отдельную православную митрополию, подчинявшуюся константинопольскому патриарху (киевский митрополит к тому времени уже перебрался во Владимир-на-Клязьме). После смерти Юрия в Галичине и на Волыни княжили его сыновья Андрей и Лев. Андрей скончался в 1323 году, а Лев, возможно, ненамного ранее.
Со смертью Андрея Юрьевича ветвь волынских Рюриковичей пресеклась, и Галицко-Волынская земля попала под контроль Польши и Литвы. Здесь княжили Болеслав-Юрий II, сын одного из польских князей Тройдена и дочери Юрия Львовича — Марии, а также сын литовского князя Гедимина — Любарт, женившийся на внучке Юрия Львовича.
Князья Острожские и Заславские.
От галицко-волынских князей пошло несколько княжеских родов. Брат Даниила Галицкого Василько Романович оставил двух сыновей. Фёдор Василькович, владевший городом Острогом, — родоначальник князей Острожских. А Юрий Василькович, князь заславский, основал род князей Заславских. Представители обеих фамилий пользовались высоким статусом в Великом княжестве Литовском. Оба рода угасли. Из князей Острожских особенно известны Константин (ок. 1460 — 1530), великий гетман литовский, видный полководец, руководивший литовскими войсками в битве под Оршей в 1514 году во время войны с Россией; и Константин Константинович (1526 — 1608), несмотря ни на что сохранявший верность православию.
Киевский воевода Константин Константинович являлся одним из богатейших магнатов Речи Посполитой. Он прославился как просветитель. Основал школы в Турове и Владимире-Волынском, но наиболее яркой страницей его биографии можно считать создание типографии в Остроге, в которой по приглашению князя работал знаменитый первопечатник Иван Фёдоров.
Князья Друцкие и Путятины.
Князь Михаил Романович Друцкий (владел городом Друцком на Волыни), конкретное происхождение которого остаётся неясным (или внук Даниила Галицкого, или внук его двоюродного брата Александра Всеволодовича, князя белзского и владимиро-волынского), стал родоначальником князей Друцких, Бабичевых, Путятиных, Друцких-Соколинских, Конопля-Соколинских, Друцких-Подбережских (Подберезских), Друцких-Горских, Бакриновских, Друцких-Прихабских, Друцких-Озерецких и Друцких-Любецких. В настоящее время продолжаются роды князей Друцких-Соколинских, Друцких-Любецких, Путятиных.
Некоторые из этих фамилий перешли на службу в Москву (как в начале XVI века Друцкие), другие так и остались в Речи Посполитой (как Друцкие-Любецкие), отдельные ветви третьих — служили как в Польше, так и в России (Друцкие-Соколинские).
Из князей Друцких можно назвать князя Даниила Андреевича (ум. в 1752). В 1730 году он подписался под петицией дворянства, просившей Анну Иоанновну восстановить самодержавие, служил в армии, потом в гражданской сфере, достиг чина действительного статского советника, был вице-губернатором в Белгороде, а с 1742 года — губернатором Нижнего Новгорода.
Князья Бабичевы в XVI — XVII веках служили воеводами московских государей. Из оставшихся в Речи Посполитой потомков этого рода, князь Фома Иванович Бабич в 1586 году принял участие в организации Львовского православного братства, образованного для защиты православной веры от униатов и католиков на землях Западной Украины.
Князь Дмитрий Григорьевич Бабичев (1757 — 1790), сын депутата Уложенной комиссии князя Григория Ивановича Бабичева, в 1789 году занимал должность прокурора Симбирской верхней расправы, с 1788 года состоял членом Вольного экономического общества, занимался усовершенствованиями в области сельского хозяйства, за что получил от общества серебряную медаль. Оставил прозаический перевод одной французской комедии.
Князь Авраам Артемьевич Путятин (ум. в 1769), сенатор (1768), тайный советник, с 1764 года являлся губернатором Оренбурга, много сделав на этом посту для благоустройства вверенного ему края.
Фамилии Бабичевых и Путятиных происходят от прозвищ их родоначальников — братьев князей Друцких: Ивана Семёновича-старшего Бабы и Ивана Семёновича-младшего Путяты. Дворянский род Путятиных (впоследствии графы), к которому принадлежал адмирал Евфимий Васильевич Путятин (1804 — 1883), руководивший экспедицией фрегата «Паллада», по всей видимости, к князьям Путятиным родственного отношения не имеет.
Князь Сергей Михайлович Путятин (1893 — 1968), сын генерал-майора и начальника Царскосельского дворцового управления князя Михаила Сергеевича, в 1917 году обвенчался с великой княгиней Марией Павловной-младшей (1890 — 1958), дочерью великого князя Павла Александровича, внучкой Александра II и двоюродной сестрой Николая II. После революции им удалось эмигрировать за рубеж. В 1923 году этот брак распался.
Фамилия Друцких-Соколинских происходит от названия их владения — имения Сокольни в Витебском крае, а Друцких-Любецких — от названия имения Любича в Луцком повете (уезде). Один из князей Друцких-Соколинских — Илья Андреевич (1693 — ) женился на дочери полковника Анне Андреевне Гýрко-Ромейко. Потомки от этого брака по указу Петра I (1714) стали с 1768 года именоваться князьями Друцкими-Соколинскими-Гурко-Ромейко. Этот род угас в конце XIX века.
Княжна Прасковья Александровна Друцкая-Соколинская, жена поручика Евстигнея Андреевича Апухтина — прабабушка замечательного поэта-лирика Алексея Николаевича Апухтина (1840 — 1893).
Княжна Анна Даниловна Друцкая-Соколинская в первом браке была за офицером Матвеем Херасковым (потомок знатного валашского рода бояр Хераско), а во втором — за генерал-фельдмаршалом князем Никитой Юрьевичем Трубецким (1700 — 1768).
Её сын от первого брака Михаил Матвеевич Херасков (1733 — 1807) воспитывался в семье отчима, учился в Сухопутном шляхетном кадетском корпусе, откуда был выпущен подпоручиком в пехотный полк. В 1755 году перешёл на статскую службу и зачислен в Коммерц-коллегию, но через несколько месяцев уехал в Москву. Здесь Херасков приступил к обязанностям асессора в недавно открытом университете. Михаил Матвеевич ведал университетской библиотекой, типографией, минералогическим кабинетом и театром, организовал издание при университете журналов «Полезное увеселение» и «Свободные часы». В 1763 — 1770 годах был директором Московского университета. При нём, в частности, начался перевод преподавания с немецкого и латинского на русский язык. Херасков стремился привнести в университет дух высокой культуры, рекомендовал профессорам воздерживаться от наказаний студентов. После недолгого перерыва, во время которого Михаил Матвеевич служил вице-президентом Берг-коллегии в Петербурге, он в чине действительного статского советника вернулся в родные стены, вступив в 1778 году в должность куратора Московского университета. По его инициативе при университете был учреждён Благородный пансион для дворянских детей. Салон Хераскова пользовался большой популярностью у талантливой московской молодёжи. В 1802 году Херасков вышел в отставку в чине действительного тайного советника.
Михаил Матвеевич Херасков — один из крупнейших русских поэтов рубежа XVIII — XIX веков. «Человек острый, учёный и просвещённый... Стихотворство его чисто и приятно, слог текущ и твёрд, изображения сильны и свободны; его оды наполнены стихотворческого огня, сатирические сочинения — остроты и приятных замыслов... и он по справедливости почитается в числе лучших наших стихотворцев и заслуживает великую похвалу», — писал просветитель Н. И. Новиков. Херасков работал в разных жанрах. Он — автор од и лирических стихотворений, пьес и романов, вершинами его творчества можно считать героическую поэму «Чесмесский бой» и эпическую поэму «Россияда», посвящённую событиям эпохи Петра I. Его называли «русским Гомером». Входил Херасков и в круг видных масонов своего времени. Вместе с великим композитором Д. С. Бортнянским он в 1790-х годах создал гимн «Коль славен наш Господь в Сионе...», «песнь ангелов», ставшую национальным духовным гимном России. Слова этого великого произведения вряд ли могут оставить кого-либо равнодушным:
Коль славен наш Господь в Сионе,
Не может изъяснить язык.
Велик он в небесах на троне,
В былинках на земли велик.
Везде, Господь, везде Ты славен,
Во дни, в нощи сияньем равен.
Тебя Твой агнец златорунный
В себе изображает нам;
Псалтырью мы десятиструнной
Тебе приносим фимиам.
Прими от нас благодаренье,
Как благовонное куренье.
Ты солнцем смертных освещаешь,
Ты любишь, Боже, нас как чад,
Ты нас трапезой насыщаешь
И зиждешь нам в Сионе град.
Ты грешных, Боже, посещаешь
И плотию Твоей питаешь.
О Боже, во твое селенье
Да внидут наши голоса,
И взыдет наше умиленье
К тебе, как утрення роса!
Тебе в сердцах алтарь поставим,
Тебе, Господь, поём и славим!
«Коль славен...» обрёл громадную популярность в дореволюционной России.
Княжна Ольга Дмитриевна Друцкая-Соколинская (1870 — 1957), последняя из старшей ветви рода, была женой тайного советника, егермейстера, сенатора Николая Александровича Добровольского (1853 — 1918), последнего министра юстиции царского правительства (с декабря 1916). В октябре 1918 года он как заложник погиб вместе с генералами Рузским, Радко Дмитриевым и другими, зарубленный большевиками в Пятигорске. Сыну Николая Александровича и Ольги Дмитриевны — Николаю Николаевичу Добровольскому (1901 — ) великий князь Кирилл Владимирович, в эмиграции провозгласивший себя императором, в 1937 году разрешил с нисходящим потомством именоваться князем Друцким-Соколинским-Добровольским. Его потомки живут в Австралии. Сестра Николая Николаевича — Ольга в третьем браке была замужем за Николаем Эммануиловичем Вуичем (1897 — 1976), многолетним начальником Походной канцелярии великого князя Владимира Кирилловича (в 1976 году пожаловавшего ему титул графа).
Князь Францишек (Франц) Ксаверий (Ксаверий Францевич) Друцкой-Любецкий (1778 — 1846), участник Итальянского похода Суворова, а с января 1812 года гродненский губернский предводитель дворянства, после присоединения Польши к России занял пост управляющего Министерством внутренних дел, а с 1821 года — министра финансов Царства Польского. Видный финансист, он смог свести бездефицитный бюджет, наладив в Польше нормальную финансовую жизнь. По его инициативе в 1825 году начало действовать Товарищество земского кредита, сыгравшее большую роль в создании Польского банка. В России князь имел чин действительного тайного советника (с 1835) и звание члена Государственного Совета (с 1832). Его внук Александр Александрович в 1887 году вернул во владение Друцких-Любецких фабрику в Цмелёве Радомской губернии Царства Польского, которая до революции славилась своим первоклассным фарфором и фаянсом.
Двоюродный брат Александра Александровича — князь Иероним Эдвинович (1861 — ), выпускник юридического факультета Петербургского университета, председатель правления Минского коммерческого банка, состоял депутатом I Государственной думы.
Князья смоленские.
У сына Мстислава Великого, Ростислава Мстиславича, княжившего в Смоленске, а потом и в Киеве, было несколько сыновей, из которых следует отметить: Романа (Бориса) (ум. в 1180), князя смоленского и некоторое время киевского и новгородского; Рюрика (Василия) (ум. в 1212), боровшегося за киевский стол с Всеволодом Чермным; Давыда (Глеба) (ум. в апреле 1197), князя смоленского, и Мстислава (Фёдора) Храброго (ум. 14.06. 1180), князя белгородского, смоленского и новгородского.
О Рюрике, семь раз становившимся киевским князем, уже говорилось. Его брат Давыд сменил несколько княжений, пока в 1180 году не обосновался в Смоленске, где правил вплоть до смерти. Он, как и другие князья того времени, много воевал, в том числе помогая своему брату, но иногда проявлял осторожность. Воинские доблести Рюрика и Давыда отражены в «Слове о полку Игореве», автор которого так обращается к братьям:
Ты, буйный Рюрик, и Давыд!
Не ваши ли воины золочёными шлемами по крови плавали?
Не ваша ли храбрая дружина рыкает как туры, раненные саблями калёными на поле незнаемом?
Вступите же, господа, в золотые стремена за обиду сего времени,
за землю Рускую, за раны Игоревы, буйного Святославича!
Имеется ли здесь в виду битва с половцами на реке Орели в 1183 году, в которой участвовали и Рюрик, и Давыд, или же события 1176 года, когда оба князя по вине Давыда не согласовали свои действия и потерпели от половцев поражение, сказать сложно. В конце жизни Давыд принял иноческий постриг и скончался в монастыре на реке Смядыне, там, где когда-то был убит сын святого Владимира — князь Глеб. Ипатьевская летопись даёт Давыду восторженную характеристику.
Одним из сыновей Мстислава Храброго был Мстислав (Фёдор) Удатный (то есть Удачливый, зачастую неверно называемый Удалым) (ум. в 1228), в разное время княживший в Треполе, Торческе, Новгороде, Галиче, Торопце. В 1216 году Мстислав с новгородцами участвовал в Липицкой битве, сражаясь на стороне старшего сына Всеволода Большое Гнездо — Константина (о самой битве речь впереди). Перед битвой князь и его брат Владимир обратились к своим ратникам: «Забудем, братья, дома, и жён, и детей, а кто как хочет, так и умрёт — кто хочет пешим, кто хочет на коне». Новгородцы спешились и бросились в бой, окончившийся для Константина и Мстислава полной победой. С 1219 по 1227 год Мстислав правил в Галиче, откуда ушёл в Торческ, уступив город по требованию бояр венгерскому принцу Эндре. Женат Мстислав был на дочери половецкого хана Котяна. Именно к нему обратился Котян за помощью при нашествии монголов в 1223 году, именно он принял активное участие в битве на Калке и спасся, бросив, на произвол судьбы свои войска. Чего нельзя сказать о его двоюродном брате Мстиславе (Борисе) Романовиче Старом, князе киевском, задавленном под досками, на которых пировали монголы после битвы.
Одна из дочерей Мстислава Удатного — Ростислава была матерью Александра Невского, другая — Анна была женой Даниила Романовича галицкого. Внучка Мстислава Храброго от другого сына (Владимира) вышла замуж за немецкого рыцаря Теодорикса, брата основателя Риги, знаменитого архиепископа Ливонии Альберта фон Буксгевдена, возглавившего крестовый поход в Прибалтику. Потомки Теодорикса и русской княжны жили в России, это была русская ветвь рода Буксгевден. Один из них — Фёдор Фёдорович Буксгевден (1750 — 1811) был видным военачальником, участвовал в Аустерлицком сражении, был главнокомандующим русской армией в войне со Швецией 1808 — 1809 годов. Он был женат на дочери Екатерины II и Станислава Понятовского — Наталье Александровне Алексеевой (1758 — 1808).
Князья Вяземские.
Потомками Рюрика Ростиславича традиционно считаются князья Вяземские (хотя существует и другая версия об их происхождении). Фамилия Вяземских происходит от названия города Вязьма, относившегося к Смоленской земле. Родоначальник Вяземских — князь Андрей Владимирович Долгая Рука сражался среди других русских князей в битве с монголами на реке Калке. Он попал в плен и задохнулся под досками, на которых монголы устроили пир победителей.
В начале XV века в городе Торжке погиб вместе со своей женой князь Семён Мстиславич Вяземский. Дело в том, что изгнанный из Смоленска последний князь-Рюрикович Юрий Святославич влюбился в жену сопровождавшего его Семёна — красавицу Юлианию. Она отвергла его домогательства, и тогда Юрий в бешенстве убил Вяземского. Юлиания решила отомстить за мужа и даже ранила Юрия ножом в руку, но тот погнался за ней с мечом и прямо во дворе изрубил её в куски. Княгиня, отдавшая жизнь за супружескую верность, почитается в лике русских святых.
Впоследствии род князей Вяземских дал России нескольких известных деятелей. Князь Александр Алексеевич (1727 — 1793), действительный тайный советник, в течение почти 30 лет (1764 — 1792) при Екатерине II занимал должность генерал-прокурора Сената. На этом посту он усовершенствовал финансовое управление, добился строгой отчётности в этой области, именно ему Россия обязана началом выпуска ассигнаций. При дворе императрицы он пользовался очень большим влиянием на многие государственые дела.
Государственную и литературную деятельность удачно сочетал князь Пётр Андреевич Вяземский (1792 — 1878). Совсем молодым человеком он в составе ополчения участвовал в Бородинском сражении. Выдвинулся на литературном поприще, оставил немало прекрасных стихотворений, состоял членом общества «Арзамас», сотрудничал в журналах «Вестник Европы», «Московский телеграф», «Современник». Пётр Андреевич долгие годы был одним из ближайших друзей Пушкина («любезный Вяземский, поэт и камергер»). Первоначально он придерживался оппозиционных взглядов, поддерживал дружеские связи с декабристами, хотя в Северное общество вступить отказался. После разгрома движения сохранил бумаги И. И. Пущина и один из вариантов «Конституции» Никиты Муравьёва. С 1830 года князь находился на государственной службе — сначала по ведомству Министерства финансов, позднее — в Министерстве народного просвещения и в Главном управлении цензуры. Взгляды Вяземского изменились, на смену максимализму молодости пришел здравый смысл умудрённого жизнью человека. Он во многом не соглашался с политикой правящих кругов, но в то же время ему претил революционный задор отечественных ниспровергателей.
На службе государству он достиг немалых высот: сенатор, член Государственного Совета, обер-шенк двора (второй чин придворной табели о рангах). Высокую оценку получило и его литературное творчество: в 1839 году Вяземского избрали действительным членом Российской академии, а в 1841-м он вошёл в состав Императорской академии наук. Поэтическому призванию Пётр Андреевич не изменил до конца своей жизни, кроме того, был известен как публицист, написал несколько ценных мемуарных очерков и историко-литературных трудов, в том числе монографию о Д. И. Фонвизине. Князь был близок и к исторической науке — в 1866 году выступил одним из основателей Русского исторического общества. Увлечению историей способствовали и родственные связи. На его сестре — Екатерине Андреевне Колывановой (1780 — 1851) (внебрачная дочь князя Андрея Ивановича Вяземского (1750 — 1807)) вторым браком был женат Николай Михайлович Карамзин (1766 — 1826), оказывавший покровительство своему молодому родственнику.
Сам Пётр Андреевич был женат на княжне Вере Фёдоровне Гагариной (1790 — 1886), из стародубской ветви Рюриковичей (троюродная сестра декабристского «диктатора» князя Сергея Петровича Трубецкого). Во многом благодаря ей возникла удивительная атмосфера на «Русском Парнасе» — в подмосковном имении Вяземских Остафьево, где собирались выдающиеся деятели русской культуры. Сыну Вяземских — Павлу (1820 — 1888), когда тот ещё был ребёнком, Пушкин посвятил шутливое стихотворение:
Душа моя Павел,
Держись моих правил:
Люби то-то, то-то,
Не делай того-то.
Кажись, это ясно.
Прощай, мой прекрасный.
«Прекрасный» адресат Пушкина вырос достойным сыном своего отца. В служебной деятельности ему сопутствовал успех — сначала по Министерству иностранных дел, затем на ниве просвещения (помощник попечителя Петербургского и попечитель Казанского учебных округов, в 1881 — 1883 годах начальник Главного управления по делам печати), с 1883 года Павел Вяземский — сенатор, хотя, по отзыву современника, «явления окружающей жизни мало останавливали на себе его внимание...» Ближе ему была, вероятно, иная стезя. Павел Петрович серьёзно увлёкся историей, опубликовал несколько работ о «Слове о полку Игореве», выступил с инициативой создания Общества любителей древней письменности, главной задачей которого считал издание исторических памятников. Живой интерес к прошлому вылился в коллекционирование предметов старины. В своём Остафьеве Вяземский создал настоящий музей, собрал огромную библиотеку в 32 тысячи томов. Богатейший архив отца позволил ему выпустить в свет новые материалы о Пушкине. К слову сказать, Вяземский был знаком и с другим великим русским поэтом — М. Ю. Лермонтовым. Как утверждал князь, именно по его просьбе Лермонтов перевёл на русский язык стихотворение Гейне «Сосна и пальма», ставшее одним из шедевров уже русской поэзии.
И тут опять мы сталкиваемся с родственными связями. Жена Павла Петровича — Мария Аркадьевна (1819 — 1889) принадлежала к роду Столыпиных. Бабушка Лермонтова по матери — Елизавета Алексеевна Столыпина, в замужестве Арсеньева, приходилась Марии Аркадьевне родной тётей. Знаменитый же премьер-министр Пётр Аркадьевич Столыпин доводился Лермонтову троюродным братом, а Марии Аркадьевне — соответственно двоюродным племянником.
Сестра Павла Петровича — княжна Мария Петровна Вяземская (1813 — 1849) в 1836 году вышла замуж за Петра Александровича Валуева (1815 — 1890). Граф (с 1880) Пётр Александрович Валуев — действительный тайный советник, министр внутренних дел (1861 — 1868), государственных имуществ (1872 — 1879), председатель Комитета министров (1879 — 1881).
Дочери Павла Петровича и Марии Аркадьевны связали родственными узами с семьёй князей Вяземских ещё двух видных деятелей. Екатерина (1849 — 1929) в 1868 году вышла замуж за графа Сергея Дмитриевича Шереметева (1844 — 1918). Потомок известного рода, внук графа Николая Петровича Шереметева (1751 — 1809) и актрисы Прасковьи Жемчуговой (1768 — 1803), Шереметев занимал различные должности на государственной и дворянской службе: в 1883 — 1894 годах являлся начальником Придворной певческой капеллы, в 1885 — 1890-м — предводителем дворянства Московской губернии, с 1900 года состоял членом Государственного Совета, с 1904-го — обер-егермейстером Императорского Двора. Но яркий след он оставил не в придворной жизни или административной деятельности. Его привлекала родная старина, и изучение истории выдвинуло графа в ряд признанных специалистов в этой области. Сергей Дмитриевич возглавлял Археографическую комииссию Министерства народного просвещения (издавала исторические источники), Общество любителей древней письменности, основанное его тестем, Комитет попечительства о русской иконописи. Граф Шереметев принял культурную «эстафету» Вяземских и открыл в Остафьеве музей.
А другая дочь Павла Петровича, Александра — жена действительного статского советника, егермейстера Дмитрия Сергеевича Сипягина (1853 — 1902). В 1899 году он сменил И. Л. Горемыкина на посту министра внутренних дел. Но его пребывание в этой должности оказалось коротким. В апреле 1902 года член Боевой организации эсеровской партии Степан Балмашёв выстрелами из револьвера смертельно ранил министра прямо в Мариинском дворце. Этот случай, наряду с убийством министра просвещения Н. П. Боголепова, открыл в России печальную статистику жертв возрождённого эсерами революционного террора, прерванную лишь энергичными действиями Столыпина.
Одну из младших ветвей рода Вяземских «прославил» своими нелицеприятными делами князь Афанасий Иванович. При дворе Ивана Грозного он занял одно из первых мест, пользовался неограниченным доверием царя и, конечно, стал одним из главных опричников. А когда царь организовал в Александровской слободе своеобразный опричный «монастырь», где сам Грозный считался «игуменом», Вяземский получил должность «келаря» — второго после игумена лица. О доверии к Вяземскому свидетельствует и то, что только из его рук принимал Иван Грозный лекарства, опасаясь, что другие могут его отравить. Но близость к трону в конце концов обернулась иной стороной. После опричного разгрома Новгорода царь расправился с некоторыми видными соратниками, попал в их число и Вяземский. На князя донёс один из его подчинённых. Якобы «келарь» предупредил новгородцев о приходе озверевшей «братии». Вяземского схватили, а потом забили насмерть палками.
Но вернёмся к «истокам» смоленской династии. Потомки Давыда Ростиславича правили в Смоленске до начала XV века. Среди смоленских князей можно назвать Мстислава (Фёдора) Давыдовича (ум. в 1230), заключившего договор с Ригой в 1229 году; его сына Ростислава Мстиславича, в 1239 году ненадолго захватившего стольный Киев и изгнанного оттуда Даниилом Романовичем галицким; представителей следующих поколений — Глеба Ростиславича (ум. в 1277), в княжение которого над Смоленским княжеством установился ордынский контроль, Александра Глебовича (ум. в 1313), Ивана Александровича (княжил в 1313 — 1359 годы), Святослава Ивановича, павшего в битве с литовцами в 1386 году.
Его сына Глеба Святославича великий литовский князь Витовт в 1395 году изгнал из Смоленска, посадив в городе своего наместника. Глеб Святославич погиб в августе 1399 года в битве с татарами на реке Ворскле, где сражался на стороне Витовта. Поражением литовского правителя воспользовался брат Глеба — Юрий Святославич, который в 1401 году возвратил Смоленск во владения своего рода. Но ненадолго. Хотя Юрий и пытался всячески сохранить независимость своих земель — его сестра Анна была женой Витовта, а дочь Анастасия вышла за сына Дмитрия Донского — Юрия звенигородского, родственные связи не спасли его княжество от завоевания. В 1404 году Витовт изгнал Юрия из Смоленска и занял город. Юрию Святославичу пришлось бежать в Москву, а затем в Торжок. Там он убил князя и княгиню Вяземских, а затем, терзаемый раскаянием, отправился в Орду, где и скончался, скитаясь по степи.
Сын Юрия Фёдор поначалу обосновался в Новгороде, но под напором Витовта уехал за рубеж. В 1413 году он появился на Констанцском соборе (проходил в южнонемецком городе Констанце), принявшем ряд важных для католической церкви решений. Самое известное из них — осуждение и казнь Яна Гуса.
Род смоленских Рюриковичей — потомков Давыда Ростиславича — сильно разросся. От него произошли многие княжеские и дворянские роды: князья Жижемские. Коркодиновы, Дашковы, Порховские, Кропоткины, Селеховские, Соломерецкие, дворяне Татищевы, Всеволожские, Заболоцкие, Губастовы, Шукаловские, Рожественские, Кисловские, Дмитриевы, Дмитриевы-Мамоновы, Даниловы, Внуковы, Резановы, Монастырёвы, Судаковы, Аладьины (Оладьины), Цыплетевы (Цыплятевы), Мусоргские, Полевы, Еропкины, Травины, Бокеевы, Карповы, Карповы-Долматовы, князья Козловские, дворяне Ржевские и Толбузины. Далеко не все из них оставили заметный след в русской истории, многие роды угасли ещё в допетровский период. Отметим лишь наиболее выдающихся потомков смоленских князей.
Князья Кропоткины.
Князья Кропоткины известны в основном своим наиболее ярким представителем — знаменитым революционером и анархистом князем Петром Алексеевичем Кропоткиным (1842 — 1921). Судьба готовила ему блестящее будущее. Выпускник привилегированного Пажеского корпуса в Петербурге (окончил корпус с занесением имени на мраморную доску), камер-паж Александра II, он при производстве в офицеры просил определить его в Амурское казачье войско. В Сибири молодой князь служил сначала адъютантом военного губернатора Забайкальской области, а затем чиновником особых поручений при генерал-губернаторе Восточной Сибири. Здесь, в далёком и малоизученном крае Пётр Алексеевич смог практически применить свои обширные и глубокие познания. Он организовал несколько экспедиций по Северной Маньчжурии и Саянам, открыл прямой путь из Олёкминских золотых приисков в Забайкалье, выдвинул новые идеи об орографии и геологии Сибири. Русское Географическое общество, в ряды которого князь вошёл в 1868 году, отметило его сибирские исследования золотой медалью. В 1867 году Кропоткин вышел в отставку и приехал в Петербург, где учился на физико-математическом факультете Петербургского университета и одновременно трудился в Статистическом комитете Министерства внутренних дел. В Русском Географическом обществе он стал секретарём Отделения физической географии и не прекращал интенсивных научных занятий. Их итог — несколько крупных работ, опубликованных в «Записках» общества. Пётр Алексеевич предлагает всё новые и новые идеи, которые затем полностью подтверждаются. В частности, он предсказал существование Земли Франца-Иосифа и разработал оригинальную теорию материкового оледенения в четвертичный период, чему способствовало его участие в экспедиции, работавшей в Швеции и Финляндии. Проницательный ум, высочайшая эрудиция и разносторонность интересов обеспечили исследованиям Петра Алексеевича важное место в российской науке, прежде всего в географии, геологии и статистике. Князя Кропоткина по праву можно признать одним из выдающихся русских учёных, но с начала 1870-х годов в его судьбе произошёл крутой поворот.
Вместо подлинного служения своей Родине на научном поприще Кропоткин выбрал деятельность во имя химерических идей. Он решил посвятить себя революционной борьбе, чтобы в конечном итоге осуществить переустройство общества на справедливых, как ему казалось, началах. Побывав в Швейцарии и вступив в I Интернационал, князь-революционер сделался последователем анархизма, а затем и одним из идеологов этого направления общественной мысли. Но не только теория привлекала его. От слов Кропоткин перешёл к делу: в Петербурге примкнул к революционному кружку «чайковцев», вёл революционную пропаганду среди рабочих, пока в 1874 году не был арестован. После двухлетнего заключения в Петропавловской крепости ему удалось бежать из Николаевского военного госпиталя, куда его перевели из-за болезни. Князь перебрался за границу, где обосновался в Лондоне и сразу же включился в деятельность европейских анархистов. Среди последователей этого течения Кропоткин пользовался огромным авторитетом, после смерти Бакунина он, по сути, стал главой русского анархизма и разработал собственную социальную теорию — анархо-коммунизм. Вернулся на Родину он лишь в мае 1917 года.
После Октябрьской революции Кропоткин жил в Дмитрове и почти отошёл от революционной деятельности. Несколько раз он протестовал против политики «красного террора», но сам, к счастью, его жертвой не стал. «Апостол» анархизма мог воочию наблюдать гибель того старого мира, против которого он в своё время боролся. Похороны князя-революционера вылились в настоящую демонстрацию. Дело в том, что в тот день из московских тюрем были выпущены под честное слово вернуться заключённые в них Советской властью анархисты. Гроб с телом Кропоткина выставили для прощания в Колонном зале Дома Союзов (бывшем здании московского Дворянского собрания) — и это стало началом многолетней советской традиции.
Если Пётр Алексеевич Кропоткин активно участвовал в революционном движении, то его дальний родственник Дмитрий Николаевич (1836 — 1879) пал одной из его первых жертв. Он служил в лейб-гвардии Конном полку, на военной службе достиг чина генерал-лейтенанта, а в 1870 году был назначен харьковским генерал-губернатором. На этом посту он проявил немалое рвение в ликвидации студенческих волнений, за что и был застрелен народником Г. Д. Гольденбергом.
Большой вклад в геологическую науку внёс и ещё один князь Кропоткин — внучатый племянник Петра Алексеевича князь Пётр Николаевич (1910 — 1996), работавший в Геологическом институте Академии наук. Труды учёного посвящены вопросам тектоногеографии. Пётр Николаевич является одним из создателей современной теории мобилизма литосферных плит. Он одним из первых оценил возможности использования палеомагнитных данных для построения глобальных палеогеографических реконструкций, на примере различных регионов мира показал перемещение крупных блоков земной коры на многие тысячи километров. В 1992 году Пётр Николаевич Кропоткин был избран академиком Российской академии наук. Его сын — Алексей Петрович, доктор физико-математических наук, специалист в области ядерной физики. А в Институте археологии РАН работает Андрей Владиславович Кропоткин, область научных интересов которого связана с изучением черняховской культуры (его отец Владислав Всеволодович (1922 — 1993), доктор исторических наук, также был крупным археологом). Так научная стезя стала доброй традицией в роду князей Кропоткиных.
Дворяне и графы Татищевы.
Не менее знамениты в научном мире имена представителей дворянского рода Татищевых — тоже ветви смоленских Рюриковичей. Фамилия Татищевых, по легенде, происходит от прозвища их родоначальника «Тать-ищ». Якобы первый из Татищевых Василий Юрьевич, служивший Ивану III, особенно прославился своим умением раскрывать всевозможные преступления, почему и носил такое странное прозвище («ищет татей», то есть воров, а ворами на Руси называли не просто грабителей, а любых государственных злоумышленников и бунтовщиков). Конечно, поверить в эту этимологию сложно. Вероятнее другое, слово «татище» означало просто «ворюга» (В. Б. Кобрин).
Фамилию Татищев обессмертил Василий Никитич Татищев (1686 — 1750), тайный советник, крупный государственный деятель и администратор, оставшийся в истории тем не менее как один из первых русских учёных-историков. Биография Василия Никитича насыщенна и динамична: удивляешься, в сколь разных областях он успел оставить свой след — яркий и оригинальный. Один из «птенцов гнезда Петрова», Татищев побывал и на полях сражений Северной войны, и на уральских горных заводах, ездил в Германию и Швецию, выполнял дипломатические поручения и размышлял над вопросами науки. По разнообразию интересов и занятий его можно сравнить разве что с Ломоносовым, хотя талант Василия Никитича был неизмеримо скромнее.
В 1719 году Пётр I поручил Татищеву составление российской географии. К тому времени Василий Никитич уже имел за плечами и артиллерийское училище, и составленную им «Практическую планиметрию» для межевания земель, стажировался он и в Германии, так что его обширные знания и практические навыки как нельзя лучше соответствовали выбору царя. Татищев подготовил записку о землемерии, межевании и составлении ландкарт, но чем дальше углублялся в географию, тем отчётливее понимал, что ею нельзя заниматься без знания истории. Историю и географию он видел двумя взаимосвязанными науками — одна без другой полноценно существовать не может. И поэтому в течение следующих 20 лет он собирает материал и осуществляет свой грандиозный замысел — написать полную и фундированную историю своего Отечества.
А пока поручения следуют одно за другим. В 1720 — 1723 годах Татищев на Урале, руководит горными заводами только-только набиравшего промышленную мощь региона. В 1724 — 1726-м он в Швеции, где следит за обучением русских юношей горному делу. С 1726 года работает в Монетной конторе. Новый взлёт произошёл в 1730 году, когда Татищев выдвинулся в первые ряды дворян — «шляхетства», выступивших против попыток членов Верховного Тайного Совета, навязавших императрице Анне Иоанновне кондиции, ограничить самодержавие. Во многом опираясь на поддержку таких людей, как Татищев, царица восстановила самодержавие, уничтожив связывавший её по рукам документ. Вскоре Татищев вновь на Урале, опять руководит Екатеринбургскими горными заводами, затем возглавляет Оренбургскую экспедицию.
Активность Татищева, его независимость, властный характер не позволяли ему мирно уживаться с другими администраторами. Возник конфликт с Шембергом, ставленником Бирона, волею судьбы вставшим во главе всего горного дела в России. Татищева отдали под суд, и только при Елизавете Петровне он вернулся к «нормальной» жизни. Но ещё в 1739 году он представил в Петербургскую академию наук первоначальный текст своей «Истории». С 1741 по 1745 год Татищев — губернатор в Астрахани. Последние пять лет жизни Василий Никитич провёл в своём имении, всецело отдавшись научным занятиям. Бессмертный памятник Татищеву — его многотомная «История Российская с самых древнейших времён». Он не просто был летописцем, бесстрастно фиксировавшим события далёкого прошлого, он был первым учёным-историком, критически работавшим с источниками, выстраивавшим собственную историографическую концепцию. Она вступила в противоречие с тогдашними официальными взглядами, а потому труд Татищева начали печатать только в 1768 году по инициативе Герарда Миллера. «История» Татищева — первая в ряду фундаментальных исторических описаний России. Именно ему мы обязаны введению в научный оборот и таких важных исторических памятников, как «Русская Правда» и Судебник Ивана IV 1550 года.
В XIX веке среди Татищевых появился ещё один историк. Сергей Спиридонович (1846 — 1906) окончил Александровский лицей и Сорбонну, находился на дипломатическом поприще, добровольцем участвовал в русско-турецкой войне 1877 — 1878 годов, а государственную службу сочетал с историческими исследованиями. Его перу принадлежат превосходные, с точки зрения исторической науки, труды по истории русской дипломатии и внешней политики, двухтомник о царствовании Александра II («Император Александр II. Его жизнь и царствование») и генеалогический компендиум «Род Татищевых, 1400 — 1900», в котором рассматривается история этой ветви Рюриковичей на протяжении 500-летнего её существования.
Дипломатической работе 40 лет своей жизни посвятил обер-камергер Дмитрий Павлович Татищев (1767 — 1845). Побывав послом в Неаполе, Мадриде, Гааге, около 20 лет он находился в качестве русского посланника при венском дворе. Известен как один из крупнейших русских коллекционеров, особенно примечательными были его собрания гемм и испанской живописи. Некоторые вещи из его сокровищ поступили потом в Эрмитаж. За свою деятельность в области изящных искусств Дмитрий Павлович удостоился избрания почётным членом Императорской Академии художеств.
На военной службе выдвинулся Александр Иванович Татищев (1763 — 1833). Он принял боевое крещение ещё в русско-турецкой войне при Екатерине II: в 1788 году секунд-майором участвовал во взятии Очакова. С 1808 года являлся генерал-кригс-комиссаром, то есть ведал всем военным снабжением русской армии, и в кампанию 1812 года докладывал Александру I об обмундировании и снаряжении войск. Генерал от инфантерии и сенатор (с 1823), в 1824 году он назначен военным министром и в этой должности оставался вплоть до своей отставки в 1827 году. Но гораздо более известен он как председатель Следственной комиссии по делу декабристов. Историки этого общественного движения сказали немало язвительных слов в его адрес. Как бы то ни было, старания Александра Ивановича увенчались успехом — в 1826 году, в день коронации Николая I, ему было пожаловано графское достоинство Российской Империи.
Надо сказать, что это не первый из Татищевых, кто удостоился такой чести. Ещё в 1801 году, в день коронации Александра I, графский титул получил генерал от инфантерии Николай Алексеевич Татищев (1739 — 1823), который в течение 20 лет командовал лейб-гвардии Преображенским полком — старейшим гвардейским полком России.
Столь же безупречно служил монархии и граф Илья Леонидович Татищев (1859 — 1918). Генерал-адъютант Свиты императора Николая II, генерал-лейтенант, он числился по гвардейской кавалерии. Когда для царской семьи настали тяжёлые дни, Илья Леонидович добровольно отправился в ссылку вместе с нею в Тобольск, а затем и в Екатеринбург («Раз государь желает этого, мой долг исполнить волю моего государя!»). В Екатеринбурге его вместе с князем В. А. Долгоруковым сразу же арестовали, а 10 июня расстреляли. Русская Православная Церковь Заграницей в 1981 году причислила графа Татищева к лику святых мучеников.
От брака Аграфены Фёдоровны Татищевой (1811 — 1877) с действительным тайным советником Александром Андреевичем Половцовым (1805 — 1892) родился Александр Александрович Половцов (1832 — 1909) — государственный секретарь (1883 — 1892), почётный член Императорской академии наук (1884), председатель Императорского Русского исторического общества (с 1879), под редакцией которого увидели свет 13 томов уникального «Русского биографического словаря» (изданы на его собственные средства) и многочисленные тома «Сборника Императорского Русского исторического общества», незаменимые издания для всех занимающихся русской историей. Сам Половцов был женат на воспитаннице барона А. Л. Штиглица Надежде Михайловне Июневой (1843 — 1908), внебрачной дочери великого князя Михаила Павловича (брат Александра I и Николая I). От этого брака родилось несколько детей, в том числе Надежда (1865 — 1920), жена графа Алексея Александровича Бобринского (1852 — 1927), историка и археолога, впоследствии депутата III Государственной думы и министра земледелия, и сын Александр (1867 — 1944), первым браком женатый на графине Софье Владимировне Паниной (1871 — 1957), активной деятельнице кадетской партии (член ЦК и товарищ министра народного просвещения в последнем составе Временного правительства), падчерице председателя партии кадетов И. И. Петрункевича.
Князья Дашковы.
Громкую славу роду князей Дáшковых (которых не следует путать с дворянской фамилией Дашкóвых) принесла супруга одного из князей — Екатерина Романовна (1743 — 1810), урождённая графиня Воронцова. Сподвижница Екатерины Великой, участвовавшая в перевороте 1762 года, «Екатерина Малая» возглавляла два ведущих научных учреждений страны — в качестве директора Петербургскую академию наук, куда её торжественно «ввёл» великий Леонард Эйлер, и в качестве президента — образованную в 1783 году Российскую академию — академию русской словесности. Как организатор науки, Екатерина Романовна сделала очень много для обеих академий. В частности, именно она руководила составлением первого в России толкового словаря русского языка — знаменитого «Словаря Академии Российской», созданного и увидевшего свет в рекордно короткие сроки. Именно ей принадлежит честь создания седьмой буквы русского алфавита, буквы «Ё» (ныне, увы, несправедливо унижаемой), — случай беспримерный в истории. Яркая личность эпохи, одна из самых удивительных женщин России, она и сейчас пользуется неустанным вниманием исследователей и всех почитателей её незаурядных талантов.
О муже Екатерины Романовны, благодаря которому она и получила свою фамилию, известно гораздо меньше. Князь Михаил-Кондратий Иванович Дашков (1736 — 1764) прожил недолго. Он служил в гвардейских полках, некоторое время был посланником в Копенгагене, достиг бригадирского чина. Екатерина Романовна вышла за него замуж в 1759 году. Существуют две версии их знакомства: по одной, графиня увидела будущего супруга на улице и познакомилась с ним благодаря дружественному ей семейству Самариных, по другой, это произошло на балу, где на ухаживания князя Екатерина Романовна ответила словами, обращёнными к своему дядюшке: «Князь Дашков делает мне честь своим предложением и просит моей руки».
От этого брака родилось трое детей (сын Михаил умер младенцем). Дочь Анастасия (1760 — 1831) вышла замуж за Андрея Евдокимовича Щербинина (его сестра Елена — мать знаменитого Дениса Васильевича Давыдова (1784 — 1839)). Сын Павел (1763 — 1807), которого Екатерина Романовна очень любила и старалась воспитать на свой, просвещённый лад, служил адъютантом у Г. А. Потёмкина, недолго пробыл военным губернатором в Киеве, а с 1801 года занимал должность московского губернского предводителя дворянства. Он умер в чине генерал-лейтенанта.
Поскольку детей князь Павел Михайлович не оставил, то фамилия князей Дашковых указом Александра I в 1807 году перешла к графу Ивану Илларионовичу Воронцову (1790 — 1854), двоюродному племяннику Екатерины Романовны, и таким образом возник графский род Воронцовых-Дашковых.
Дворяне Всеволожские.
Всеволожские (фамилия происходит от отчества, поскольку родоначальником Всеволожских был один из смоленских князей Александр-Всеволод Глебович), как и многие другие потомки смоленской династии, утратили княжеский титул. Однако род этот занимал не последнее место при московском дворе. Своим возвышением он во многом обязан боярину Ивану Дмитриевичу Всеволожскому, сыгравшему видную роль в событиях династической войны между московским князем Василием II и его родственниками. Более подробно об этих событиях говорится в главе, посвящённой Василию II. Здесь же отмечу, что именно Всеволожский стал одним из опекунов малолетнего Василия и добился для него в Орде великокняжеского ярлыка, оспариваемого дядей Василия — Юрием галичским и звенигородским. Всеволожский имел далеко идущие планы. Ему удалось породниться и с родом московских тысяцких Вельяминовых, и с суздальско-нижегородскими князьями, и с серпуховско-боровской династией. Честолюивый боярин намеревался выдать одну из своих дочерей за Василия II, а когда этот план не удался, переметнулся на сторону врагов Василия — к князю Юрию. Измена дорого стоила Всеволожскому. Он попал в плен и в 1434 году был ослеплён. Вскоре боярин умер.
Ветвь Всеволожских, его потомков, просуществовала до середины XVI века. Последним в этой семье был правнук Ивана Дмитриевича — Семён Иванович. Другие ветви рода Всеволожских «дожили» до XIX века. К одной из них принадлежали друг Пушкина Никита Всеволодович (1799 — 1862), на квартире которого собиралось литературное общество «Зелёная лампа» (филиал декабристского «Союза благоденствия») и его племянник Иван Александрович (1835 — 1909), директор Императорского Эрмитажа (с 1899).
А в XVII веке Всеволожские чуть было не породнились с Романовыми: на дочери московского дворянина Фёдора Родионовича (Рафа) Всеволожского — Евфимии в 1647 году намервался жениться царь Алексей Михайлович. Однако из-за придворных интриг этот брак не состоялся, и вся семья Фёдора Родионовича отправилась в ссылку в Сибирь (Никита Всеволожский — потомок этого Рафа).
Дворяне Рожественские.
Потомком дворян Рожественских был вице-адмирал Зиновий Петрович Рожественский (1848 — 1909), который во время русско-японской войны 1904 — 1905 годов командовал 2-й Тихоокеанской эскадрой. Под его руководством эскадра совершила свой героический переход из Балтийского моря на Дальний Восток, но в Цусимском сражении была разгромлена.
Дворяне и графы Дмитриевы-Мамоновы.
Предок Дмитриевых-Мамоновых Александр Юрьевич Нетша считается внуком смоленского князя Константина Ростиславича. А сам Константин Ростиславич был женат на дочери Александра Невского. Старшая ветвь Нетшичей по имени родоначальника стала именоваться Дмитриевыми и в XV — XVI веках сильно разрослась. Представители этого рода утеряли княжеский титул и не занимали сколько-нибудь видного положения при московском дворе, что объяснялось, вероятно, службой некоторых из Дмитриевых удельным князьям московской династии. Впрочем, к концу XV века среди Дмитриевых стали появляться и окольничие, одним из которых был Григорий Андреевич Мамон. В русской истории он известен тем, что в преддверии стояния на реке Угре уговаривал Ивана III не сопротивляться Орде и смириться под её властью. К счастью, осторожность окольничего и его священный трепет перед «царём» (как именовали на Руси ордынского хана) не возымели никакого действия на московского князя.
С трудом пережив опричный террор Ивана Грозного, Дмитриевы захудали. Их некоторое возвышение относится к концу XVII века, когда одна из ветвей рода, дабы отличаться от прочих дворян-однофамильцев, добилась разрешения добавить к своей фамилии фамилию Мамоновых, и таким образом возник род Дмитриевых-Мамоновых.
От стольника и воеводы Михаила Михайловича род разделился на две ветви. Старшая ветвь породнилась с царским домом Романовых. Дело в том, что внук Михаила Михайловича — Иван Ильич-старший вторым браком женился на царевне Прасковье Иоанновне, дочери царя Ивана Алексеевича и племяннице Петра I.
Племянник Ивана Ильича — Фёдор Иванович Дмитриев-Мамонов (1723 — 1805) был весьма незаурядной личностью. Начав службу в лейб-гвардии Семёновском полку, под конец своей военной карьеры он дослужился до бригадира. На досуге занимался историей, астрономией, философией и литературными опусами. Одним из его литературных творений был перевод поэмы Ж. Лафонтена «Любовь Психеи и Купидона», на сюжет которой впоследствии И. Ф. Богданович написал свою поэму «Душенька». Называя себя «дворянином-философом», Фёдор Иванович пытался создать даже собственную теорию мироздания, которая у его современников могла вызвать разве что горькую усмешку. Но мания величия Фёдора Ивановича была беспредельной. Один из самых ярких оригиналов своего времени, он отдал дань исторической хронологии, переводам римских поэтов, переложениям псалмов (очевидно, состязаясь с Тредиаковским и Ломоносовым), математическим расчётам, химическим опытам и даже пытался «изучать» историю Китая. Чудачества смоленского помещика в конечном итоге привели к полному разорению всех его имений. Современники приписывали ему жестокое обращение с крепостными, и его поступки, эпатировавшие публику, привлекли наконец внимание Екатерины II. В результате дознания «дворянин-философ» был признан «человеком вне здравого рассудка» и над его имениями учредили опеку.
Внук Фёдора Ивановича — Александр Иванович (1787 — 1836) — генерал-майор, участвовал в русско-французских войнах при Александре I, сражался на Бородинском поле. Современники отмечали его изрядные способности рисовальщика, передавшиеся, очевидно, и его старшему сыну Эммануилу, который оставил графические портреты Гоголя, Хомякова, Языкова и других деятелей культуры того времени.
Гораздо более заметными фигурами были представители младшей ветви Дмитриевых-Мамоновых. Адмирал Василий Афанасьевич (ум. в 1739) командовал Черноморским флотом при императрице Анне Иоанновне. Его сын Матвей (1724 — 1810) дослужился до действительного статского советника, сенатора и президента Вотчинной коллегии. В Москве ему принадлежали большие владения в районе Мамонова переулка (переулок Садовских, недалеко от Тверской). Своим продвижением по службе Матвей Васильевич всецело был обязан сыну Александру (1758 — 1803), адъютанту Г. А. Потёмкина, ставшему одним из фаворитов Екатерины II. По свидетельствам современников, Александр Дмитриев-Мамонов отличался не только красотой, но и умом, образованностью, честностью и скромностью, никогда не пользовался своим влиянием для сведения личных счётов. Милости сыпались на него непрерывно: камергер, генерал-адъютант, наконец, граф Священной Римской империи. В подарок от императрицы он получил замечательное подмосковное имение Дубровицы, ранее принадлежавшее князьям Голицыным. Но фавор Мамонова длился недолго. Он влюбился в фрейлину императрицы княжну Дарью Фёдоровну Щербатову и в 1789 году женился на ней. Плодом этого союза был сын Матвей. Александр Матвеевич оказался единственным из фаворитов Екатерины, сумевшим сохранить добрые отношения с Павлом I. В день коронации нового императора он получил графское Российской Империи достоинство.
Его сын Матвей Александрович (1790 — 1863), человек трагической судьбы, оставил заметный след в истории русского дворянства первой половины XIX века. «Человек изящных и редких качеств, скромный, нравственный. Математик и рисовальщик», он пробовал свои силы и в поэзии. Во время войны 1812 года Матвей Александрович на свои средства сформировал целый полк, получивший официальное название «Московский казачий графа Дмитриева-Мамонова полк». В полку служили, в частности, В. А. Жуковский и кн. П. А. Вяземский. В декабре 1812 года Матвей Александрович был награждён золотой саблей с надписью «За храбрость», а в следующем году произведён в генерал-майоры. Но неуживчивый характер графа мешал его службе: из-за разногласий с командованием полк расформировали, а его основатель через два года подал в отставку.
Матвей Александрович поселился в Дубровицах и решил организовать тайное общество, чему способствовали и его масонские связи. Это общество под названием «Орден русских рыцарей» в действительности никогда не функционировало, что, однако, не помешало некоторым советским историкам называть его одной из самых крупных преддекабристских организаций. К декабристам Матвей Александрович отношения не имел. Проведённые исследования позволяют полагать, что он намеревался основать в России рыцарский орден по типу Ордена тамплиеров. В свои соратники он зачислил очень разных людей, среди них были М. Ф. Орлов, Н. И. Тургенев, граф Ф. П. Толстой (впоследствии вице-президент Академии художеств), Денис Давыдов и даже небезызвестный А. Х. Бенкендорф. Желание Мамонова окружать всё ореолом тайны порождало неверное представление о якобы разветвлённой и сильной организации, готовой к решительным действиям. Образ жизни графа лишь множил загадки. Совершенное затворничество приводило в недоумение.
Постепенно деятельность Матвея Александровича стала носить отчётливый донкихотский характер. Он приступил к строительству в Дубровицах крепостных стен, вооружил своих крестьян и начал свозить в имение пушки. «Военные забавы» графа окончились его арестом, поводом к которому послужило избиение им своего управляющего. Мамонов оказал бурное сопротивление полиции. Его доставили в Москву и подвергли медицинскому освидетельствованию, а потом и принудительному лечению. После того как граф отказался присягнуть Николаю I, его официально объявили сумасшедшим, а над имениями назначили опеку. Несчастный Матвей Александрович последние 40 лет своей жизни провёл в усадьбе Васильевское на Воробьёвых горах, которую москвичи называли «Мамоновой дачей», и скончался в 1863 году в результате несчастного случая. С его смертью графская ветвь рода Дмитриевых-Мамоновых прекратила своё существование.
В 1913 году графский титул (с передачей старшему в роде) был пожалован представителю старшей ветви рода — племяннику Эммануила Александровича Александру Ипполитовичу (1847 — 1915). К тому времени он уже был известным историком и учёным. Составил первое описание Великого Сибирского пути (Транссибирской магистрали), издал работы по истории пугачёвщины и пребывания декабристов в Сибири и Зауралье, являлся председателем Западно-Сибирского отделения Русского Географического общества и действительным членом Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете.
Его сын граф Василий Александрович незадолго перед революцией издал руководство по банковскому делу. После 1917 года он эмигрировал, а его сын Александр Васильевич скончался в Брюсселе в 1992 году.
Мужем дочери адмирала Василия Афанасьевича Екатерины был Иван Александрович Фонвизин (тогда эта фамилия писалась Фон-Визин). Их дети прославились в екатерининскую эпоху. Денис Иванович Фонвизин (между 1743 и 1745 — 1792) стал великим драматургом, автором двух бессмертных пьес «Бригадир» и «Недоросль», а его брат Павел (ум. в 1803) — директором Московского университета. Их родной племянник Михаил Александрович (1787 — 1854) принимал деятельное участие в дивжении декабристов. Сестра Дениса Фонвизина — Феодосия вышла замуж за премьер-майора Василия Алексеевича Аргамакова — сына первого директора Московского университета (1755 — 1757) Алексея Михайловича Аргамакова (1711 — 1757).
Дворяне Дмитриевы.
В отличие от Дмитриевых-Мамоновых другая ветвь Дмитриевых сохранила свою фамилию без изменений. Её прославил Иван Иванович Дмитриев (1760 — 1837), знаменитый поэт и известный государственный деятель. Рано начав военную службу, Иван Иванович вступил на литературное поприще уже в зрелом возрасте. Ему покровительствовал сам Г. Р. Державин, а близким другом был Н. М. Карамзин (оба литератора являлись родственниками — отец Карамзина вторым браком был женат на родной тётке Дмитриева). Первый стихотворный сборник Ивана Ивановича, изданный в 1795 году, назывался «И мои безделки» (по аналогии с карамзинскими «Моими безделками»). Среди «безделок» было немало превосходных стихотворений. Кстати, именно в этом сборнике в печати впервые появилась буква «ё» (в слове «всё»). Иван Иванович прославился прежде всего как довольно острый сатирик и талантливый баснописец. Современники сравнивали его с Лафонтеном и Крыловым, а князь П. А. Вяземский даже предпочитал Дмитриева Ивану Андреевичу. Сюжеты своих басен Дмитриев черпал в основном из французской литературы. Считая басню основным жанром своего творчества, он видел задачу в воспитании личности молодого человека, а потому всегда усиливал морализаторское начало. Одновременно Дмитриев достиг совершенства в новом, светски-изящном литературном стиле, и его басни, написанные лёгким и грациозным стихом, долго пользовались заслуженной славой. Одной из самых известных была басня «Муха»:
Бык с плугом на покой тащился по трудах;
А муха у него сидела на рогах,
И муху же они дорогой повстречали.
«Откуда ты, сестра?» — от этой был вопрос.
А та, поднявши нос,
В ответ ей говорит: «Откуда? — мы пахали!»
От басни завсегда
Нечаянно дойдёшь до были.
Случалось ли подчас вам слышать, господа:
«Мы сбили! Мы решили!».
Кроме того, Дмитриев — автор од, сказок, песен, а песня «Стонет сизый голубочик» стала, по сути, народной.
При Александре I Дмитриев включился в государственную деятельность, стал членом Государственного Совета, министром юстиции (1810 — 1814). При этом он никогда не забывал своих собратьев по перу и всегда помогал им как мог. Скончался он в весьма преклонном возрасте, окружённый почётом и уважением, через несколько месяцев после гибели А. С. Пушкина.
Брат Ивана Ивановича — Александр — профессиональный военный, также был переводчиком и прозаиком, хотя и менее известным. И наконец, сын последнего, Михаил Александрович (1796 — 1866), тоже оставил поэтические опыты, а также интересные мемуары «Мелочи из запаса моей памяти», не так давно переизданные. Потомство Михаила Александровича пресеклось.
Дворяне Цыплетевы (Цыплятевы). Цыплетевы — ветвь рода Монастырёвых, получивших свою фамилию от того, что бабушка их родоначальника Александра Монастыря после смерти мужа приняла постриг и воспитала своего внука в монастыре. Старший сын Александра Монастыря — Дмитрий погиб в битве с татарами на реке Воже в 1378 году. Потомства он не оставил. От его младшего брата Василия Александровича произошло несколько дворянских фамилий, в том числе Цыплетевы и Мусоргские.
Родоначальник Цыплетевых — Иван Дмитриевич доводился внуком Василию Александровичу. Он служил верейскому удельному князю Михаилу Андреевичу. Его сын — Елизар Иванович (в иночестве Евфимий) известен как дьяк на Москве в 1530-х годах, в 1534 — 1537 годах служил думным дьяком Разрядного приказа. Сын Елизара Ивановича Иван также был думным дьяком Разрядного приказа (в 1549 — 1556 годах). Под его руководством около 1555 года в Разрядном приказе, ведавшим дворянской службой, был составлен «Государев родословец» — официальная родословная книга Московского государства, в которой приведены генеалогии наиболее знатных и значимых в государственном управлении того времени родов. «Государев родословец» отражал состав высшего слоя русской аристократии, сложившегося в результате объединительной политики московских князей.
Дворяне Мусоргские.
Фамилия Мусоргских должна произноситься не Мýсоргские, а Мусóргские, поскольку происходит от прозвища их родоначальника Романа Васильевича, владевшего землями по речке Мусорге. Этот род обессмертил великий композитор Модест Петрович Мусоргский (1839 — 1881). Он родился в Торопецком уезде Псковской губернии. Музыкой юный Мусоргский начал заниматься очень рано, но судьба, казалось, готовила ему иную стезю. В 10 лет мальчика привезли в Петербург, где он поступил в школу гвардейских подпрапорщиков. После её окончания в 1856 году Мусоргский начал служить в лейб-гвардии Преображенском полку — старейшем и привилегированном гвардейском подразделении. Служба не слишком привлекала его. Современники вспоминали Мусоргского тех лет как красивого, молодого, изящного офицера, с безукоризненно светскими манерами и гвардейским блеском, пользовавшегося огромным успехом в обществе и неотступным вниманием дам. Будучи к тому же талантливым пианистом-импровизатором, он сразу занял место всеобщего любимца в петербургских салонах. В это время Модест Петрович познакомился с А. С. Даргомыжским, затем с Ц. А. Кюи и М. А. Балакиревым. Под их влиянием он решил серьёзно заняться музыкой и вскоре стал неизменным членом «балакиревского кружка» — знаменитой «Могучей кучки». Влияние Балакирева благотворно сказалось на развитие музыкального дара Мусоргского. Он прошёл настоящую школу композиторства и вырос в зрелого, высокопрофессионального мастера, хотя и не имел собственно музыкального образования (как, впрочем, и остальные члены «Могучей кучки»). Близкие дружеские отношения связывали Мусоргского и с молодым Н. А. Римским-Корсаковым. Их творческий «взаимообмен» очень много дал обоим.
Ради музыки Мусоргский в 1858 году вышел в отставку. Кроме того, будучи противником крепостного права, он, находясь под влиянием либерально-демократических идей, отказался от своей доли наследства и отпустил крестьян на волю без выкупа, чем окончательно лишил себя средств к существованию. Желанная «свобода» вскоре обернулась к нему своей нелицеприятной стороной. Ради заработка великий композитор был вынужден работать на скромных чиновничьих должностях в Инженерном управлении (1863 — 1867), Лесном департаменте и комиссии Государственного контроля (1868 — 1880), а гордый, независимый нрав не позволял Мусоргскому хоть сколько-нибудь заметно продвинуться по служебной лестнице, да и сам он к тому не стремился. Жизнь, полная лишений и страданий, в конечном итоге сломила могучего «Мусорянина». В последние годы жизни он нередко пользовался бескорыстной помощью друзей и пробавлялся работой аккомпаниатора в музыкальных классах (этой сферой музыкальной деятельности он владел в совершенстве). Тяжёлые недуги подорвали здоровье, и композитор скончался фактически в полунищенском состоянии. О его трагическом внутреннем мире красноречиво свидетельствует знаменитый портрет кисти И. Е. Репина, написанный незадолго до смерти Мусоргского.
Сложной была и творческая судьба композитора. Многие его произведения остались незавершёнными, в том числе и первые оперы «Саламбо» (1863 — 1866) и «Женитьбу» (1868). В «Женитьбе», написанной по тексту пьесы Н. В. Гоголя, Мусоргский решил воплотить идею музыкальной прозы, создав речитативную оперу. Однако вскоре он понял, что не может совсем отказаться от мелодии, и оставил свой замысел. В 1868 — 1874 годах композитор работал над оперой «Борис Годунов» (две редакции) — великой народно-исторической драмой в русской музыке. Созданную по пьесе А. С. Пушкина оперу восторженно встретили как многие деятели отечественной культуры, так и публика, в особенности молодёжь. Но из-за заострённого политического характера путь «Бориса Годунова» на сцену был непростым. Первоначально оперу запретили, но потом разрешили к постановке в урезанном цензурой варианте. Но даже в таком виде она производила колоссальное впечатление и сразу заняла заметное место среди других русских опер. Затем Мусоргский работал сразу над двумя операми, также ставшими событиями в мировом музыкальном творчестве. «Хованщина», либретто которой композитор писал сам, продолжала традиции исторической драмы, заложенные в «Борисе Годунове». «Сорочинская ярмарка» (по Н. В. Гоголю), напротив, представляла собой весёлую народно-бытовую оперу, но обе они не были завершены. Позже «Хованщину» закончил и оркестровал Н. А. Римский-Корсаков, «Сорочинскую ярмарку» — Ц. А. Кюи (были и другие варианты доработки — А. К. Лядова и В. Я. Шебалина), а «Женитьбу» — М. М. Ипполитов-Иванов.
Кроме опер М. П. Мусоргский сочинил и много других произведений, среди которых особенно знамениты музыкальная картина «Иванова ночь на Лысой горе» (1867) и сюита «Картинки с выставки» (1874).
Дворяне Полевы.
Род дворян Полевых ничем особенным не прославился. Упомянуть о нём следует потому, что эта фамилия перешла к другому дворянскому роду, правда, иностранного происхождения — Балкам. Ещё в середине XVII века лифляндский дворянин Николай Балкен (1630 — 1695) перешёл со шведской службы на русскую. Его сын Фридрих (Фёдор Николаевич) (1670 — 1738), генерал-поручик и московский губернатор (с 1734), женился на Матрёне Ивановне Монс, старшей сестре фаворитки Петра I Анны Монс и возлюбленного Екатерины I Виллима Монса. Их сын Павел (1690 — 1743) первым браком был женат на Марии Фёдоровне Полевой. Указом Петра I ему позволили принять фамилию Балк-Полев. Последним её носителем являлся внук Павла Фёдоровича — Пётр Фёдорович (1777 — 1849), тайный советник и русский посланник в Бразилии. Пётр Фёдорович Балк-Полев оставил четырёх дочерей, одна из которых, Мария Петровна, вышла замуж за известного поэта Ивана Петровича Мятлева (1796 — 1844) (о самом Иване Петровиче речь впереди).
Дворяне Еропкины.
Родственники Полевых, дворяне Еропкины происходят от Ивана Остафьевича Еропки (Яропки), который, оставшись без удела, приехал в Москву, к великому князю Василию II. В XVIII веке можно отметить двух выдающихся представителей этого рода. Пётр Михайлович Еропкин (1689 — 1740) профессионально занимался архитектурой. Он учился этому искусству за границей, а в России руководил строительными работами в Петербурге, завершив планировку северной столицы, начатую ещё Доменико Трезини. Гоф-интендант (с 1738), занимавший определённое положение при дворе, он являлся одним из ближайших соратников кабинет-министра Артемия Петровича Волынского. Уличённый в самоуправстве Волынский попал под следствие. Выяснилось, что он со своими сподвижниками подготовил проект изменения государственного устройства. Они подумывали об ограничении самодержавия в пользу аристократии. Волынского обвинили в оскорблении императрицы. После жестокого дознания в июне 1740 года его с несколькими сторонниками казнили. Закончил свою жизнь на плахе и Пётр Михайлович Еропкин.
Иная судьба ожидала Петра Дмитриевича Еропкина (1724 — 1805). С 13 лет он находился на военной службе. Участвовал в Семилетней войне, проявив себя в сражении под Кольбергом, за что удостоился монаршего благоволения. С 1765 года — сенатор, некоторое время возглавлял Главную соляную контору. Администраторский талант Еропкина проявился во время эпидемии чумы, охватившей Москву в 1771 году. Екатерина направила туда Еропкина для «надзора за здравием всего города», и он зарекомендовал себя с самой лучшей стороны: учредил карантины, принял все необходимые меры для борьбы с заразой, а когда впыхнул Чумной бунт, смог в короткий срок восстановить спокойствие и порядок в древней русской столице. Выйдя в 1774 году в отставку, Еропкин вернулся на службу почти через 12 лет. В июне 1786 года в чине генерал-аншефа он был назначен московским гланокомандующим. При нём завершилось сооружение Мытищинского водопровода, «деревянным обрубом» была укреплена Москворецкая набережная, ремонтировались и строились мосты. В эти годы в Москве творили великие архитекторы В. И. Баженов и М. Ф. Казаков. В 1790 году по собственному прошению Пётр Дмитриевич ушёл со своего поста и последние годы жизни провёл «частным человеком» в своём московском доме на Остоженке. Один из переулков в этом районе называется Еропкинским.
В начале XX века в общественной жизни проявил себя Аполлон Васильевич Еропкин (1865 — после 1920). Выпускник юридического факудьтета Московского университета, он выступил одним из инициаторов создания партии октябристов («Союза 17 октября»), вошёл в состав её московского центрального комитета. От Рязанской губернии избирался депутатом Государственной думы 1-го и 3-го созывов, где выступал в основном по бюджетным вопросам. Опубликовал ряд статей по экономике в периодической печати, поддерживая реформы П. А Столыпина. После революции Аполлон Васильевич уехал за рубеж.
По женской линии род Еропкиных дал ещё нескольких интересных потомков. Анна Михайловна Еропкина (жена бригадира Александра Григорьевича Гурьева) — мать графа (с 1819) Дмитрия Александровича Гурьева (1751 — 1825), гофмейстера, сенатора, действительного тайного советника, члена Государственного Совета, министра финансов (1810 — 1823). От брака с графиней Прасковьей Николаевной Салтыковой Д. А. Гурьев имел нескольких детей, в том числе Александра (1786 — 1865), действительного тайного советника, возглавлявшего департамент государственной экономии Государственного Совета (1848 — 1862), и Марию (1787 — 1849), жену министра иностранных дел (1816 — 1856) канцлера графа Карла Васильевича Нессельроде (1780 — 1862).
Варвара Серафимовна Еропкина — мать генерала от инфантерии Александра Романовича Дрентельна (1820 — 1888), в 1878 — 1880 годах шефа жандармов и главного начальника III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии.
Дворяне Карповы.
Предки дворян Карповых и Бокеевых Семён Бокей и Карп Фёдорович (правнуки князя Фёдора Константиновича Слепого смоленского) служили тверским князьям и только в конце XV века их потомки перешли в Москву. Среди Карповых, конечно, наиболее видной фигурой был дипломат и публицист Фёдор Иванович Карпов (ум. в 1540?). Он занимался в основном внешнеполитическими связями со странами Востока — прежде всего с Крымским ханством и Турцией, вёл дипломатические переговоры с послами этих стран, выступал консультантом по восточным делам, подготавливая соответствующие справки для русского двора. Широко мыслящий человек, Ф. И. Карпов состоял в переписке с Максимом Греком, митрополитом Даниилом, старцем Филофеем (сохранилось несколько его посланий к ним). Произведения Карпова обнаруживают его большую образованность (знал труды Аристотеля, поэмы Гомера и Овидия, интересовался богословием, философией и астрологией, прекрасно владел искусством риторики), дают представление об общественно-политических взглядах автора (он полагал, что власть в государстве должна быть сильной, но ей следует опираться на принципы справедливости и законности). Князь А. М. Курбский называл Карпова «разумным мужем», а Максим Грек — «премудрым» и «пречестнейшим».
Князья Козловские.
Фамилия князей Козловских происходит от названия их вотчины в Козловской волости Вяземского уезда. Князь Алексей Семёнович Козловский (1707 — 1776) в 1758 — 1763 годах был обер-прокурором Святейшего Синода как раз накануне секуляризационной реформы Екатерины II. Отправленный в отставку, Алексей Семёнович стал сенатором, а также генерал-поручиком. Его дочь Анна (1757 — 1824) приняла постриг и долгое время являлась настоятельницей Московского Алексеевского монастыря. Совсем иных взглядов придерживался её брат Фёдор Алексеевич (конец 1740-х — 1770), слывший атеистом и вольтерьянцем. Получив образование в гимназии при Московском университете, юный князь служил в лейб-гвардии Преображенском полку. Благодаря своим литературным произведениям он вошёл в круг писателей и актёров: среди его друзей можно назвать драматурга Д. И. Фонвизина, поэта В. И. Майкова, артиста И. А. Дмитревского. Козловский состоял в Уложенной комиссии, а в конце 1768 года отправился курьером в Италию к Алексею Григорьевичу Орлову, имея поручение доставить к Вольтеру в Ферней письма и подарки Екатерины II. Императрица в сопроводительном послании к Вольтеру писала, что князь «ходатайствовал как о высшей для себя милости быть посланным в Фернэ». Судя по всему, встреча с известным мыслителем произвела на Козловского большое впечатление, поскольку, по отзыву Фонвизина, его «лучшее препровождение времени состояло в богохулении и кощунстве». Фёдор Алексеевич остался при эскадре Орлова и принял участие в Чесменском сражении. Находясь в момент боя на корабле «Евстафий», он погиб при его взрыве. Смерть молодого литератора отозвалась в творениях его друзей: В. И. Майков посвятил князю одно из своих стихотворений, М. М. Херасков описал его гибель в поэме «Чесмесский бой», а Н. И. Новиков включил очерк о нём в свой «Опыт исторического словаря о российских писателях».
Произведений Козловского сохранилось немного: исследователям известно всего несколько стихотворений и переводов, хотя князь писал и в стихах, и в прозе. Державин отмечал, что творчество Козловского оказало на него некоторое влияние, а Н. И. Новиков дал ему такую характеристику: «человек острого ума и основательного рассуждения; искусен в некоторых европейских языках и имел тихий нрав: был добрый и хороший господин; имел непреодолимую врождённую склонность ко словесным наукам и упражнялся в них с самого ещё дества».
К литератрурным кругам был близок и князь Пётр Борисович Козловский (1783 — 1840). Несколько лет он находился на дипломатической службе (при сардинском, вюртембергском и баденском дворах), состоял чиновником по особым поручениям при И. Ф. Паскевиче, наместнике Царства Польского, закончил жизнь в чине действительного статского советника. Пётр Борисович опубликовал несколько стихотворений, но впоследствии отошёл от сочинительства, посвятив себя общению с известными писателями (Дж. Байрон, Ф. И. Тютчев, Г. Гейне) и украшая своим присутствием светские и литературные салоны. Его считали одним из умнейших и образованнейших людей того времени, хотя взгляды его порой отличались непоследовательностью и экстравагантностью. Ещё в молодости Козловский перешёл в католичество, и это наложило отпечаток на его резко критическое отношение к российской действительности и прошлому своей родины. А. С. Пушкин привлёк князя Козловского к сотрудничеству в журнале «Современник», для которого тот написал несколько научно-популярных статей. «Козловский стал бы моим провидением, если бы решительно захотел сделаться литератором», — отмечал поэт. «Ничего не совершив вполне» (отзыв князя П. А. Вяземского) и выбрав «устную деятельность» своей сферой, Козловский тем не менее оказал некоторое влияние на развитие общественной мысли в России.
В отличие от брата, проболтавшего свои способности в салонных гостиных, сестра Петра Борисовича — княжна Мария Борисовна (1788 — 1851) в 1820-х годах часто выступала в печати со стихотворениями и водевилями. Её муж — статский советник Сергей Васильевич Даргомыжский, по-видимому, являлся внебрачным сыном подполковника Василия Алексеевича Ладыженского. От брака с Марией Борисовной у Даргомыжского родился сын — Александр Сергеевич (1813 — 1869), выдающийся композитор, «великий учитель правды в музыке» (отзыв М. П. Мусоргского). Среди его произведений многочисленные романсы и песни (в том числе на стихи Пушкина), оперы «Эсмеральда», «Русалка», «Каменный гость» (окончена Кюи и Римским-Корсаковым). Сестра Даргомыжского Софья (ум. в 1882) — жена художника-карикатуриста Николая Александровича Степанова (1807 — 1877), совместно с В. С. Курочкиным издававшего с 1859 года сатирический журнал «Искра» (это название потом использовал Ленин для своей первой в России марксистской газеты).
Дворяне Ржевские.
Родоначальник Ржевских — князь Фёдор Фёдорович был удельным князем города Ржева, отсюда и произошла фамилия Ржевских. «Древность, знатность и бедность характеризуют этот род на протяжении всего генеалогически обозримого времени», — пишет исследовательница истории Ржевских Н. К. Телетова. На части земель, принадлежавших Ржевским, возник Иосифо-Волоколамский монастырь, и в течение нескольких поколений Ржевские жертвовали ему большие вклады на помин души, а некоторые члены этого рода принимали в монастыре постриг. Возвышение одной из ветвей рода Ржевских относится к середине XVII века, благодаря тому, что царь Алексей Михайлович женился на Марии Ильиничне Милославской, дальней родственнице жены Ивана Ивановича Ржевского. Сын этого Ивана Ивановича — тоже Иван Иванович (Иван — родовое имя в их семье) доводился царице Марии четвероюродным братом. Думный дворянин Ржевский исправно служил воеводой в разных городах, а в 1677 году был пожалован в окольничие. На следующий год он отправился на южные рубежи России, где геройски сражался во время нападения турок и крымцев на город Чигирин. «Когда враги подкопами взорвали нижнюю крепость, и защита верхней крепости сделалась невозможною, Ржевский, со всем гарнизоном и всеми жителями, частию взяв с собою, частию истребив все запасы и снаряды, пробился сквозь турецкий стан и соединился с войсками боярина князя Ромодановского» («Российская родословная книга» князя П. В. Долгорукова). Во время этой операции отважный воевода погиб.
У Ивана Ивановича осталось трое сыновей. Окольничий Алексей Иванович (ок. 1638 — 1690) в 1689 году по делу дьяка Ф. Л. Шакловитого, приближённого царевны Софьи Алексеевны, оказался в ссылке. Тимофей Иванович (ок. 1640 — 1705), стольник, помогал боярину А. С. Шеину в усмирении мятежных стрельцов в 1698 году. Он погиб в 1705 году. Посланный воеводой в Астрахань, Тимофей Иванович вдали от царских глаз чувствовал себя там полноправным хозяином. Ржевский без зазрения совести придумывал всё новые и новые налоги, собирал грабительские пошлины с товаров, сократил жалованье и без того недовольным стрельцам. Насильно вводились и бытовые новшества: ношение заграничной одежды, бритьё бород. Произвол Ржевского сказался на всех слоях посада: роптали стрельцы, торговцы, ремесленники, беднота. Наконец, доведённые до отчаяния стрельцы подняли бунт. Воевода пытался спрятаться, но его нашли и казнили. Младший брат Иван Иванович (1653 — 1717) также был стольником, его жена Дарья Гавриловна Соковнина (ум. в 1720) во «всешутейшем соборе» Петра исполняла роль «князь-игуменьи».
Правнук Алексея Ивановича — Алексей Андреевич Ржевский (1737 — 1804), умерший в чине действительного тайного советника, занимал целый ряд важных постов: вице-директор Академии наук, сенатор, президент Медицинской коллегии, в качестве члена Российской Академии участвовал в составлении толкового словаря русского языка. Однако бóльшую известность он приобрёл как писатель. Наставником его на этой стезе выступил А. П. Сумароков. Ржевский обращался к самым разным стихотворным жанрам. Среди его произведений оды и элегии, сонеты и стансы, поэт свободно экспериментировал в области ритма и формы (например, написал оду, состоящую только из односложных слов, или сонеты, которые можно читать двумя, а то и тремя разными способами). Поэму И. Ф. Богдановича «Душенька» Ржевский издал за свой счёт. Первая жена Алексея Андреевича — Александра Федотовна Каменская (1740 — 1769), сестра фельдмаршала М. Ф. Каменского, умерла после родов. В 1777 году Ржевский женился на Глафире Ивановне Алымовой (1759 — 1826), выпускнице Смольного института. Её увековечил на известном портрете художник Д. Г. Левицкий. Это та самая смолянка, которая играет на арфе.
Внук Алексея Андреевича (через его дочь Марию Алексеевну) — Пётр Николаевич Свистунов (1803 — 1889), корнет лейб-гвардии Кавалергардского полка, декабрист, осуждённый по II разряду и отправленный на каторжные работы в Сибирь (полностью амнистирован манифестом 1856 года).
К другой ветви потомков Алексея Ивановича принадлежала его внучка Сарра Юрьевна Ржевская. Она вышла замуж за Алексея Фёдоровича Пушкина, а дочь от этого брака Мария Алексеевна (1745 — 1818) — за Осипа Абрамовича Ганнибала (1744 — 1806). Мария Алексеевна — родная бабушка Александра Сергеевича Пушкина (1799 — 1837) по матери. Пушкин описал историю рода Ржевских под именем Езерских в своей поэме «Езерский».
Интересно, что другая пушкинская героиня тоже по одной из линий происходила от рода Ржевских и доводилась Пушкину родственницей. Это знаменитая «Пиковая дама» — княгиня Наталья Петровна Голицына (1741 — 1837). Дело в том, что её отец граф Пётр Григорьевич Чернышёв (1712 — 1773), так же как и его братья генерал-фельдмаршал граф Захар Григорьевич Чернышёв (1722 — 1784) и флотоводец граф Иван Григорьевич (1726 — 1797), были сыновьями генерал-аншефа Григория Петровича Чернышёва (1672 — 1745) и Евдокии Ивановны Ржевской (1693 — 1747), дочери самого младшего из трёх братьев Ржевских, сыновей чигиринского героя Ивана Ивановича. Таким образом, Наталья Петровна приходилась четвероюродной сестрой бабушке Пушкина — Марии Алексеевне.
Сын Натальи Петровны — князь Дмитрий Владимирович Голицын (1771 — 1844), отважно сражавшийся в войну 1812 года (от ран, полученных в боях, скончался его брат Борис), с 1820 года в течение почти четверти века являлся московским военным генерал-губернатором. На этом посту он много сделал для благоустройства нашей столицы. Безупречная служба ознаменовалась для него чином генерала от кавалерии, членством в Государственном Совете и, наконец, пожалованием в 1841 году ему и его потомству титула светлейших князей Голицыных.
Родовым гнездом Натальи Петровны и её сыновей было подмосковное имение «Вязёмы», где сейчас открыт музей А. С. Пушкина (соседнее «Захарово» принадлежало бабушке поэта Марии Алексеевне, и Пушкин провёл там свои детские годы).
Сестра Натальи Петровны Голицыной — графиня Дарья Петровна Чернышёва (1739 — 1802) была замужем за генерал-фельдмаршалом графом Иваном Петровичем Салтыковым (1730 — 1805). Их внуком через дочь Прасковью был Иван Петрович Мятлев (1796 — 1844), камергер, действительный статский советник и замечательный поэт. Именно ему принадлежит известное стихотворение «Розы» («Как хороши, как свежи были розы…»), которое вспоминали в своих не менее известных произведениях Иван Сергеевич Тургенев и Игорь Северянин. Иван Петрович Мятлев доводился Пушкину шестиюродным братом, что великолепно обыграл в шутливых стихах их общий друг князь Пётр Андреевич Вяземский:
Любезный родственник, поэт и камер-гер,
А ты ему родня, поэт и камер-юнкер… —
причём первая строчка напоминает об обращении самого Пушкина к Вяземскому: «Любезный Вяземский, поэт и камергер...», а оно, в свою очередь, навеяно стихами дяди Александра Сергеевича Василия Львовича Пушкина, адресованными дальнему родственнику Приклонскому: «Любезный родственник, поэт и камергер...»).
Дворяне Толбузины.
Фамилия Толбузиных осталась в русской истории благодаря тому, что в июле 1474 года Иван III направил Семёна Ивановича Толбузина с ответным посольством в Венецию, поставив перед ним задачу «мастера пытати (искать) церковного». Дело в том, что за два месяца до того как посольство отправилось в путь, в Московском Кремле рухнул недостроенный Успенский собор. И тогда великий князь принял решение пригласить в Россию кого-нибудь из иностранных архитекторов. Видный историк Ю. Г. Алексеев пишет о поездке Толбузина: «Посольство Толбузина занимает особое место в истории становления русской дипломатической службы. Впервые в Италию во главе посольства едет не «фрязин» (так на Руси именовали итальянцев), а русский по происхождению человек. Впервые на русского посла возлагается не только чисто дипломатическая миссия, но и особое задание — привлечение на русскую службу иноземных специалистов». Это, вероятно, было первым случаем «прорубания» московитами окна в Европу. И далее историк продолжает: «Дед Семёна Ивановича Толбузина пал на Куликовом поле, а отец был воеводой великого князя Василия Дмитриевича. Первый русский посол в Венеции проявил себя умным, наблюдательным и энергичным человеком. Рассказ его о поездке сохранился в митрополичьей летописи; составителю её Толбузин подробно рассказал о своих впечатлениях о Венеции, о порядках выборов тамошнего дожа, о своих переговорах с Фиоравенти, согласившимся поехать на Русь за баснословное жалованье — 10 руб. в месяц (деревня на Руси стоила 2 — 3 руб., столько же стоил хороший боевой конь, а за 100 руб. можно было купить большое село с десятками крестьянских дворов). Толбузин познакомился на месте с образцами искусства Фиоравенти — архитектора, строителя, механика. Несмотря на то что мастер запросил огромную сумму, несмотря на упорное нежелание дожа отпустить на Русь искусного мастера, русский посол добился своего. Потребность в иностранных специалистах ясно осознавалась великим князем, и для привлечения их на свою службу он решил не останавливаться ни перед чем».
Толбузин успешно выполнил свою задачу, и теперь на соборной площади в Кремле высится величественный Успенский собор, построенный по проекту Аристотеля Фиоравенти.
Роды, которые происходили от смоленских князей и пользовались гербами, имели в них и смоленскую эмблему: пушку с сидящей на ней райской птицей. Этот герб Смоленска известен с середины XVII века, в частности его изображение присутствует в «Титулярнике» 1672 года.
Ярославская династия
Один из представителей смоленских Рюриковичей — князь Фёдор Ростиславич, имевший прозвище Чёрный (ум. в 1299) и правивший в Можайске, первым браком женился на Марии, дочери ярославского князя Василия Всеволодовича (из потомков Всеволода Большое Гнездо) и с её рукой получил Ярославль. Само Ярославское княжество образовалось в начале XIII века. Первым князем здесь был внук Всеволода Большое Гнездо Всеволод (в крещении Иоанн) Константинович (1210 — 1238). Он погиб в битве с монголами на реке Сити, где полегло русское войско, которое возглавлял дядя Всеволода Константиновича — владимирский князь Юрий Всеволодович. Вдова Всеволода Марина, дочь курского князя Олега Святославича (черниговская ветвь Рюриковичей), скончалась в 1279 году, пережив обоих своих сыновей. Старший сын, Василий, женатый на некой Ксении, умер в 1249 году, младшего сына Константина в 1255 или 1257 году убили татары. Дочь Василия Мария, единственная наследница ярославского престола, вышла замуж за Фёдора Ростиславича.
Фёдор Ростиславич был яркой и деятельной личностью. Как и другим русским князьям, ему приходилось бывать в Орде, и он даже породнился с ордынскими ханами. После смерти Марии Фёдор женился на дочери одного из ханов (Менгу-Тимура, Тохты или Ногая), получившей при крещении имя Анна (ум. в 1289). От второго брака родилось двое сыновей — Давыд (ум. в 1321) и Константин. Оба они, так же как и их отец, были причислены Русской православной церковью к лику святых и особо почитаются в Ярославле.
Давыд также оставил двоих сыновей (Константин, вероятно, умер бездетным). Старший — Василий Грозные Очи (или Грозный) (ум. в 1345) владел Ярославлем. За него выдал свою дочь Евдокию Иван Калита. Младший, Михаил, получил в удел Мологу и стал таким образом князем моложским. От Василия и Михаила род ярославских князей разделился на две ветви. Ярославль принадлежал старшей ветви. Княжество сохраняло самостоятельность до середины XV века. В 1463 году правнук Василия Грозные Очи — Александр Фёдорович Брюхатый (ум. в 1471) передал свои наследственные права на Ярославское княжество великому московскому князю Ивану III, и потомки ярославских князей постепенно влились в состав московского двора.
От ярославской династии произошло немало княжеских родов. Их можно разделить на четыре ветви: три старшие — потомки Василия Грозные Очи, последняя — потомки Михаила моложского. Василий имел трёх сыновей — Василия, участвовавшего в походе Дмитрия Донского на Тверь в 1375 году и в Куликовской битве 1380 года; Глеба и Романа, основателя города Романова (тоже ходившего на Тверь и сражавшегося на Куликовом поле). Потомками Василия Васильевича являются князья Алабышевы, Аленкины, Троекуровы, Сисеевы, Шастуновы, Гагины, Великогагины, Курбские, Пенковы, Новленские, Юхотские, Заозерские, Кубенские. От Глеба Васильевича происходят: князья Щетинины, Тёмносиние, Сандыревы (также Сандыревские), Засекины, Сонцовы (Солнцевы-Засекины), Жировые-Засекины и Шаховские. Роман Васильевич стал основателем родов князей Морткиных, Бельских (Б. Я. Бельский и Малюта Скуратов к этим Бельским отношения не имеют), Шехонских, Деевых, Векошкиных и Луговских (оба рода ветви князей Львовых), Зубатых, Ухорских, Охлябининых и Хворостининых.
Князья Моложские, Сицкие, Судцкие, Прозоровские, Шуморовские, Шамины, Голыгины, Ярославские-Ушатые и Дуловы произошли от князя Михаила Давыдовича моложского.
Большинство этих родов прекратили своё существование. Остановимся на наиболее известных фамилиях.
Князья Троекуровы.
Князья Троекуровы в XVI — XVII веках служили воеводами, стольниками, боярами. В XVI веке породнились с Романовыми: князь Иван Фёдорович (ум. в 1621) первым браком был женат на Анне Никитичне Романовой, сестре будущего патриарха Филарета, отца первого царя из Дома Романовых — Михаила Фёдоровича. Последний из князей Троекуровых — Алексей Иванович (1683 — 1740) не оставил сыновей. Его единственная дочь Екатерина была замужем за генерал-майором графом Владимиром Семёновичем Салтыковым (1705 — 1751), младшим братом генерал-фельдмаршала графа Петра Семёновича Салтыкова (1698 — 1772). Со смертью Алексея Ивановича княжеский род Троекуровых угас.
Фамилию князей Троекуровых использовал А. С. Пушкин для одного из главных героев своей повести «Дубровский» — «старинного русского барина» Кирилы Петровича Троекурова.
Однако незадолго перед революцией древняя фамилия Троекуровых возродилась. В 1915 году статс-секретарь Государственного Совета гофмейстер Владимир Анзельмович Лыщинский (1861 — 1935), принадлежавший к древнему польскому роду, известному с XVI века, получил высочайшее соизволение присоединить к своей фамилии фамилию Троекуровых, и стал таким образом Лыщинским-Троекуровым. А в 1916 году ему разрешили пользоваться и княжеским титулом. Основанием для этого было происхождение Лыщинского от рода князей Троекуровых по женской линии, официально признанное, но не доказанное. Приобретению титула способствовали родственные связи Владимира Анзельмовича. Дело в том, что он был женат на дочери председателя Государственного Совета Эдуарда Васильевича Фриша (1833 — 1907) Марии Эдуардовне (1865 — 1933). Их потомки до сих пор носят фамилию Лыщинских-Троекуровых и в настоящее время живут за границей (одна из ветвей пользуется только фамилией Лыщинских).
Князья Курбские.
Из этого рода, исчезнувшего в конце XVII века, в истории России осталось имя князя Андрея Михайловича Курбского (ок. 1528 — 1583), человека сложной судьбы и незаурядных качеств. В 1550-х годах он являлся одним из ближайших соратников Ивана Грозного, участвовал в деятельности «Избранной Рады», проявил себя как отважный воин, храбро сражаясь под Казанью и защищая южные рубежи от набегов крымских татар. Уже в возрасте 28 лет он стал боярином. Когда началась Ливонская война, Курбский вновь на первых ролях в русском войске. Его гарнизон совершил успешное нападение на Витебск, в армии, взявшей Полоцк, князь в качестве второго воеводы руководил сторожевым полком. После захвата Полоцка Иван Грозный направил Курбского воеводой в Дерпт. Оттуда в ночь на 30 апреля 1564 года Андрей Михайлович бежал в Литву. Вероятно, причину этого поступка следует искать в опричной политике царя Ивана. Опалам подверглись бывшие деятели «Избранной Рады», друзья и единомышленники Курбского. Перспективе закончить свою жизнь на плахе князь предпочёл излюбленный всеми знатными изгоями Московского государства путь в Литву. Туда устремлялись опальные князья, лишившиеся своих владений, там поступали на службу к новым сюзеренам.
Перейдя на сторону противника, Курбский получил от короля Сигизмунда II Августа богатую Ковельскую область с городом Ковелем и другие земельные пожалования. Однако полноправным их хозяином он не был. За владения пришлось «расплачиваться» воинской повинностью. Поэтому уже в 1565 году во главе одного из отрядов Курбский отправился в поход на город Великие Луки, гарнизоном которого командовал, когда ещё служил русскому царю. В 1579 году князь в составе войск короля Стефана Батория принял участие во взятии Полоцка, а в 1581 году должен был выступить к Пскову, но, сославшись на болезнь, вернулся в своё имение. Через два года Курбский, к тому времени печально известный жестоким обращением со своими крепостными, умер.
Память о себе он оставил не столько военными подвигами, сколько публицистическими сочинениями. Среди них особое место занимает его переписка с царём Иваном Грозным (известны три письма Курбского и два письма Грозного). Она превратилась в примечательную полемику, выявив незаурядный литературный талант обоих корреспондентов. Послания царя и князя написаны в лучших эпистолярных традициях того времени, оба превосходно владели пером и отличались высокой образованностью. Но взгляды на пути развития государства у них были разные. Курбский обвинял царя в жестокости и деспотизме, страстно обличал его тиранию. Иван Грозный, напротив, отстаивал самодержавную власть, ведь подданные для него — всего лишь холопы: не царь должен служить народу, а народ — царю. Курбский же писал об отвественности царя перед своим народом, считая, что государственная власть должна опираться на справедливость и законность. Всю неприглядную правду об опричнине и порядках, установленных Иваном в своей стране, Курбский изложил на страницах «Истории о великом князе Московском». Это произведение является настоящим приговором жестокой политике Ивана Грозного. Курбскому принадлежат и некоторые другие эпистолярные и переводные сочинения.
Князья Щетинины.
Род князей Щетининых (фамилия происходит от прозвища родоначальника князя Семёна Фёдоровича Щетины) в XVI — XVII веках находился на обычной для того времени государевой службе: в основном служили воеводами в различных военных походах и городах. Более известны потомки князей Щетининых по женским линиям. Княжна Анна Щетинина — жена стольника Ивана Герасимовича Дохтурова. Их правнук Дмитрий Сергеевич Дохтуров (1759 — 1816), генерал от инфантерии, оставил заметный след в военной истории России. Особенно прославился он в Отечественной войне 1812 года, когда командовал пехотным корпусом и храбро сражался при Бородине и Малоярославце.
Княжна Александра Ивановна Щетинина (ум. в 1811) вышла замуж за графа Андрея Ивановича Толстого (1721 — 1803), внука петровского сподвижника Петра Андреевича. Её внук — граф Фёдор Петрович Толстой (1783 — 1873), вице-президент Академии художеств, превосходный рисовальщик (графические работы и акварели) и медальер. Особенно замечательны его серия медальонов в память войны 1812 года и рисунки к поэме Богдановича «Душенька». Бесподобно удавались ему также небольшие натюрморты, с удивительным мастерством передающие натуру.
Племянник Фёдора Петровича и, следовательно, правнук княжны Щетининой — граф Алексей Константинович Толстой (1817 — 1875), талантливый писатель, автор многочисленных прозаических, драматических и поэтических произведений, из которых в золотой фонд русской литературы вошли исторический роман «Князь Серебряный», драматическая трилогия «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Фёдор Иоаннович» и «Царь Борис», баллады, романсы (в том числе «Средь шумного бала...»), лирика (в том числе стихотворение «Колокольчики мои, цветики степные...») и сочинения созданного им совместно с братьями Жемчужниковыми Козьмы Пруткова.
Другим правнуком княжны Щетининой был граф Лев Николаевич Толстой.
Князья Засекины.
Родоначальник одной из ветвей этого рода — Иван Иванович Большой, живший на рубеже XV — XVI веков, имел весьма своеобразное прозвище Бородатый Дурак. Надо заметить, что подобного рода прозвания не являлись такой уж редкостью в средневековой Руси. Известны, например, предок князей Морткиных, Бельских и Шехонских — князь Иван Романович Неблагословенный Свистун или князь Семён Иванович Шаховской Угреватая Рожа (тоже потомки ярославских Рюриковичей). Вероятно, столь оскорбительные по нынешним меркам имена давались, чтобы уберечь человека от сглаза (ср. прозвище предка Татищевых).
Из князей Засекиных нельзя не назвать героя князя Петра Фёдоровича Ноговицу (Нагавицу)-Пёстрого. В 1536 году он был воеводой в городе Себеже, южнее Пскова, на литовской границе. Когда город осадило 20-тысячное войско киевского наместника воеводы князь Засекин и Тушин внезапной вылазкой обратили его в бегство и, захватив знамёна и пушки, погнали к близлежащему озеру. Лёд не выдержал тяжести бегущих врагов, многие из которых утонули. Таким образом, князь Засекин повторил ситуацию Ледового побоища. В память о победе Елена Глинская велела построить в Себеже Троицкую церковь. В следующем году в стычке с казанскими татарами князь Засекин погиб.
Князья Шаховские.
Фамилия князей Шаховских происходит от прозвища их родоначальника князя Константина Глебовича Шаха. Поскольку его внук Александр Андреевич носил прозвище Шемяка (от татарского «чимэк» — «наряд»), то в XVII веке Шаховских часто именовали Шемякиными. Их род сильно разросся. Отметим лишь наиболее ярких представителей.
В Смутное время выдвинулся князь Григорий Петрович Шаховской, боярин и воевода, один из наиболее блестящих примеров распространённого тогда типа аристократа-авантюриста. Как писал Р. Г. Скрынников, князья Шаховские «захудали» задолго до опричнины, и двери Боярской думы оказались для них закрыты. Отец Г. П. Шаховского Пётр числился младшим воеводой в Чернигове, где он и попал в плен к самозванцу (имеется в виду Лжедмитрий I). Пётр заслужил милость Отрепьева и, по некоторым сведениям, входил в «воровскую думу» в Путивле. В московскую Боярскую думу Пётр не был допущен. В Москве ни Пётр, ни его сын Григорий Шаховской не получали никаких отвественных поручений».
Вероятно, стремление вырваться из мрака безвестности вкупе с создавшейся благоприятной ситуацией и авантюрными чертами характера и предопределили бурную деятельность неугомонного князя. В 1605 году Григорий Петрович был воеводой в Рыльске и при приближении Лжедмитрия I сразу же перешёл на его сторону. В дальнейшем князь «кочевал» от одного самозванца к другому. Отправленный Василием Шуйским в Путивль, этот центр мятежного русского юга, Шаховской тут же взбунтовал народ и собрал ополчение, с которым встал под знамёна Ивана Болотникова, якобы посланца спасшегося царя Дмитрия. При этом из Путивля и из польского города Самбора рассылались грамоты, скреплённые государственной печатью, которую украл кто-то из сподвижников Шаховского (если не сам князь, то, вероятнее всего, дворянин Михаил Молчанов, который готовился стать новым «Дмитрием») во время бегства из Москвы. Таким образом, князь стал одним из главным зачинщиков болотниковского движения. Вместе с другим авантюристом-самозванцем, «царевичем Петром» (Лжепётр), приглашённым Шаховским в Путивль, когда болотниковцы уже были разбиты под Москвой, князь поспешил на помощь «воеводе» Болотникову к Туле. Там он сражался бок о бок с участниками этой «крестьянской войны», потом был посажен самими восставшими в тюрьму до появления обещанного им царя Дмитрия, а после взятия города правительственными войсками попал в плен (его выдали вместе с другими главарями — Болотниковым, Лжепетром и князем Андреем Телятевским отчаявшиеся защитники Тулы, полузатопленной водами реки Упы).
Шаховского сослали на Кубенское озеро в Ярославский уезд. Но вскоре один из польских отрядов освободил его, и неутомимый князь явился в подмосковное Тушино к новому «законному» царю — Лжедмитрию II. Здесь он занял видное положение, получив «боярское» звание. Но вскоре после того как самозванец потерпел поражение от войск М. В. Скопина-Шуйского, Шаховской, как и некоторые другие тушинцы, переметнулся к ополчению Прокопия Ляпунова, начавшего освобождение России от поляков. Затем присоединился и ко второму ополчению князя Д. М. Пожарского и Кузьмы Минина. Однако неуёмный князь по-прежнему стремился лишь к своей выгоде, призывая казаков грабить русские города и пытаясь поссорить Пожарского с другим воеводой, бывшим тушинцем князем Д. Т. Трубецким. Активность Григория Петровича во время Смуты объяснялась, конечно, не столько патриотическими поисками «законного» царя, в котором многие видели Лжедмитрия, сколько желанием занять видное положение в государстве и приобрести достойное его высокого титула состояние. Удалось ли это ему в конце концов, осталось неизвестным.
Князь Семён Иванович Шаховской Харя (ум. в 1654/5) также не остался в стороне от бурных событий начала XVII века. Он побывал на службе у тушинского самозванца, но более известен своими литературными произведениями светского и церковного характера, в том числе повестями о Смутном времени и автобиографическими записками, рисующими яркие образы его современников. Составил он и «роспись земель» Восточной Сибири, когда находился на воеводстве в Енисейске.
Князь Яков Петрович Шаховской (1705 — 1777) служил в лейб-гвардии Семёновском, а затем Конном полках, воевал в кампаниях против турок в 1738 — 1739 годах, недолго управлял петербургской полицией. При Елизавете Петровне в 1742 году был назначен обер-прокурором Святейшего Синода, а в 1753 году — генералом-кригс-комиссаром, который ведал снабжением армии. В 1760 году в чине действительного тайного советника занял должность конференц-министра и генерал-прокурора Сената, но уже в следующем году вышел в отставку по болезни. Современники считали его в высшей степени порядочным и достойным человеком. «Записки» Якова Петровича — ценный источник для изучения общественной жизни России XVIII века.
В литературном мире большой популярностью пользовалось имя другого князя Шаховского — Александра Александровича (1770 — 1846). Воспитанник Благородного пансиона при Московском университете, он посвятил свою жизнь театру. Шаховской — один из выдающихся русских драматургов, автор более сотни пьес, родоначальник жанра водевиля на русской сцене. Особенно удавались ему комедии, самая известная из которых — «Урок кокеткам, или Липецкие воды». Занимательность сюжета и меткость стиха обеспечили комедиям Шаховского довольно долгую жизнь на сцене. Александр Александрович принимал участие и в литературной полемике начала XIX века, входил в общество «Беседа любителей русского слова», за что попал под удар писательской молодёжи, в том числе и общества «Арзамас», где князя называли не Шаховским, а «Шутовским», хотя и признавали за ним талант («Там вывел колкий Шаховской своих комедий шумный рой» — А. С. Пушкин). Тем не менее, заслуги Александра Александровича были высоко оценены: член Российской академии с 1810 года, в 1841-м он удостоился звания почётного члена Академии наук.
Военная служба была призванием князя Ивана Леонтьевича Шаховского (1777 — 1860). Впервые он отличился в польскую кампанию 1794 года, когда под началом Суворова русские войска штурмом взяли предместье Варшавы — Прагу, а затем заняли и саму польскую столицу. В войну 1812 — 1814 годов князь сражался под Витебском, Смоленском, Бородином, Малоярославцем, Красным, при Калише, Люцене, Бауцене, под Кульмом, в «битве народов» под Лейпцигом — практически во всех крупных боях, завершив свой ратный путь в Париже. В 1826 году произведён в генералы от инфантерии. Вновь оказался на польском театре военных действий в 1831 году. За отличия награждён орденом Святого Георгия II степени. С 1839 года — член Государственного Совета, в 1848 — 1858 годах возглавлял в нём департамент военных дел.
Род Шаховских «отметился» и в декабристском движении. Отставной майор князь Фёдор Петрович (1796 — 1829) состоял членом масонских лож, «Союза спасения» и «Союза благоденствия» (входил в Коренной совет союза). Хотя от декабризма князь отошёл за несколько лет до восстания на Сенатской площади, в 1826 году его арестовали и осудили по VIII разряду. Фёдора Петровича лишили дворянства и отправили на вечное поселение в Сибирь, где он жил в Туруханске и Енисейске. Пережитые волнения сказались на его психическом здоровье, и, по прошению жены, Шаховского перевели в суздальский Спасо-Евфимиевский монастырь. Там бывший князь объявил голодовку, в результате которой и скончался.
Его дальняя родственница княжна Прасковья Михайловна (1788 — 1835) была женой декабриста Александра Николаевича Муравьёва (1792 — 1863). Она последовала за мужем в Сибирь, где и умерла. Потом Муравьёв женился на её сестре Марфе (1799 — 1885). А другая сестра Прасковьи — Варвара (1792 — 1836) отправилась в Сибирь вслед за своим женихом декабристом Петром Александовичем Мухановым (1799 — 1854) (их брак так и не состоялся).
В политической жизни начала XX века видное место занимал внук Фёдора Петровича князь Дмитрий Иванович Шаховской (1861 — 1939). После окончания юридического факультета Петербургского университета (в студенческие годы сдружился с В. И. Вернадским и С. Ф. Ольденбургом) он работал по земской части. Придерживаясь либеральных взглядов, Шаховской приложил большие усилия для сплочения всех оппозиционных правительству земских сил. Обладая незаурядными организаторскими способностями, он разъезжал по разным регионам России, за что получил шутливое прозвище «летучий голландец». Кипучая деятельность князя Шаховского увенчалась созданием «Союза освобождения» и «Союза земцев-конституционалистов». В 1905 году на их основе образовалась кадетская партия, и Дмитрий Иванович вошёл в состав её ЦК. От кадетов он был избран в I Государственную думу, где занял пост секретаря думы и кадетской фракции. Сумел превосходно наладить текущую работу думской канцелярии, но после роспуска думы подписал «Выборгское воззвание», за что впоследствии отбыл трёхмесячное тюремное заключение. В 1910-х годах Шаховской увлёкся кооперативным движениям, полагая, что оно может объединить российское общество. Вступил в масонскую ложу. После Февральской революции вернулся к активной политической жизни и в одном из составов Временного правительства стал министром государственного призрения. Октябрьские события Дмитрий Иванович воспринял враждебно и пытался по мере сил бороться с большевиками. ВЧК приписывало ему организацию неудавшегося покушения на Ленина 1 января 1918 года. Один из организаторов антибольшевистских «Союза возрождения России» (1918) и «Тактического центра» (1919), в начале 1920 года он был арестован ВЧК, но по амнистии освобождён. Впоследствии внук декабриста некоторое время работал в кооперации и Госплане, от политической деятельности отошёл, занимался в основном историко-литературным трудом. В 1938 году его арестовали, а в апреле 1939-го расстреляли.
Потомком князей Шаховских, правда по женской линии, был и другой крупный кадетский деятель Владимир Дмитриевич Набоков (1869 — 1922). В пятом поколении среди его предков значатся премьер-майор Кузьма Иванович Назимов с женой княжной Еленой Дмитриевной Шаховской (ум. в 1748). Сын министра юстиции при Александре II, Владимир Дмитриевич приобрёл известность как выдающийся юрист, специалист по уголовному праву. Одновременно он входил в число наиболее примечательных лидеров кадетской партии, состоял депутатом I Государственной думы, как и Шаховской, подписал «Выборгское воззвание» и три месяца провёл в тюрьме. Февральскую революцию бывший камер-юнкер встретил с ликованием, занял важный пост управляющего делами Временного правительства. После октября 1917 года от кадетской партии входил в «Комитет спасения Родины и Революции», был арестован большевиками. Затем его избрали депутатом Учредительного собрания, но он в это время уже уехал в Крым. Там недолго пробыл министром юстиции в краевом правительстве С. С. Крыма (Неймана), а в апреле 1919 года уехал за рубеж. В. Д. Набоков погиб в Берлине, защитив П. Н. Милюкова от покушения. Сын Владимира Дмитриевича — Владимир Владимирович Набоков (1899 — 1977), всемирно известный писатель, переводчик, литературовед, а также учёный-энтомолог.
Ещё один министр (только не Временного правительства, а царского) происходил из рода князей Шаховских. Бывший моряк, князь Всеволод Николаевич Шаховской (1874 — 1954) перешёл на гражданскую службу (с 1912 — действительный статский советник, с 1911 — гофмейстер Двора), руководил Управлением внутренних водных путей и шоссейных дорог Министерства путей сообщения. В 1915 году назначен министром торговли и промышленности и оставался на этом посту вплоть до падения монархии. В апреле 1919 года уехал за границу, умер в Париже. Там же в 1952 году вышли в свет его воспоминания под весьма удачным названием «Sic transit gloria mundi» («Так проходит мирская слава»).
В эмиграции прозвучали имена ещё нескольких потомков рода князей Шаховских. Князь Дмитрий Алексеевич (1902 — 1989), в юности сражавшийся в Добровольческой армии, выпускник университета в Брюсселе, в 1926 году принял постриг на Афоне с именем Иоанн, с 1937 года — архимандрит, с 1947-го — епископ Бруклинский и ректор Свято-Владимирской семинарии под Нью-Йорком, с 1961-го — архиепископ Сан-Францисский и Западно-Американский (Американской православной церкви). В 1978 году ушёл на покой. Это — небезызвестный архиепископ Иоанн Шаховской, духовный писатель и проповедник, который много лет вёл религиозные радиопередачи, транслировавшиеся в Россию по «Голосу Америки». За рубежом опубликованы его избранные труды в шести томах.
Его сестра княжна Зинаида Алексеевна (1906 — 2001), жившая во Франции, журналист и писатель (псевдоним Жан Круазе), автор двух десятков книг, в 1970-х годах — главный редактор парижской газеты «Русская мысль». Принимала участие в движении Сопротивления. За свою плодотворную деятельность удостоилась звания лауреата Французской академии, ордена Почётного легиона и других наград.
Князь Дмитрий Михайлович Шаховской (1934 г. р.), профессор университета Верхней Бретани (г. Ренн, Франция), доктор историко-филологических наук, является ныне одним из ведущих русских генеалогов. Издаёт фундаментальный справочник «Общество и дворянство Российское» (опубликовано 4 тома), где содержатся подробные исторические, библиографические и генеалогические сведения о родах российского дворянства, расположенных в алфавитном порядке.
Его дальняя родственница Людмила Евгеньевна Морозова (правнучка княжны Глафиры Осиповны Шаховской) — доктор исторических наук, сотрудник Института российской истории РАН в Москве, специалист по русской истории XVI — XVII веков, особенно эпохи Смуты. Она — автор нескольких книг, в том числе научных биографий царей Фёдора Иоанновича, Бориса Годунова и Михаила Фёдоровича (Романова).
Один из князей Шаховских «удлинил» свою фамилию за счёт двойной фамилии исчезнувшего дворянского рода. Князь Михаил Валентинович Шаховской (1836 — 1892), племянник «декабристских жён», принадлежащий к одной из старших ветвей рода, окончил школу гвардейских подпрапорщиков и Академию Генерального штаба. В 1869 году в чине полковника он стал начальником штаба Рижского военного округа, а уже в следующем году — эстляндским губернатором и вскоре произведён в генерал-майоры. В 1875 году назначен тамбовским губернатором, в 1879-м — почётным опекуном Московского присутствия Опекунского совета Ведомства императрицы Марии Фёдоровны, с 1881 года — генерал-лейтенант. В 1862 году он женился на дочери генерал-майора Евгении Фёдоровне Бревен. Её мать — Наталья Петровна в девичестве носила двойную фамилию Глебова-Стрешнева, поскольку по матери происходила из этого угасавшего рода и её отцу сенатору Петру Фёдоровичу Глебову было разрешено именоваться Глебовым-Стрешневым. Но мужское потомство Петра Фёдоровича закончилось на его сыне Фёдоре Петровиче, поэтому Фёдор Петрович ходатайствовал о передаче фамилии Глебовых-Стрешневых мужу своей племянницы Евгении Фёдоровны Бревен — князю Шаховскому. Таким образом, благодаря столь сложным родственным связям князь Михаил Валентинович Шаховской в 1864 году приобрёл право именоваться князем Шаховским-Глебовым-Стрешневым. Это была одна из немногих в России тройных фамилий.
Князья Бельские.
Этот род на государевой службе не поднимался выше стольников и воевод. Последняя из князей Бельских — Рюриковичей — княжна Евдокия Андреевна (ум. в 1750), дочь стольника князя Андрея Фёдоровича, во втором браке (с 1713) была замужем за Степаном Андреевичем Колычевым (1660 — 1735), который в 1722 году первым возглавил Герольдмейстерскую контору — новое государственное учреждение, ведавшее российской геральдикой.
Князья Львовы.
Родоначальник князей Львовых — князь Лев Данилович Зубатый имел трёх сыновей, из которых старший и младший — Дмитрий Львович Векошка и Андрей Львович Луговка стали основателями двух ветвей рода князей Львовых. Младшая ветвь (первоначально именовавшаяся князьями Луговкиными, а потом уже Львовыми) прекратила существование в конце XVIII века, старшая существует до сих пор. Уже в XVII веке род князей Львовых сильно разросся. Его многочисленные представители состояли на военной и приказной службе, были стольниками, стряпчими, но до высших чинов добирались редко. Только трое из князей Львовых достигли боярского звания, а шестеро в разное время управляли приказами. Как и потомки других древних, но не слишком богатых родов, князья Львовы находились на воеводствах в различных городах, участвовали в многочисленных военных походах. Так, в сражении под Нарвой в 1700 году погибло шестеро князей Львовых.
В XVII веке из князей Львовых ветви Векошкиных выдвинулся князь Алексей Михайлович Львов (ум. в 1653). Он был одним из сподвижников князя Д. М. Пожарского во Втором ополчении, освобождавшем Москву. Участвовал в Земском соборе и подписался на грамоте об избрании Михаила Романова царём. А в 1621 году князь отправился в Данию сватать за молодого государя племянницу датского короля, но его миссия успеха не имела — европейские дворы не спешили родниться с новой московской династией. В 1627 году Львов получил чин окольничьего, в дальнейшем служил в приказе Большого Дворца и возглавлял его до 1652 года. Важной заслугой Алексея Михайловича явилось заключение Поляновского мира с Речью Посполитой в 1634 году. Он вместе с боярином Ф. И. Шереметевым, бывшим членом Семибоярщины, вёл переговоры с поляками, увенчавшиеся подписанием мирного договора в деревне Семлёво на реке Поляновка. По условиям этого соглашения, польский король Владислав IV отказался от претензий на русский трон, и таким образом положение Михаила Фёдоровича обрело законный международный статус. Это был крупный успех русской дипломатии. В благодарность царь пожаловал князя Львова боярином. В 1648 году восставшие москвичи (так называемый Соляной бунт) в числе других боярских дворов разгромили и двор князя Львова. Потомства Алексей Михайлович не имел и незадолго до смерти принял постриг с именем Авраамия в Толгском монастыре.
Из князей Львовых, живших в XIX веке, нужно назвать князя Александра Дмитриевича (1863 —). Это один из основателей пожарного дела в России. В Стрельне под Петербургом он на собственные средства организовал добровольную пожарную дружину (команду), которая стала школой для подготовки брандмейстеров и высококвалифицированных пожарных. Первое руководство для пожарников: «Городские пожарные команды» (1890) написал князь Александр Дмитриевич. Он выступил с инициативой проведения первой всероссийской пожарной выставки в Петербурге в 1892 году, стал одним из учредителей Российского пожарного общества и редактором журнала «Пожарное дело».
Князь Владимир Владимирович Львов (1805 — 1856) занимался литературным творчеством. Он сочинял в основном для детей, а его сказки, написанные в псевдофольклорном стиле и предназначавшиеся не только для детской, но и для простонародной аудитории, расходились огромными тиражами. Князь недолго был цензором Московского цензурного комитета и получил отставку «за небрежное отношение к своей должности» — разрешил отдельное издание «Записок охотника» И. С. Тургенева. Великий писатель тепло относился к семье Львова, и в частности помогал его дочери Елизавете Владимировне (1853 —), пытавшейся также заниматься литературой. Она, кстати, доводилась двоюродной сестрой писателю графу Алексею Константиновичу Толстому, потому что Владимир Владимирович был женат на С. А. Перовской, сестре писателя Антония Погорельского (А. А. Перовского) и матери Толстого. «Просветительская и филантропическая деятельность Львова, — отмечает Н. Г. Охотин, — его попытки наладить постоянный выпуск дешёвых книг для народного чтения, организация народных школ, строительство больниц для крестьян (и занятия медициной, в частности гомеопатией), участие в разного рода благотворительных организациях и предприятиях, — всё это позволило современнику справедливо причислить Львова «к числу тех действователей, которые не уклоняются ни от какого труда, ни от какого занятия, как скоро надеятся быть полезными»».
Племянники Владимира Владимировича также проявили себя в сфере культуры. Князь Алексей Евгеньевич (1850 — 1937) в 1896 — 1917 годах являлся дирекктором Московского училища живописи, ваяния и зодчества, а князь Владимир Евгеньевич (1851 — 1920), дипломат и почётный опекун, в 1901 — 1916 годах возглавлял Московский главный архив Министерства иностранных дел (МГАМИД).
Но всероссийскую известность приобрёл их младший брат — князь Георгий Евгеньевич Львов (1861 — 1925). Выпускник знаменитой Поливановской гимназии в Москве, он окончил юридический факультет Московского университета, в дальнейшем занимался предпринимательством и земской деятельностью. По своим взглядам он был одним из тех прекраснодушных мечтателей, что идеализировали крестьянскую общину, верили в «народную мудрость», способную самостоятельно обустроить жизнь на справедливых началах, уповали на положительные свойства «народной души». Князь входил в состав «Союза освобождения» и «Союза земцев-конституционалистов», после образования кадетской партии вступил и в неё, но позже покинул её ряды, идейно, впрочем, не порывая связи с кадетскими кругами. Был депутатом I Государственной думы. В правительственных кругах его кандидатура даже рассматривалась на один из министерских постов. После 1906 года Георгий Евгеньевич посвятил свои силы в основном благотворительности. Во время Первой мировой войны возглавил Всероссийский земский союз помощи больным и раненым воинам, а после того как эта организация объединилась с Всероссийским союзом городов, стал председателем Объединённого комитета земско-городского союза (Земгора). Он координировал работу по снаряжению и отправке на фронт санитарных поездов, снабжению армии лекарственными средствами и перевязочными материалами, организации складов и госпиталей. Князь пользовался большим авторитетом в либеральных сферах и ещё весной 1916 года деятели этого направления прочили его в премьер-министры. Когда же произошла Февральская революция, князь Львов действительно стал министром-председателем и одновременно министром внутренних дел Временного правительства. Он сохранил пост премьер-министра и в его втором составе, уйдя в отставку 7 июля 1917 года («июльский кризис»). После того как к власти пришли большевики, Георгия Евгеньевича арестовали в Тюмени и перевезли в Екатеринбург, но ему удалось бежать из заключения и через Омск и Дальний Восток покинуть пределы России.
В эмиграции Львов был одним из организаторов «Русского политического совещания», организовывал биржи труда для беженцев из России, передал туда все деньги, хранившиеся на счету Земгора в Национальном банке Америки. Потом жил в Париже, пытался заняться литературой и написал интересные воспоминания, недавно опубликованные на Родине. В последние годы жизни князь остался практически без средств к существованию. Бывший премьер-министр России зарабатывал на жизнь тем, что шил на продажу бумажники и кошельки. Георгий Евгеньевич умер в большой бедности и похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем.
Бывшие соратники отзывались о его прошлой деятельности весьма прохладно: «Надо признать, что выбор князя Львова главой революционного правительства был столь же неудачен, сколько он был в своё время неизбежен. Гамлетовская нерешительность, прикрытая толстовским непротивленчеством и облачённая в слащаво-елейный официально-оптимистический стиль, — это было прямо противоположно тому, что требовалось от революционного премьера» (П. Н. Милюков). «Он не только не делал, но и не пытался сделать что-нибудь для противодействия всё растущему разложению. Он сидел на кóзлах, но даже не пробовал собрать вожжи. Он чужд был честолюбия и не цеплялся за власть» (В. Д. Набоков). Однако остаётся не до конца понятным, что же сделали для России сами критики первого «революционного премьера»?
Из второй ветви князей Львовых происходил князь Семён Иванович (погиб в 1671), стольник и воевода. В 1667 году его назначили помощником воеводы в Астрахани. Когда вспыхнул мятеж Степана Разина, князь выступил с отрядом против восставших казаков, но попал в плен и сидел под охраной в городе, по сути, в качестве заложника. Когда соратники Разина узнали о казни своего предводителя в Москве, они подвергли Семёна Ивановича жестоким пыткам и потом убили.
Князь Пётр Григорьевич Львов, воевода в Вологде и Архангельске, в составе русского войска дважды ходил под Азов — в 1695 и 1696 годах. После взятия крепости Пётр I назначил Львова первым русским воеводой Азова. Затем князя пожаловали окольничим. На свои средства он построил в Воронеже два корабля для русского флота.
Князья Хворостинины.
В XVI — начале XVII века князья Хворостинины (своей фамилией они обязаны прозвищу родоначальника князя Михаила Васильевича Хворосты) занимали видное положение при московском дворе. Даже участие в опричнине не слишком затронуло их статус (ведь многие опричники сами потом погибли). Хворостинины «прославились» и в Смутное время. Один из них — князь Иван Дмитриевич был воеводой в Астрахани и признал там власть одного из многочисленных самозванцев — «царевича» Ивана-Августа. При Лжедмитрии I особым влиянием пользовался другой князь, Иван Хворостинин, ставший близким к нему человеком. За это он поплатился ссылкой в Иосифо-Волоколамский монастырь, а потом за глумление над верой и сочинение виршей, порочащих государя, был отправлен в Кириллов монастырь. После покаяния он вернулся в Москву и умер в 1625 году. Князь Хворостинин считается одним из наиболее примечательных русских писателей XVII века.
Последняя в роде Хворостининых княжна Мария Фёдоровна (1651 — 1723) в 1671 году вышла замуж за князя Бориса Алексеевича Голицына (1654 — 1714), воспитателя Петра I, владельца подмосковных Вязём.
Князья Прозоровские.
Фамилия князей Прозоровских происходит от названия их вотчины — села Прозорова в Моложском уезде, на территории бывшего Ярославского княжества. Относительно произношения этой фамилии нет единого мнения. Историки обычно говорят Прозорóвские, потомки рода — Прозóровские, а знаменитый лингвист Б.-О. Унбегаун в своей книге «Русские фамилии» приводит, по его убеждению, верную форму Прóзоровские.
«Князья Прозоровские в XVII веке возводились в бояре из стольников, минуя чин окольничего, занимали выгодные должности судей в приказах, полковых и городовых воевод» («Дворянские роды Российской Империи». Т. 1). Этому предшествовали тяжёлые для рода времена царствования Ивана Грозного. Несколько князей Прозоровских были убиты по его приказу. Князя Василия Ивановича, например, лишил жизни его родной брат Никита, которого считали безумным. Был погублен и брат Василия — Александр Иванович, воевода во время Ливонской войны. Опала на князей Прозоровских объяснялась, вероятно, их близким родством с князем Андреем Курбским. На родной сестре Курбского был женат князь Михаил Фёдорович Прозоровский, двоюродный брат Ивановичей. Михаил находился в Юрьеве при своём родственнике вторым воеводой. Он знал о замыслах шурина, и после того как князь Курбский бежал в Литву, Михаила Фёдоровича казнили за недоносительство. А потом настал черёд и его двоюродных братьев.
Но род Прозоровских выжил. В первой половине XVII века на войне и в мирное время служил русским государям князь Семён Васильевич (ум. в 1660). Участник ополчения князя Д. М. Пожарского, он успешно сражался со шведами и поляками, управлял разными городами, а в 1632 году, когда началась война с Речью Посполитой за Смоленск, направился на подмогу боярину М. Б. Шеину. Но войну Россия проиграла, Шеин пал жертвой придворных интриг и был казнён. Такая же участь грозила и Прозоровскому, но за него вступилась царица Евдокия Лукьяновна, жена Михаила Фёдоровича. Князя приговорили к ссылке в Сибирь, через месяц отправили в Нижний Новгород, а позднее и вовсе вернули в Москву. Его дальнейшая служба проходила уже без помех: в 1646 году он получил чин боярина, а во время похода 1654 года, в начале войны с Речью Посполитой за Украину, был вторым воеводой Большого полка и отличился при осаде Смоленска, за что удостоился богатых царских подарков.
Трагическая судьба ждала двух его сыновей — Ивана и Михаила. Оба они успешно командовали войсками в период русско-польской войны, а Иван Семёнович даже возглавлял русскую делегацию на переговорах со шведами, способствуя заключению Кардисского мира в 1661 году. В 1667 году братьев отправили на воеводство в Астрахань. Этот крупный город связывал Россию с восточными странами, сюда стекались товары с Востока, здесь останавливались иноземные купцы из Персии и Индии. Население Астрахани было пёстрым. Южное Поволжье привлекало вольготной жизнью. В этот богатый край, подальше от государева гнёта и помещичьей власти, бежали многие обездоленные. Местный люд легко мог поддасться мятежу. Тем более что весной 1670 года с Дона двинулась казачья вольница во главе с лихим атаманом Степаном Разиным. Восставшие без особого труда овладели городом. Тем не менее боярин Иван Прозоровский защищался до последнего. В бою погиб его брат Михаил. Самого воеводу, тяжело раненного, еле живого, приволокли к атаману. Разин приказал сбросить Ивана Семёновича с городской башни, и тот разбился насмерть. Восьмилетнего сына князя — Бориса повесили за ноги на городской стене. Мальчик уцелел, но до конца своих дней остался калекой. Другого сына, тоже Бориса, разинцы пощадили. Он умер в начале XVIII века, уже в петровскую эпоху.
Доверенным лицом Петра был самый старший сын астраханского воеводы — князь Пётр Иванович. Боярин с 1679 года, он являлся одним из воспитателей царевичей Ивана и Петра Алексеевичей. Пётр относился к нему с огромным уважением. В 1689 году царь назначил Петра Ивановича в приказ Большой казны, ведавший финансами страны, а позже боярин руководил Оружейной палатой. Когда государь отправился вместе с Великим посольством за границу, он поручил управление государством нескольким доверенным людям во главе с князем Ф. Ю. Ромодановским. Среди них был и князь Прозоровский.
Началась Северная война. Русские войска разбиты под Нарвой. Царь срочно формирует новую армию, укрепляет и вооружает её. А для этого требовались немалые средства. Тогда Пётр попросил Прозоровского переплавить в деньги все серебряные вещи, хранившиеся в Оружейной палате, и вскоре получил от князя нововыбитые монеты. Позднее в разговоре с Петром Ивановичем царь пожалел, что теперь нельзя было увидеть те серебряные изделия. Боярин ответил, что сохранил всё неприкосновенным. Оказалось, что, ведая казной, он скопил для государства много денег и потому в тяжёлый момент смог их предоставить царю. Пётр попросил Прозоровского показать ему свою кладовую. Князь выдвинул условие не брать с собой Меншикова, известного ненасытным стяжательством. Когда царь увидел сохранённые своим верным боярином в тайнике богатства, он отложил несколько мешков с деньгами и отдал Прозоровскому со словами: «Это тебе». Но князь Пётр Иванович отказался, заметив, что, если б желал, уже давно мог бы завладеть всей этой казной.
Двоюродный брат Петра Ивановича — боярин князь Алексей Петрович по поручению Петра I в 1700 — 1701 годах на Северной Двине укреплял Архангельск и Холмогоры от возможного нападения шведов. В 1701 году он заложил крепость Ново-Двинку. Летом того же года шведские корабли попытались атаковать русское побережье, но были отбиты, а два из них приведены в Архангельск. Нашим современникам имя Алексея Петровича может быть известно по историческому фильму «Россия молодая», где он является одним из героев, показанным, правда, в весьма нелестном свете.
На княжне Варваре Ивановне Прозоровской (1750 — 1806), дочери генерал-аншефа, в 1774 году женился величайший полководец Александр Васильевич Суворов (1730 — 1800), граф Рымникский (с 1789), князь Италийский (с 1799), испанский гранд, князь королевства Сардинского с титулом «кузен короля», генералиссимус русской армии (1799), генерал-фельдмаршал австрийской армии, великий маршал пьемонтских войск. Семейного счастья не получилось, вскоре обнаружилась неверность Варвары Ивановны, и Суворов даже подумывал о разводе. Но супруги помирились и окончательно расстались только в середине 1780-х годов. От этого брака родились дочь Наталия, «Суворочка» (1775 — 1844), в 1795 году вышедшая замуж за обер-шталмейстера графа Николая Александровича Зубова (1763 — 1805), родного брата последнего фаворита Екатерины II Платона Зубова, и Аркадий (1784 — 1811), генерал-адъютант, генерал-лейтенант, отчаянный смельчак и талантливый военный. «Идеал офицера и солдата», Аркадий погиб во время русско-турецкой войны при переправе через ту самую реку Рымник, у которой когда-то одержал одну из своих блестящих побед его отец. Молодой Суворов утонул, спасая своего не умевшего плавать кучера, когда его коляска случайно опрокинулась.
Сыновьям Аркадия Александровича с их потомством в 1848 году Николай I пожаловал титул светлости, и таким образом они стали светлейшими князьями Италийскими графами Суворовыми-Рымникскими. Старший сын Александр Аркадьевич (1804 — 1882) в молодости был связан с декабристами. После подавления восстания его привели к Николаю I, но государь со словами: «Не хочу верить, чтобы внук Суворова был злоумышленник» — приказал следствие по его делу прекратить. В дальнейшем князь Александр участвовал в нескольких войнах, достиг чина генерала от инфантерии (1859), в качестве генерал-губернатора 14 лет управлял Прибалтикой (Лифляндия, Эстляндия и Курляндия), и в Риге до сих пор сохранился старинный замок, где находилась его резиденция. В 1861 году назначен петербургским военным генерал-губернатором, в 1866 году — генерал-инспектором всей пехоты, состоял членом Государственного Совета. Со смертью его сына Николая Александровича в 1893 году род светлейших князей Италийских графов Суворовых-Рымникских в мужском представительстве прекратился.
Кстати, внук «Суворочки» и Зубова — генерал-лейтенант Николай Владимирович Мезенцов (1827 — 1878), шеф жандармов и главный начальник III Отделения Собственной Е. И. В. канцелярии, убитый во время прогулки на площади в Петербурге революционером-народником С. М. Кравчинским (писал под псевдонимом Степняк-Кравчинский). Правнучка «Суворочки» и Зубова — Ольга Борисовна Нейдгарт (1859 — 1944) была женой российского премьер-министра Петра Аркадьевича Столыпина (1862 — 1911), а её сестра Анна Борисовна (1868 — 1939) — женой Сергея Дмитриевича Сазонова (1860 — 1927), министра иностранных дел в 1910 — 1916 годах.
Дальний свойственник Суворова князь Александр Александрович Прозоровский (1732 — 1809) также был видным военачальником. Он окончил Шляхетный сухопутный кадетский корпус, получил несколько ранений во время Семилетней войны (за храбрость под Цорндорфом произведён в майоры), во время русско-турецкой кампании 1768 — 1774 годов разбил 20-тысячную турецкую армию, осуществил переправу через Сиваш и штурмовал Перекоп. С 1783 года генерал-аншеф, в феврале 1790 года стал московским главнокомандующим и сенатором. На своём посту в Первопрестольной он оставался до марта 1795 года. За это время много содействовал развитию города, занимался планировкой Москвы и в 1791 году организовал Комиссию сочинения городу Москве плана, в работе которой принимал участие великий М. Ф. Казаков. Князь полагал, что необходимо выработать новый подход к планировке города, в частности «рассмотреть потребно переулки, которые с такими непристойными изворотами, что стыдно видеть сию связь улиц древней столицы».
Работа комиссии не успела завершиться при Прозоровском. Павел I назначил князя командиром 1-й Смоленской дивизии, но через несколько месяцев уволил с должности. Во время русско-турецкой войны 1806 — 1812 годов Александр I назначил старого вояку главнокомандующим русской армией в чине генерал-фельдмаршала, и Прозоровский попросил императора дать ему в помощники М. И. Голенищева-Кутузова. Однако отношения между полководцами вскоре расстроились. Стареющий и больной фельдмаршал не смог добиться успеха в военных действиях и в августе 1809 года умер в своём лагере близ Мачина.
Его дочь Анна с 1809 года была женой егермейстера князя Фёдора Сергеевича Голицына (1781 — 1826). Старший сын от этого брака князь Александр Фёдорович Голицын (1810 — 1898), внук полководца, в ноябре 1854 года получил право присоединить фамилию Прозоровских к своей и именоваться князем Голицыным-Прозоровским. Эта фамилия просуществовала, впрочем, недолго. Последним её носителем был сын Александра Фёдоровича — генерал-лейтенант князь Александр Александрович (1853 — 1914). Род же собственно князей Прозоровских пресёкся в 1870 году (последний в роде — генерал-майор князь Александр Петрович Прозоровский, внучатый племянник фельдмаршала).
Князья Дуловы.
Князяь Дуловы происходят от моложского князя Андрея Львовича, имевшего прозвище Дуло. Он находился на службе у последнего тверского князя Михаила Борисовича и вместе с ним бежал в Литву, где и умер. Сыновья Андрея Львовича — Иван и Григорий вернулись в Москву. В XVII веке князья Дуловы не поднимались выше воевод и стольников, а в XVIII веке этот род настолько обеднел и захудал, что его потомки утратили княжеский титул и потом, начиная с середины XIX века, неоднократно возбуждали ходатайства о признании за ними княжеского достоинства. Удалось это только в 1916 году.
В XX веке князья Дуловы внесли большой вклад в музыкальную жизнь России. Георгий Николаевич Дулов (1875 — 1940) был известным скрипачом и сам сочинил несколько скрипичных и вокальных пьес. В 1896 — 1901 годах он возглавлял в Петербурге струнный «квартет Мекленбургского», организованный герцогом Георгием Георгиевичем Мекленбургским, внуком великого князя Михаила Павловича. В 1901 — 1924 годах преподавал в Московской консерватории, став в 1912 году её профессором. Составил «Полный курс скрипичной игры» (12 тетрадей).
Его дочь — Вера Георгиевна Дулова (1909 — 2000) окончила Московскую консерваторию по классу арфы. Она приобрела мировую известность как виртуозная исполнительница-арфистка, в 1932 — 1984 годах являлась солисткой оркестра Большого театра, а с 1943 года преподавала в Московской консерватории (с 1958 года профессор). Ей принадлежат обработки для арфы ряда музыкальных произведений. Своим богатым исполнительским и педагогическим опытом Вера Георигиевна поделилась в книге «Искусство игры на арфе» (М., 1975). В 1976 году ей было присвоено звание народной артистки СССР.
В гербах родов, происшедших от ярославских князей, присутствует и герб Ярославля — идущий медведь, держащий на плече протазан. Эта эмблема известна с XVII века (таково изображение ярославского герба в «Титулярнике» 1672 года). Вероятно, она восходит к легенде об основании Ярославля на том месте, где князь Ярослав Мудрый убил медведя на глазах у местных жителей, что воспринималось в средневековой Руси как символ победы христианства над местными языческими культами (Ярославль находится на территории, где когда-то жили финно-угорские племена, одним из древних тотемов которых являлся медведь). К слову сказать, изображение охоты на медведя имеется и на фресках Софии Киевской, что также, по мнению некоторых исследователей, может служить отражением истории, связанной с именем Ярослава и основанием города Ярославля.