Кстати, в отчете нашего главного врача Ираиды Леонардовны, которая лично обследовала светлых и темных эйджел, обо всем этом сказано. По ее мнению, у нас на Земле в дикой природе подвид с таким телосложением существовать бы не смог и вымер бы от слишком частых переломов костей и проблем с добычей пропитания. Еще там было написано, что в ходе эволюции рода Хомо природа несколько раз шла подобным путем, когда для выживания требовались уже перечисленные мной преимущества, но так далеко никогда не заходила. В заключение Ираида Леонардовна сделала предположение, что предположительно это экстемально астеническое телосложение является адаптацией к существованию в условиях низкой гравитации. В таком случае это нормальное и оправданное телосложение.
Кстати, по данным, полученным от Лиут, темные предпочитают как раз пониженную гравитацию или полную невесомость, а вот светлые способны длительное время, не испытывая неудобств, проживать на планетах с нормальной силой тяжести. Или все-таки они испытывают эти самые неудобства, но тщательно это скрывают? Это тоже надо будет выяснить. Незначащих мелочей в таких делах не бывает и лишних, ненужных знаний тоже. Кстати, будем иметь в виду то, что бить эти создания не рекомендуется – можно поломать окончательно и бесповоротно. Кстати, это касается и темных тоже, причем, в первую очередь. Ведь это именно они, как правило, своей наглостью напрашиваются на трепку и могут стать предметом членовредительства.
Но вот, кажется, веки светлой эйджел дрожат – а значит, она уже почувствовала мое присутствие и просыпается. Ну что же – здравствуй, Настаз, приятно с тобой познакомиться. А теперь расскажи, мне как нам с вами сосуществовать, чтобы не пришлось поступать как неоримляне, в прошлый раз уничтожившие вас почти под корень, в том числе и путем тотальной ассимиляции. И ведь сами вы, эйджел, тоже хороши – наворотили такого, что не знаешь как и разгребать, и воевать с вами, по крайней мере в первое время, нам придется ни на жизнь, а на смерть.
Тогда же и там же.
Настаз – светлая эйджел, клан «Шепот тьмы»
Пробуждение было внезапным, как вылитая на голову холодная вода. Вот только Настаз смежила веки в сладкой дреме, и в этот момент перед ее взором никого не было; а вот она открывает глаза в страшной тревоге, а перед ее взором уже стоят двое хумансов в военных мундирах. Причем один из них имеет такой решительный и угрожающий вид, что Настаз как маленькой девочке хочется свернуться в форму эмбриона и спрятаться под лежанку. А второй… Настаз присмотрелась повнимательнее и обнаружила, что второй является просто голограммой – правда, воспроизведенной на очень дорогом и качественном оборудовании.
Голограмма подняла правую руку в стандартном для хумансов знаке приветствия и произнесла на торговом языке:
– Желаю тебе благополучия, ученая Настаз. Есть ли у тебя какие-нибудь жалобы и пожелания?
– Какое благополучие, жалобы и пожелание могут быть у невольницы… – на том же торговом языке с горечью ответила Настаз, опустившая ноги на палубу и севшая на лежанке и в то же время исподволь разглядывающая настоящего хуманса.
Какой-то он был не такой, но в тоже время в нем было очень много до боли знакомого. На протяжении своей достаточно длинной карьеры Настаз много раз встречала в разных мирах таких вот коротко стриженных, собранных, целеустремленных и волевых самцов, из которых получались великолепные Потрясатели Вселенной. Приведи такого к власти в небольшом клане, все остальное он сделает сам – и уничтожит соперников, и соберет орду, и пойдет с этой ордой в разрушительный поход до самого последнего моря.
И тут Настаз кое-что поняла. «Орда, – подумала она, растерянно моргая, – вторжение, и нашествие… Кто-то решил поработать по нашим политтехнологическим лекалам и послать варваров-хумансов в разрушительный поход на цивилизованный народ. На наш народ эйджел. Кто-то, кто превосходит нас так же, как мы превосходим якобы «цивилизованных» хумансов, собрал, вооружил и оснастил эту орду, дал ей вождя, после чего послал ее против нас. Мы смеялись на дикими хумансами с их концепциями одного единого и непостижимого Бога, или множества разных антропоморфных божков. Но теперь, перед лицом неодолимой силы, мы должны признать, что наш смех выглядел несколько преждевременным и несколько дурацким…»
Тем временем суровый хуманс посмотрел на изображение так, как будто рядом с ним был живой человек, и вполголоса сказал несколько слов.
«Варвар, точно варвар! – подумала Настаз. – Ни одна цивилизованная эйджел не обратила бы на голограмму никакого внимания. Мало ли кто там вещает из-за проектора. А у этого типа все мимические реакции говорят, что он полностью отождествляет голограмму с живым человеком, к которому относится со смешанными чувствами почтения и внутреннего превосходства.»
Тем временем голограмма снова подняла руку в знак внимания и произнесла:
– Твое благополучие, ученая Настаз, за последнее время значительно улучшилось. Император Шевцов говорит, что если ты будешь достаточно благоразумна, то сможешь выйти из этой запертой комнаты и стать одной из нас, равной среди равных. Но если ты хочешь, то можешь просидеть в этих четырех стенах весь остаток своей жизни, сколь бы длинной она ни была.»
Настаз почувствовала, как к голове ее прилила волна горячей крови, в глазах потемнело, а на губах появился солоноватый привкус ярости. Ей, высокородной светлой эйджел, предложили признать свое равенство с грязными дикими хумансами, по времени эйджел, только вчера слезших с дерева – а уже претендующих на главенство во Вселенной. Она даже не заметила, как, издавая горловое рычание, вскочила с лежанки и подобно кошке нацелилась в лицо хумансу остриями своих ногтей, больше напоминающих чуть притупленные когти. Еще мгновение – и случилось бы непоправимое, потому что ни Кандид, ни кто иной не сомневался в возможностях Шевцова не вспотев оторвать Настаз ее высокоученую голову и поиграть ею в футбол.
Но до таких крайностей не дошло. Всплеск ярости у Настаз прошел так же быстро, как и начался, и она с ужасов осознала, что чуть было не бросилась с одними когтями на профессионального хуманса-воина, очевидно, прошедшего полный курс боевой подготовки и обученного в том числе убийству эйджел, принадлежащих к враждебным кланам. Недаром же он ничуть не испугался ее демонстрации и смотрит на нее снизу вверх насмешливым взглядом серых глаз.
«Пустота меня побери! – подумала Настаз. – Я, конечно, выше его на три головы, но такое ощущение, что это именно он смотрит на меня сверху вниз! Причем смотрит как взрослый на неразумного детеныша, хотя должно быть наоборот. Неужто он не понимает, что сделал мне до предела оскорбительное предложение? Да, мы знаем, что мы и хумансы являемся близкой родней, настолько близкой, что у нас даже могут рождаться вполне жизнеспособные детеныши. Но это знание ранит нас сильнее отравленных одежд, потому что хумансы, оставшиеся на планете-праматери, все свое невеликое достояние добыли у природы сами, а мы получили дар, но так и не сумели его развить сверх того, что нам было дано. Из-за этого мы стоим на месте, а они идут, и вот-вот не только догонят, но и перегонят наш народ. На планету-праматерь еще Древними было наложено большое табу, но среди светлых эйджел уже идут разговоры, что, мол, было бы неплохо применить к живущим на ней хумансам технологии управляемого хаоса, уже хорошо отработанные на планетах-питомниках… А может, это уже не только разговоры и именно из-за этих воистину безумных идей на просторах Галактики и появился это корабль, битком набитый так называемыми «цивилизованными» хумансами, решившими разрушить древнюю цивилизацию эйджел.
Настаз опустила голову и вздохнула, из-за чего мизансцена в карантинном блоке стала внешне напоминать некую карикатуру на картину художника Решетникова «Опять двойка». Концепция «цивилизованности» хумансов – она ведь и пугала Настаз, но одновременно и манила. Много раз она задумывалась, до чего смогут дойти так называемые цивилизации хумансов, если перестать мешать их развитию, и каждый раз с ужасом осознавала, что полноценный выход хумансов в Галактику будет означать гибель всей цивилизации эйджел. С другой стороны, а какое ей дело до цивилизации, обычаи и технологии которой лично ее приговорили к мучительной и гарантированной смерти. И даже ее клан не стал бороться за ее жизнь и свободу, хотя она в нем была далеко не на последних ролях. Пусть гибнет вся цивилизация эйджел, но лично она, Настаз, будет жить и радоваться жизни среди так называемых цивилизованных хумансов. И, кстати, почему «так называемых» – ведь к ней, Настаз, они отнеслись вполне цивилизованно и, может, зря она оскорбилась тому предложению о сотрудничестве. Остается только вопрос с зачатой в ней темными эйджел дочерью. Ее надо либо срочно удалять, либо начинать воспитывать* в правильном ключе, а то потом будет поздно.
Примечание авторов: * мать у эйджел имеет возможность, изменяя эмоциональный фон, влиять на развитии у своей дочери тех или иных качеств характера. На последних неделях беременности это влияние начинает приобретать характер мысленных бесед матери и ее нерожденного ребенка. При близких контактах матери и дочери эта способность сохраняется и некоторое время после рождения, постепенно ослабевая после окончания периода грудного вскармливания.
Подняв глаза на начальствующего хуманса, именуемого «императором Шевцовым», и голограмму, Настаз тихо произнесла:
– Поскольку мой клан уже причислил меня к лику мертвых, а вы предлагаете мне почти равноценную замену, то я склонна согласиться, но должна предупредить, что в настоящий момент беременна ребенком темных. Если вы не планируете размножать в Галактике это абсолютное зло, то эмбрион желательно удалить как можно скорее, лучше всего прямо сейчас, пока я не почувствовала себя по отношению к нему матерью и он не стал мне дороже моей собственной жизни.
– Мы заранее знали о твоей беременности, – перевела голограмма ответ Шевцова, – и считаем, что ребенок ни в чем не виноват. Живи с ним, воспитывай его, рожай его и если ты все сделаешь правильно, то твоя дочь будет таким же полноправным членом нашего общества, как и ты сама. Это мы тебе обещаем.