На следующий день я уже пошла сдавать вступительные экзамены в институт, на психологический факультет. Наверное, я специальность эту выбрала только потому, что хотела разобраться в себе. Хотела наконец-то выяснить, что со мной не так? Почему вся моя жизнь пошла туда, где не светит солнце?
Ещё через пару дней я устроилась флористом в цветочный магазинчик, который находился недалеко от моего дома. Когда началась учёба, днём я ходила на пары, а по ночам зубрила учебники, сидя в своём цветочном магазине и одновременно заворачивая букеты.
Вот только когда родился сын, я полностью осознала, что такое трудности. Я не брала академический отпуск, потому что мне хотелось быстрее всё закончить и устроиться на нормальную работу, чтобы хоть начать по-человечески питаться и одеваться.
Сына я брала на пары, а по вечерам с ним сидела няня, или он спал у меня в магазине в старенькой коляске, которую мне отдала моя соседка по подъезду от своих троих детей. Легче стало, когда Никита пошёл в садик. А самой большой радостью для меня было то, что сын почти никогда не болел. И это давало мне возможность нормально учиться и выходить на работу. После окончания института мне предложили работу в одной коммерческой организации штатным психологом. В этой организации я работаю и по сей день.
Сейчас мне двадцать восемь лет, я работающая мать-одиночка, у которой нет времени даже на свидания. Потому что если ты мать, да и ещё одна, без какой-либо помощи, то тебе приходиться выживать.
У меня каждый день – это день сурка. Утро начинается не с кофе, а с каши для сына. Потом я веду его в школу, бегом бегу на работу, на которой иногда времени даже на обед не хватает. После работы я иду за сыном в школу. Спасибо тем людям, которые придумали продлёнку и секции, которые находятся в школе, а не там, куда нужно ещё полдня добираться. Дома мы вместе учим уроки, ужинаем, я укладываю его спать, а потом готовлю на завтра. Уже глубокой ночью я принимаю душ и без задних ног валюсь спать. А с подъёмом будильника день начинает повторяться заново. В выходные дни, когда нет работы, появляется такая обязанность, как уборка в доме, стирка, глажка. И в свободное время мы с сыном выходим гулять в парк или в кино. И вот, живя в таком графике, у меня навряд ли найдётся хоть свободная минута на себя, не говоря уж о каких-либо кавалерах.
У меня даже подруг нет, чтобы я могла поговорить с кем-нибудь по душам или посидеть и выпить бутылочку вина, забыв про все проблемы. Время – вот единственная единица в моей жизни, которой не хватает. Если бы только в сутках было не двадцать четыре, а хотя бы на пару часов побольше, я хоть выспаться нормально смогла.
– Виктория Романовна, вы меня слушаете? – женщина вывела меня из своих личных воспоминаний.
– Что? Ах, да, конечно, слушаю! Просто ушла в себя. Обдумываю вашу ситуацию.
– Хорошо. Так вот что я хотела ещё вам сказать…
Парадокс моей жизни таков, что, помогая людям, я оставляю себя без помощи, наплевав на свою личную жизнь. Иногда задумываюсь, а что будет потом, когда Никита вырастет? У него будет своя семья, он отстранится от меня. А что останется у меня? На моё место придут молодые специалисты, и меня спишут в разряд запасных. Ведь сколько на нашем свете одиноких женщин, которые не могут найти своё счастье, так и остаются одинокими. К сожалению, таких много, и я, похоже, пополню их ряды.
Глава 2
Андрей
Полгода уже прошло после их смерти, а я не могу находиться дома, там всё напоминает о них, о моих любимых. Смогу ли я когда-нибудь смириться с их потерей? Навряд ли. Такое не забудешь, просто так не выкинешь из головы.
Неизвестно, какая уже по счёту сигарета за час, но легче так и не становится. Первый месяц я беспробудно бухал, пока Фил не вытащил меня из этого состояния. Не знаю, как ему удалось выгнать меня из дома, но всё же я начал работать. Со злости поувольнял половину сотрудников, которые появлялись мне на глаза в ненужный момент. Во мне постоянно бушует злость, которую я не могу никуда выплеснуть и ничего не помогает. Ни запой, ни сигареты. От всего этого становится только хуже. Я перестал существовать, чувствовать, воспринимать людей и их чувства. Мне стал безразличен каждый день, прожитый на этом свете.
Первую неделю после их смерти у меня был шок. Я отрицал всё происходящее, мозг ещё думал, что это просто плохой сон, они сейчас зайдут в дом, и всё будет хорошо, как и раньше. Мы вместе поужинаем, а потом сядем всей дружной семьёй за просмотр мультика. Но когда всё-таки понял, что это не дурной сон, а самая настоящая реальность, то думал, что сдохну. Да я и пытался всё для этого сделать. Ну а теперь я уже несколько месяцев нахожусь в депрессии. Или как там называют это состояние, когда тебе всё безразлично? Вся моя жизнь стала как чёрно-белое кино, где я ненавижу ночи, потому что ночью нет работы, и я не знаю, на что переключиться. И мне на помощь приходит старый добрый алкоголь. Он не спасает, но с его помощью я отключаюсь от реальности.
Когда становится совсем невыносимо, я напиваюсь до бессознательного состояния и просто отключаюсь там же, где и сидел. А с утра всё начинает повторяться заново, словно чёртово колесо, от которого, кроме как поблевать, больше ничего не хочется. Не знаю, сколько ещё смогу так продержаться, но надеюсь, что недолго.
Он сидел в своём кабинете, где сегодня и ночевал, чтобы не ехать домой и не видеть эти стены, которые он хочет снести и не восстанавливать. На нём была чёрная рубашка не первой свежести, чёрные брюки от делового костюма, а на лице щетина недельной давности. Андрей пытался вчитаться в договор, но все буквы расплывались по бумаге, и он не мог уловить суть контракта. Отшвырнув подальше от себя бумаги, он откинулся спиной на спинку кресла и, запрокинув голову, стал внимательно рассматривать оштукатуренный потолок. Ужасно хотелось курить, а ещё голова раскалывалась от боли, словно ещё секунда и она взорвётся и разлетится на осколки. Он упёрся ногами в пол и оттолкнулся. Его кресло мгновенно отъехало от стола. Мужчина быстрым движением встал и подошёл к скрытому бару, который находился у него в шкафу. Открыл его, плеснул в бокал виски и, кинув пару кубиков льда, опрокинул бокал, осушив его одним глотком. Но этого ему показалось мало, и мужчина снова наполнил ёмкость и сел обратно за стол. Меньше чем через минуту раздался стук в дверь его кабинета.
– Босс, у нас проблема, – в открытую дверь вошёл его заместитель Жора, который вот уже несколько лет трудится на Беркутова в поте лица.
– Какая на этот раз? – он отвлёкся от бокала с виски и поднял голову на своего заместителя, который принёс мне недобрые вести.
– Наше судно арестовали в порту, – почти полушёпотом произнёс мужчина.
Жора прекрасно знал, каким бывает Беркутов, когда у него идёт всё не по плану, а тем более из-за его нынешнего душевного состояния. Никто из сотрудников не пытается даже мимо его кабинета пройти, чтобы не попасть под горячую руку босса.
– Твою ж… Какого хера, Жора? Что сейчас с грузом? – вскочил со своего места и заорал на парнишку, который стал пятиться обратно к двери.
– Эм-м… Я не знаю! – опустил он свои глаза в пол, теребя в руках шариковую ручку.
– Чего?! – изумлённым взглядом посмотрел Андрей на своего сотрудника. – Блядь! Жора, у нас арестовали груз на несколько миллионов долларов, а ты не знаешь, что с ним?! Какого хера я тогда тебя держу у себя? Может, мне лучше разжаловать тебя и снова отправить на рынок ящики таскать? – снова раздался очередной крик Беркутова, казалось, что от его гнева окна потрескаются.
– Нет, босс!
– Тогда какого хрена ты ещё здесь стоишь и смотришь на меня? Чтобы через двадцать минут отчёт по грузу был у меня! – заорал я на весь кабинет, и мальчишку словно ветром сдуло.
– Есть! – помощник выбежал из моего кабинета, громко хлопнув дверью. А я вышел из-за стола, подошёл к окну, открыл его и, взяв трясущейся рукой сигарету, закурил. Моё судно, которое переправлялось через границу с товаром, было зарегистрировано как грузовое и все посты, стоящие на пути, были давно уже куплены. Кроме пары приближенных, никто не знал, что мы там перевозили. А это значит, что к кому-то поступила запретная информация, и он решил на ней нажиться.
– Ты чего разорался-то? – раздался мужской голос за моей спиной. – Ты Жору видел? Он сейчас валерьянку пить будет.
– Да хоть яд он там пьёт. Пусть лучше угостит. Груз арестовали в порту, – поделился я и выпустил пару колец дыма изо рта.
– Херово. Нужно как-то его оттуда доставать, – спокойным голосом проговорил Фил.
– Жора сейчас всё узнает. Если что, побольше положим, кому нужно. Но это уже не в первый раз за месяц такое. Нужно что-то решать, – повернулся я к Филу, который уже с удобством разместился на моём кожаном диване.
– Беркут, может мне сегодня побыть с тобой? Сходим в стрип, закажем девочек, отдохнём, – осторожно проговорил друг и посмотрел на меня.
– С чего такая забота?
– Просто ты последнее время на всех срываешься. Парни вон вообще боятся с тобой наедине оставаться. Я всё понимаю, ты не можешь ещё забыть Дашку с Ромкой, но…
– Заткнись, слышишь? Закрой свой рот и не говори о них! – ну вот, опять сорвался. Сердце заколотилось как бешеное, руки задрожали, тут же достал ещё одну сигарету и прикурил. Раньше сигаретный дым хоть как-то успокаивал, а сейчас от него никакого толку.
– Брат, но так нельзя. Жизнь идёт, и хочешь ты этого или не хочешь, но ты будешь жить дальше, и их не вернёшь. – Фил на минуту остановился и, смотря на меня, встал с дивана. Подошёл к окну и тоже закурил.
– Ты что, в психологи заделался?
– Я нет, но знаю одного, точнее, одну. Хороший спец. Знакомый рассказал. Может, сходишь, а? – я сначала думал, что он шутит, но взглянув в его глаза, понял, что не шутит. Не хватало мне ещё его сочувствия. И так хватает этих взглядов от других.
– Чтобы я пошёл к мозгоправу? Нет уж! Если уж приспичит, то лучше ствол к виску и всё пройдёт.