– Гошан, еб твою! Сука! – из кустов показались Влад и Димон. Они ошалело оглядывали побоище. Влад щелкнул выкидушкой и бросился к Лене. Лезвие метило в лицо. Лена швырнула в него полупустую бутылку. Промахнулась – бутылка пролетела над плечом Влада и врезалась в голову застывшему истуканом Димону. Мужчина покачнулся, но удержался на ногах, ошеломленно таращась на Лену.
Влад уже был рядом, скользил по матрасу, пропитанному кровью. Дикая гримаса исказила красивые черты. Лена чудом увернулась от летящего в лицо ножа, сжала руку в кулак и ударила, изо всех оставшихся сил. Кулак врезался в лицо Влада, а кольцо – в глаз. Влад удивленно хрюкнул, отшатнулся. Подвывая, закрыл рану ладонью. Из-под нее сочилась кровь, капала на матрас. Лена выдернула нож из ослабевшей руки мужчины и била, била, била, в грудь, живот, лицо.
В какой-то момент ее схватили сзади, попытались оттащить, но она вывернулась, рыча, как дикий зверь, голая и скользкая от крови, которая теперь покрывала все тело, и ударила уже в другом направлении, в мягкий живот Димона. Провернула, выдернула. Отползла.
Дальше было время забытья. Лена то отключалась, то приходила в себя. Все вокруг было красным, весь мир. Красный пол, зеленый потолок. Лена хихикала, бормотала, ползала в поисках бутылки: воды, водки, все равно. От тел поднимался тошнотворный душок.
День клонился к вечеру, и в шалаше начало темнеть. Тогда Лена кое-как поднялась на ноги и побрела сквозь заросли. Минут через десять вышла на пустынный пляж – кусочек берега, окруженный скалами. По крутому склону вилась тропинка, показываясь и вновь теряясь между деревьев.
Лена тронулась в путь.
Михаил Гоминин – «Самое лучшее в жизни»
Любые совпадения имен или моделей поведения персонажей с реальными людьми – дикая случайность.
1
Саня ненавидел Жучку – мелкую собачонку породы двортерьер. Рыжая сука попортила с дюжину его штанов и оставила на заднице пяток шрамов. А еще этот подернутый бельмом глаз!..
Увы, для Сани имелось одно «но»: хозяином Жучки был Колян – его лучший друг. Увы для Жучки, после очередного посягательства на ягодичную мякоть Сане на это «но» сделалось «по».
Предположив, что яд отправил Жучку в собачий ад еще ночью (такая доза да на полтора килограмма убожества), он поспешил в гости к Коляну, чтобы вместе с ним «скорбеть» по рыжей суке.
Он вошел в непривычно тихий двор, и (открыв рот, чтобы осведомиться: «Что это сука твоя не гавкает?») без стука распахнул дверь дома.
Вопрос застрял в горле.
Жучка и вправду оказалась мертвой.
Вот только Саня не ощутил удовольствия от вида издохшей псины, ибо она была натянута на хозяйский член.
Колян стоял посреди комнаты с закатанными под лоб глазами, одетый в одну Жучку, и почесывал усопшую за ухом.
– Христос Воскресе?
Глаза Коляна открылись. Он ненароком потянул Жучку за шкуру, от чего открылись и ее глаза.
– Бля! Санька! Испугал, гад! – Колян, как всегда, гакал.
– Чем маешься?
– Да так, – сказал Колян, продолжив гладить Жучку.
Не в силах на это смотреть, Саня попятился назад.
Колян – некрозоофил. Кто бы мог подумать? Интересно, он «натянул» ее еще до того, как она окоченела, или…
Метающийся по двору взгляд зацепился за собачью миску. В ней нетронутым лежало то самое отравленное мясо.
Вот те раз.
Он снова вошел в дом.
– А с Жучкой что?
– Бля, умерла.
– Спасибо, Кэп. Произошло это как?
– Бля, вынес я ей вчера пожрать мяса того, что ты принес. Поставил миску, она к ней, к миске, мордой, а ко мне жопкой. Ты ж знаешь, что у меня секса давно не было?
– Угу. Настолько давно, что никогда.
– Бля, вот-вот, я знал, что ты поймешь, ты ж тоже окромя рук ни с кем не трахался.
– Ты это к чему?
– К тому, бля, что у Жучки была классная жопа, и я потерял контроль. Схватил ее под мышку, забежал в хату и… – Колян стер покатившиеся слезы. – Туды-сюды, и она сдохла.
– А дальше что?
– Похоронил ее. Зарыл в огороде.
– Кого зарыл? Вон же она у тебя…
Только сейчас Саня заметил, что рыжая шерстка местами запачкана землей.
– Ты что, вырыл ее?
– Ага. В час ночи. Потом в шесть утра. И перед твоим приходом.
Повисла пауза.
Висела она с пару минут, пока ее не нарушил Колян своим оргазмом:
– А-а-а! А-а-а! Сра-а-ань! Фух, я все. – Он посмотрел просветлевшим взглядом на Саню и протянул ему мертвое животное. – Будешь?
– Конечно, буду. Но не Жучку.
– А кого?
Губы Сани растянулись в плотоядной улыбке.
– Ба-а-арси-и-ик, кис-кис-кис.
2
В очередной раз предав Барсика и Жучку земле, Колян сказал:
– Бля, если с ними так хорошо, представь, каково с бабой. А если она еще и живая!..
– С бабой живой, конечно, хорошо, но разве она нам даст?
– Я, кстати, хотел об этом поговорить, – лицо Коляна сделалось серьезным. – Ты уж, Сань, прости, но мне кажется, нам не дают из-за твоих усов.
– Моих усов?
– Ну да, они ж у тебя бабские. Вот телки и видят в тебе на этом, бля, на подсознательном уровне бабу и не хотят с тобой трахаться. А так как ты для них на подсознательном уровне баба, то про меня они думают, что я парень этой бабы, то есть, занятый пацан. Так что и мне не обламывается.
– А может, все проще и их отпугивает твоя вонь? Мои усы, Колян – это внешность, а женщинам внешность не важна. А вот твой запах – это пиздец, а пиздец – он, как говорится, неизлечим. Я-то могу усы сбрить, а вот ты даже после бани воняешь.
– А давай тогда ты побреешься, и мы пошукаем бабу с насморком?
– Можно, конечно, но у меня есть идея получше.
– Что-то лучше, чем бабская писька?
Оба покосились на могилку.
– Лучше, – Саня пальцем стал выводить на рыхлой земле буквы. – Читал я тут роман один. Жалко, ридер поломался, не успел дочитать.
– И что там было?
– Там описывалось то, после чего письки становятся таким же наслаждением, как «Оливье» второго января. Читай.
Он указал на могилку.
– Э-э-эд.
– Читай полностью.
– Эдва-а-ард Ли Г-Го-о-ол… Го-ло-вач.
3
Чтобы понять, почему у друзей не складывалось с противоположным полом, стоит их описать.
Саня гномьим ростом был обязан отцу. Нет, человек, которого он называл батей, имел нормальный рост, а вот сосед… тот с легкостью мог не только побултыхаться в ванной, но и проплыться в ней. От матери Сане достались жиденькие усики и густая монобровь. А еще он любил читать книги Уайта, Кетчама, Донцовой и Ли.
Колян – полная противоположность.
Детина под два метра ростом. Лицом он был похож на исполинского козодоя. Кривые, как ноги кавалериста, зубы. Чебурашьи уши.
Вечно окруженный смрадом потных носков.
Наделенный титаническим членом и обделенный умом.
4
Виктор Павлович Порядков – участковый – любил, чтобы на его участке был порядок. А еще он любил бесплатный минет от близняшек.
Порядков усладил взор залитыми спермой личиками, после чего запрятал мужское достоинство обратно в трусы.
– Эх, девки, в Москву вам надо. Такой талант пропадает тут. Вас же никто, кроме меня, по достоинству не оценивает.
– Можно пойти умыться?
– Умыться? Хм, молодежь. Ладно, идите, умывайтесь, зубы чистите.
Надев форму, Порядков вышел из дома близняшек. Он уже сел в служебный «Уазик», когда пришло sms от дочери Насти: «Привет папочка:* Приеду в субботу в 8. Встретишь? Люблюцелую:-)».
Захотелось услышать голос дочери.
Он позвонил ей. Она не ответила.
Не пьяная ли ты, Настюш? Не пошла ли в маму?
Марина, его бывшая жена, была охочей к горячительным напиткам еще с юности. Алкоголизм она отрицала даже перед смертью, когда глушила вызванную отказывавшей печенью боль разбавленным спиртом. Даже во время беременности она втихую присасывалась к бутылке, после чего Порядков находил ее спящей в луже рвоты. К его радости, на внешности или умственных способностях дочери это не сказалось. Смазливая беляночка. Студентка меда. Сейчас институт вымаливал у нее согласие на то, чтобы отправить ее в Европу отучиться на эпидемиолога. Но Настя строптивилась.
Порядкову же было все равно, станет его дочь эпидемиологом с дипломом международного образца или патологоанатомом отечественного пошива – лишь бы не пробудилась материнская тяга к алкоголю.
Пост-минетную расслабленность вытеснила мрачная дума о пьяной дочери.
Тяжело вздохнув, он завел двигатель.
5
– Бля, в голову? – уточнил Колян.
– Ага, выпиливаем отверстие и прямо туда.
– Сразу вдвоем?
– Да нет, по очереди. Сначала я, потом – ты.
– А почему ты первый?
– Потому что я читал Ли, а ты нет.
– И что?
– А то! И вообще, кто первый, кто второй – сейчас неважно. Для начала нужно подготовить место и инструменты.
– Бля, давай у меня в подвале.
– Там холодрыга собачья. Давай лучше на летней кухне.
– Давай.
– Так, – сказал Саня, примеряясь к столу, – нужно будет подпилить ножки, а то я не достаю.
Колян тоже примерился.
– Бля, тогда для меня вообще низко будет. Давай лучше ножки подлиннее присобачим, а ты будешь на табуретку залазить.
– Я на табуретку не полезу. Слушай, а давай стол в курятник перенесем.
– Нах?
– Смотри. Там земляной пол. Мы у стола ножки под меня подпилим, а под тебя ямку выкопаем. Когда я буду телку пердолить, мы ямку досками прикроем, чтоб я на них стоял, а когда ты – уберем. Ты в ямку станешь и как раз на уровне окажешься.
– Бля. Ну и голова ж ты, Саня!
– А то.
К вечеру курятник был вычищен. Пережившие акт содомии куры прятались по двору, не пережившие – покоились рядом с Барсиком и Жучкой.
Ножки решили не подпиливать, а вкопали в землю.
На столе лежало пять метров бечевки, электродрель с аккумулятором и кольцевой пилой диаметром 50 мм.
– Уже представляю, как мы тут кого-то пердолим, – сказал Колян, и, фантазируя, закатил глаза под лоб.