В рекламных… Чего?!
— Не делай такое лицо, — усмехнулся Габриэль, откидывая в сторону очередную выкрученную ножку. — С тех пор как изобрели страховку предметов ценностей, которая покрывала бы потерю, рынок значительно поменялся. Обойти сигнализацию, артефакты и вынести что-то из музея или галереи под носом охраны и магов стало намного рискованнее. Вот почему воруют только или очень дорогие вещи, которые осядут в частных коллекциях, или произведения искусства, которые реально сбыть на черном рынке за очень приличную сумму, покроющую все риски. Каждое такое ограбление всегда сопровождается сильной шумихой в прессе, которая играет только на руку владельцу или художнику.
Габриэль поднялся и критически осмотрел то, что осталось от стола.
— Я платил Джулии. Она воровала мои работы, перепродавала и делала меня чуть более знаменитым в наших кругах, а себя значительно богаче.
Мужчина умолк, немного помедитировал, глядя на заклинившую столешницу, и… хладнокровно вынес ту с ноги.
Раздраженно гремя и проклиная все вокруг, столешница скатилась по лестнице и безвольно замерла внизу. Габриэль довольно улыбнулся. Я подскочила.
— Эй-эй, дикарь, полегче! Дед же покарает нас за любой скол, — всполошилась я, вклиниваясь между довольным мужчиной и проемом, чтобы ощупать последний руками. Но была грубо перехвачена и прижата спиной к стене.
Габриэль навис сверху, упираясь одной рукой о стенку у меня над головой, а вторую опустил на талию. Надо уточнять, что тоже мою?
— Лисичка попалась…
Я подняла голову, глядя в черные с намеком на тайну в глубине мрака глаза, и мысленно дала добро на поцелуй. Шокируя своей серьезностью, Габриэль медленно наклонился и замер возле самых моих губ, заставив сердце стучать. Почему-то кинуло в жар и дико захотелось прижаться к нему. Почувствовать ответное тепло и твердость его тела.
И поцеловать.
Предки, как же сильно я хотела преодолеть расстояние до его приоткрытых губ и поцеловать!
— Лисичка, — шептал мужчина, отстраняясь всякий раз, когда я пыталась встать на носочки и дотянуться до него.
Габриэль дразнил, вторгался в личное пространство, обещал долгожданное прикосновение губ и языков и не давал обещанного. И это распаляло все сильнее и сильнее.
Его рука перестала смирно лежать на моей талии, опустилась вниз, по-хозяйски властно ощупала нижние девяносто и поползла вверх ласкать спину и охотиться на молнию.
Мои собственные конечности, никогда не отличавшиеся особой смелостью по отношению к парням, поймали его за пояс штанов и требовательно притянули ближе.
— Лисичка… — ободрительно шепнул мужчина и вжался в меня бедрами.
Я задыхалась от тесноты, от желания и уже не могла думать ни о чем другом, кроме как о том, чтобы закончить эту сладкую пытку.
Всегда думала, что самое приятное — это поцелуи. По крайней мере, именно от поцелуев, взглядов и прикосновений обычно сносило голову всем барышням из проглоченных мною книг.
Всегда думала, что самое приятное в близости — это сам процесс. По крайней мере, именно от толчков и громких стонов всегда приходили в восторг барышни из литературы с пометкой «для лиц, достигших совершеннолетия».
Но Габриэль открыл мне другую истину: предвкушение и ожидание может быть в сотни раз более неприличным, волнительным и сексуальным.
Бессильно застонав и, кажется, окончательно слетев с тормозов, я просунула ладонь под его футболку, погладила напряженный пресс, провела коготками, опустила руку ниже и требовательно сжала подтверждение его желания.
Габриэль охнул. Отстранился, развернул меня лицом к стене, толкнул и прижался всем телом.
— Моя маленькая порочная притворяшка, — хрипло посмеялся он, мягко прикусывая мочку уха.
Я застонала, громко и требовательно, наклонила голову, подставляя шею под дорожку поцелуев, спускающуюся вниз, и закинула руки назад, чтобы обнять его за шею и притянуть ближе.
Но, очевидно, Габриэль задался целью не играть по правилам.
Убрав мои руки, он опустился на корточки. Его руки легли на мои усталые за день суматохи щиколотки и решительно поползли вверх, попутно задирая подол платья.
И вот в этот КРАЙНЕ неподходящий для ограбления момент двое идиотов решили вломиться в книжный магазин.
Как мы это поняли?
Просто даже самый мерзкий и гиперактивный кот не в состоянии наделать столько шума. Коты не взламывают замки на входных дверях, не дышат так шумно и уж точно не топают как два здоровенных мужика, старательно крадущихся между стеллажами книжного магазина, укутанного во тьму, точно в одеяло. Да, и еще! Коты уж точно не орут, как человек, только что ушибивший мизинчик.
Габриэль встал и прижался ко мне. Его сердце бешено колотилось о ребра, грудная клетка ходила ходуном, а в штанах… в общем и целом, там все рассчитывало явно не на такой исход дела.
— Да что за невезение, — глухо прорычал Габриэль, зарываясь носом в мои волосы и крепко сжимая ручищами плечи. Я лишь согласно застонала в ответ.
Желание спускаться и устраивать разборки подняло голову, зевнуло и предложило отложить это дело. Жаба, душившая всякий раз, когда речь заходила о расставаниях с ценными пустяками, попыталась было квакнуть, но ее быстро заткнул сексуальный опыт, который уже нацелился заполучить новый урок и отступать не планировал.
Неизвестные самоубийцы громко протопали сперва в одну часть зала, пришли в тихое негодование и заспешили к конторке, где стояла касса с выручкой за день. Последовавший за этим звук был таким, будто кто-то не самый разумный попытался побрить железный лист острой бритвой. Причем руки цирюльника дрожали, а сам лист сопротивлялся.
— Клянусь, я сейчас кое-кого прибью.
— В очередь, красавчик! — кровожадно улыбнулась я и вывернулась из таких волнующих объятий. — Сейчас я покажу им книжкину мать!
Подхватив юбку, преисполнилась жаждой убийства и с воинственным видом двинулась вниз, но была поймана и обезврежена категоричным:
— Так, мать, в сторонку! — Габриэль решительно оттеснил меня, поравнялся и быстро чмокнул в нос. — Поднимись и прихвати что-то тяжелое, моя воительница.
Совет показался дельным, поэтому я даже спорить не стала. По возможности бесшумно поднялась на площадку, свернула в сторону кухни и вляпалась во что-то холодное и мерзкое.
Ругнувшись и отдернув ногу от мокрого, присмотрелась и только тут сообразила, во что влезла голыми ногами.
Воинственность моментально куда-то сбежала, оставив вместо себя низенький и вечный страх.
— Габриэль, — шепотом позвала своего защитника, отступая обратно, — тут следы…
— Что?
— Говорю, здесь чьи-то следы!
— Что?!
— Следы, Габриэль! Тут кто-то ходил в мокрой обуви!!!
— Что?!!!
Я раздраженно зарычала и сжала кулаки. Вот откуда это дурацкое ощущение, что мы миллион лет в браке?
За окнами сверкнула молния. Опережая раскат грома, позорно опоздавший за событиями, кто-то попытался вынести дверь, но перепутал с витриной.
Слава Предкам, дедушка поставил стекло с сеткой заклинания от погрома или категорически «случайно» брошенного камня. Витрина выдержала, чего нельзя сказать о нервах грабителей, на которых обрушился гнев Габриэля, прерванного в процессе соблазнения прехорошенькой девушки.
Снизу послышался звук потасовки, ругань и характерный звук падающих из шкафа книг. Кто-то болезненно взвыл, что-то громко брякнулось об пол и только предки ведают, почему дверь таки сорвалась с петель и на улицу под проливной дождь выскочили три полубезумных мужика.
— Стоять! — надрывал глотку Габриэль, пускаясь в погоню.
Я осталась одна-одинешенька. Это не считая кактуса.
И книг.
И странных следов наверху…
— А я уж начал переживать, что эти идиоты так и не выманят твоего дружка.
Взвизгнув от неожиданности, я подпрыгнула и развернулась.
— Ты! — выпалила, сжимая кулаки.
— Привет, детка.
С нахальной улыбкой победителя по жизни Тони отсалютовал вилкой и продолжал трескать прямо из контейнера еще тепленьких креветок в кляре. Моих, между прочим, креветок!
— Ты как сюда попал?!
Собеседник глянул на меня с тем особым выражением снисхождения, какое мелькает на лицах взрослых дядей, когда забавный карапуз спрашивает очевидные глупости.
— Перехватил курьера, нанял двух идиотов, чтобы отвлечь твоего пижона, поднялся по пожарной лестнице наверх и едва не стал тем, кто держит свечку и советует позы.
На улице шарахнул гром.
— Вот, слышала? — поднял вилку Тони. — Это упал уровень твоих требований к парням. Клянусь, меня едва не стошнило на ковер при виде ваших обжиманий у лестницы.
Я запоздало оправила юбку и обняла себя за плечи. Судя по крайне мерзким ощущениям, лицо стремительно заливалось краской стыда.
Тони хмыкнул и поплелся на кухню.
— Ты зачем пришел?
На фоне моей попытки быть грозной Тони оставался все таким же безмятежным оптимистом с повадками кота. Ну, знаете, того самого кота, которые заводятся в домах сами собой: просто приходят и начинают вести себя так, словно обитали в этих стенах всегда.
— Посочувствовать насчет разбитого сердца, поздравить с первым удачным ограблением, — быстро перечислил парень, доставая чистый стакан и наливая воду. — Ну, и под шумок хочу пригласить тебя в свою новую команду. Ты ведь не откажешься, правда?
— Одну минуту, я гляну в ежедневник, есть ли там минутка для кражи чего-то ценного, — съехидничала я, попутно подходя и отбирая свой контейнер с креветками.
Нет, доедать за ним я, естественно, не собиралась. Мало ли какими бактериями он обчихал вкусняшки в кляре. Чего доброго, подцеплю острое несварение честности с осложнениями на совесть. Оно мне надо?
— И я ничего не крала, так что поздравлять не с чем! Так-то.
А потом что-то в плутовской улыбке жулика и вора со стажем заставило мои внутренности покрыться корочкой неприятной наледи. Она-то и остудила весь пыл и в один миг погасила надежды.